Зато увидел в сумерках горящий в лесу огонёк костра, который буквально заворожил меня. Я сидел на палубе и смотрел на него, а ветер усиливался и обдавал меня брызгами волн. На великой и могучей реке, убегавшей, петляя, на север, начинался почти шторм. Одинокая и замкнутая жизнь на маленьком пароходе способна навеять тоску, и я уже рвался посмотреть на лица сидевших у лесного костра людей, жаждал вслушаться в песнь леса, посмотреть на оранжевые языки пламени, весело лижущего большие поленья, понаблюдать на пляшущими на стволах деревьев тенями, увидеть, как меркнет последний луч солнца. Какой здесь лес! Без конца и без края, настоящая тайга! Уверен, что люди не созданы для жизни в городах.
Четверг, 11 сентября.
На следующий день рано утром мы поплыли дальше, но дул сильный встречный ветер, так что продвигались вперёд мы с большим трудом, тем более что шли одновременно и против течения, и против ветра.
Всё тот же пейзаж, только заметно выше стали деревья да чаще встречаются корабельные сосны и строевые деревья.
Попадаются участки, где хвойный лес совершенно выгорел и остался один лиственный. По берегам у края обрыва и здесь, и ниже по течению везде встречаются аккуратно сложенные штабеля дров. Наверное, это сделано для пароходов, которые, если у них закончится топливо, смогут подойти к берегу и пополнить свои запасы.
Перед полуднем я вижу низкий кряж где-то далеко на юго-востоке. Если не принимать его во внимание, то местность всё такая же плоская. Довольно часто проплываем мы мимо деревень. На берегу пасутся лошади. Чувствуется, что мы заплываем всё дальше и дальше к югу, потому что места становятся всё населеннее.
Деревни появились довольно неожиданно, я и не заметил, как число их возросло, а они идут всё чаще и чаще. Сначала на севере попадались лишь кучи изб или даже одинокие дома на берегу Енисея, где была почтовая станция или жил какой-нибудь купец-перекупщик. Затем деревни становились всё больше и больше, но между ними по-прежнему были большие расстояния. Затем вдруг в деревнях стала появляться большая улица, вдоль которой выстраивались избы. А затем уже пошли настоящие деревни, и отстояли они друг от друга совсем недалеко. Селения эти очень похожи друг на друга. Невысокие, четырёхугольные, хорошо построенные избы ставятся вдоль береговой линии на обрыве. Под обрывом у реки развешаны для сушки сети и лежат вытащенные на берег лодки. Разница заключается в основном в наличии или отсутствии в деревне церкви. Деревня, в которой есть своя церковь, понятно, более «важная», чем «обычная» деревушка без оной.
Чем живут эти люди, сказать довольно сложно. Надо полагать, что средства к существованию даёт рыбная ловля, охота, торговля с коренными народами, особенно скупка мехов. Кроме того, тут занимаются разведением скота и кое-где оленеводством. Землю тут практически не возделывают.
Чудесный тёплый вечер. Хотя по-прежнему дует встречный ветер, на палубе можно находиться без верхней одежды и чувствовать себя прекрасно. Мы на 64°40' северной широты, а это севернее нашего Намсоса. По-видимому, в Сибири не так холодно, как принято считать. Здешние зимы, конечно, очень суровы, но вот лето бывает необыкновенно жарким. В тёплое время года очень кусают комары, их тут целые тучи, но есть напасть ещё и похуже — мошкара. Востротин говорит, что насекомые не дают коровам летом нагуливать жир, и несчастные животные толстеют только зимой на сене.
В пять вечера подошли к низкой песчаной банке посреди Енисея под названием «Зырянский песок». Там были поставлены несколько остяцких чумов. Поскольку мотор надо было прочистить, мы остались тут на ночь. Когда мы сошли на Зырянский песок, то в чумах обнаружили только женщин и детей. И ещё был там один хромой и скрюченный калека с перевязанной головой и перебинтованным глазом. Мужчины отправились ловить рыбу. Все взрослые понимали по-русски. У двух женщин в возрасте были грудные дети. Один ребёнок лежал в люльке, которая мне больше всего напомнила подвешенный футляр от скрипки. Это обычная форма люльки среди енисейских остяков.
Ещё одна женщина, помоложе, показалась мне очень смуглой, но я никак не мог понять, что тому виной — грязь или цвет кожи. Лицо было широким и скуластым. Она выглядела доверчивой и очень симпатичной. На ней была надета длинная зелёная кофта, и её дети тоже были в зелёных одёжках. Мне показалось, что все они пошиты из одного куска материи. Когда мы приехали, она тут же ушла к своему чуму, который стоял дальше других, и даже не остановилась, когда мы её окликнули, или потому что была смущена, или ещё по какой причине. Пришлось догонять её, и Лорис-Меликов подарил ей одни из стеклянных бус Лида зелёного цвета. Лид привез с собой очень много таких украшений специально для местного населения и снабдил нас ими перед отъездом, сказав, что они будут отличным подарком. Женщина остановилась, взяла бусы и спросила, что ей делать с подарком? Лорис-Меликов объяснил, что бусы носят на шее. Я не знаю, поняла ли она его, но стала более разговорчивой, и нам даже удалось сфотографировать её вместе с детьми, а потом мы сделали фотографии других женщин и даже калеки.
Из дальнего чума показалась четвёртая женщина с младенцем на руках. Мы хотели сфотографировать и её, но она бросилась обратно в чум и долго не выходила из него, как мы её ни звали. Наконец она всё-таки вышла, но уже в рваном русском платье и с платком на голове. Она была готова фотографироваться, но нам больше нравились её прежние одёжки.
Тут вернулся домой один из остяков — старик с платком на голове, как принято у этого народа. У него было более узкое и вытянутое лицо, чем у калеки, но тоже очень измождённое. Последним приплыл другой старик, крепкого телосложения и с добрым лицом, в чертах которого была более явна его раса. Вместе с ним прибыла женщина. Богатырь рассказал нам, что слеп. В результате у меня создалось впечатление, что все мужчины тут были с какими-то физическим изъянами.
Вообще же здесь были остяки двух типов: широколицего и скуластого монгольского (яркими примерами его могли быть молодая женщина, калека и слепой) и с более выраженными чертами арийской расы (с удлинённым овалом лица). Последние очень часто встречаются в Норвегии. К этому типу относились две женщины и один из мужчин. Появился ли второй тип енисейских остяков в результате смешения с русскими, я судить не берусь. Если сделать такое допущение, то тогда можно предположить, что смуглый тип произошёл из-за «скрещивания» с другими коренными народами. Все остяки были темноволосы, и я не заметил ни у кого монгольского разреза глаз. На берегу лежал челнок, выдолбленный из ствола дерева, но так как ствол было не особенно широким, то каждый борт лодки был надставлен доской, прибитой деревянными гвоздями. Калека с перевязанной головой предложил нам показать, как остяки плавают на таких каноэ, и спустил его на воду.