Читать интересную книгу Базар житейской суеты. Часть 4 - Уильям Теккерей

— Сколько старикъ оставилъ денегъ этому мальчику? — Конечно не половину. Конечно все имѣніе раздѣлено на три ровныя части.

То была торжественная и тревожная минута.

Какія же слова старался выговорить несчастный старикъ передъ своей кончиной? Думать надобно, что ему хотѣлось увидѣться и помириться съ возлюбленною и вѣрною супругою своего сына. Это всего вѣроятнѣе, потому-что, по вскрытіи завѣщанія, оказалось, что мистеръ Осборнъ не питалъ уже никакой ненависти къ своей невѣсткѣ.

Въ карманѣ его комнатнаго сюртука нашли письмо съ большою красною печатью, которое Джорджъ писалъ наканунѣ ватерлооской битвы. Онъ пересматривалъ также другія бумаги, имѣвшія отношеніе къ его сыну, потому-что ключь отъ шкатулки, гдѣ онѣ хранились, былъ также отысканъ въ его карманѣ. Печати были сломаны всѣ до одной. Онъ перечитывалъ эти бумаги вѣроятно наканунѣ своего паралича, такъ по крайней мѣрѣ можно было судить изъ словъ каммердинера, объявившаго, что господинъ его въ тотъ день долго работалъ въ своемъ кабинетѣ, и передъ нимъ на столѣ лежала большая фамильная библія въ красномъ сафьяномъ переплетѣ.

Когда наконецъ завѣщаніе было открыто, оказалось, что половину своего имѣнія мистеръ Осборнъ оставилъ Джорджу. Остальная часть поступила въ раздѣлъ между двумя сестрами. Господину Фредерику Буллоку предоставлялось на произволъ: или продолжать, для общей пользы, дѣла коммерческаго дома, или выдѣлиться, если онъ сочтетъ это болѣе выгоднымъ и удобнымъ. Пансіонъ въ пятьсотъ фунтовъ, изъ доходовъ Джорджа, назначался его матери, «вдовѣ моего возлюбленнаго сына, Джордяжа Осборна, которую вмѣстѣ прошу принять опеку надъ сыномъ и моимъ внукомъ до его совершеннолѣтія». Послѣдній пунктъ завѣщанія выражался въ такой формѣ:

«Исполнителемъ сей моей воли назначаю майора Вилльяма Доббина, искренняго и благороднѣйшаго друга моего возлюбленнаго сына. И поелику оный майоръ, руководимый единственно чувствомъ и побужденіями своего великодушія, содержалъ капиталомъ изъ собственныхъ доходовъ моего внука и вдову моего сына въ ту пору, когда не было у нихъ другихъ средствъ къ существованію, то я, принося ему наичувствительнѣйшую благодарность за таковыя христіанскія благодѣянія, прошу вмѣстѣ съ симъ принять изъ оставленнаго наслѣдства такую сумму, каковая можетъ оказаться достаточною для покупки чина подполковника, или для какой-либо другой благонамѣренной цѣли.»

Услышавъ обо всѣхъ этихъ распоряженіяхъ своего тестя, Амелія пришла въ трогательное умиленіе, и была искренно благодарна за оставленное наслѣдство. Но когда сказали ей и разъяснили, какими судьбами Джорджинька опять соедийился съ нею, и какъ Вилльямъ содержалъ ее на свои собственный счетъ, какъ въ свое время онъ далъ ей мужа, и теперь возвратилъ ей сына… о!.. тогда сердце бѣдной женщины растаяло какъ воскъ, и долго стояла она на колѣняхъ, возсылая пламенныя молитвы за благоденствіе своего великодушнаго покровителя, защитника и друга.

И больше все-таки ничего. Одною только благодарностію отдѣлалась мистриссъ Эмми за эту удивительную преданность и самоотверженіе въ ея пользу.

* * *

При всякой другой мысли образъ Джорджа выходилъ къ ней изъ-за могилы, и говорилъ всегда одно и то же: «ты мнѣ принадлежишь, одному мнѣ, исключительно и нераздѣльно, нынѣ и во вѣки.»

Вилльямъ хорошо зналъ это, всю свою жизнь, казалось, исключительно посвятилъ онъ тому, чтобы отгадывать мысли и чувства мистриссъ Эмми.

Когда свѣтъ узналъ о подробностяхъ завѣщанія богатаго негоціанта, интересно было наблюдать и замѣчать, какъ мистриссъ Эмми вдругъ поднялась во мнѣніи особъ, составлявшихъ небольшой кружокъ ея знакомыхъ. Даже слуги на Джиллиспай-Стритѣ перемѣнили о ней свои образъ мыслей. Прежде, когда бывало мистриссъ Эмми отдавала свои скромныя приказанія, они любили обыкновенно отдѣлываться отвѣтомъ, что «надо спросить напередъ мистера Джозефа», но теперь уже никто не думалъ обращаться къ этой апелляціи, и всякой спѣшилъ наперерывъ исполнить волю прекрасной миледи. Кухарка оставила похвальную привычку подсмѣиваться и трунить надъ старыми, истасканными платьями мистриссъ Эмми (праздничный костюмъ кухарки — должно отдать ей полную справедливость — совершенно затмѣвалъ скромные наряды ея госпожи), и никто не думалъ болѣе ворчать и медлить; когда миледи звонила въ колокольчикъ. Кучеръ брюзжалъ и жаловался прежде, что кони его совсѣмъ исчахли отъ безпрестанныхъ выѣздовъ, и барская коляска превратилась въ настоящій лазаретъ для этого старикашки и мистриссъ Осборнъ, но теперь ѣздилъ онъ съ веселымъ духомъ по всѣмъ возможнымъ направленіямъ столицы, и боялся только, какъ бы не вздумали замѣннть его кучеромъ мистера Осборна. Опасеніе несправедливое: гдѣ этимъ Россель-Скверскимъ кучерамъ ѣздить съ такой прекрасной миледи, какъ мистриссъ Осборнъ? они совсѣмъ не знаютъ города, да и на козлахъ-то держаться не умѣютъ.»

Всѣ безъ исключенія знакомые мистера Джоя, мужскаго и женскаго пола вдругъ заинтересовались судьбою мистриссъ Эмми и нагрузили ея столикъивизитными карточками разнообразныхъ цвѣтовъ и форматовъ. Самъ мистеръ Джой, смотрѣвшій прежде на свою сестру какъ на нищую, нуждающуюея въ пищѣ и одеждѣ, началъ теперь оказывать ей величайшее уваженіе, и готовъ былъ, при всякомъ случаѣ, свидѣтельствовать глубокое почтеніе своему племяннику, мистеру Джорджу, наслѣднику огромнаго богатства. Онъ обнаружилъ необыкновенную дѣятельность въ пріискиваніи разнообразныхъ развлеченій и удовольствій для своей «неутѣшной сестры», и по обыкновенію справлялся за завтракомъ «какъ намѣрена провести этотъ день мистриссъ Осборнъ».

Въ качествѣ опекунши Джорджа, Амелія, съ согласія майора предложила дѣвицѣ Осборнъ жить въ россель-скверскомъ домѣ, сколько ей угодно, но миссъ Осборнъ, свидѣтельствуя свою искреннюю благодарность, уклонилась отъ этой чести, и объявила наотрѣзъ, что она ни за какія блага не намѣрена оставаться одна въ этомъ печальномъ палаццо, гдѣ она натерпѣлась всякаго горя. Вскорѣ послѣ похоронъ отца, миссъ Осбордъ, въ глубокомъ траурѣ, отправилась въ Чельтенгемъ, взявъ съ собою двухъ старыхъ служанокъ. Остальная прислуга была распущена съ приличнымъ награжденіемъ. Вѣрный старый буфетчикъ, уклонившійся отъ предложенія продолжать свою службу на Джиллиспай-Стритѣ, предпочелъ употребить свой благопріобрѣтенный капиталецъ на основаніе трактирнаго заведенія, которое, станемъ надѣяться, скоро достигнетъ цвѣтущаго состоянія.

Домъ на Россель-Скверѣ опустѣлъ. мистриссъ Осборнъ, послѣ приличнаго совѣщанія съ майоромъ, тоже уклонилась отъ чести переселиться въ это мрачное жилище. Мёбель и всѣ вещи были вывезены куда слѣдуетъ. Страшные канделябры и печальныя зеркала огромнѣйшихъ размѣровъ были упакованы и спрятаны, богатѣйшія украшенія гостиной заверчены соломой, ковры свернуты и перевязаны, небольшая библіотека изъ отборныхъ классиковъ въ богатѣйшихъ переплетахъ умѣстилась въ двухъ ящикахъ изъ-подъ вина — и всѣ эти сокровдща укатились въ кладовую, гдѣ суждено было лежать имъ до совершеннолѣтія Джорджа. Большіе тяжелыя сундуки съ фамильнымъ серебромъ поступпли къ господамъ Стомпи и Роди, въ погреба этихъ банкировъ, обязавшихся до урочнаго времени хранить наслѣдственное сокровище мистера Джорджа.

Однажды Эмми и сынъ ея, одѣтые въ глубокій трауръ, собрались навѣстить опустѣлый Россель-Скверскій домъ, куда нога вдовы не переступала съ той поры, какъ она была дѣвицей. Передъ фасадомъ дома еще виднѣлись остатки соломы. Мать и сынъ вошли въ большія печальныя комнаты, гдѣ на стѣнахъ весьма ясно обозначались мѣста снятыхъ картинъ и зеркалъ. Затѣмъ, по каменнымъ ступенямъ, они пошли наверхъ, и заглянули въ траурную спальню, туда, гдѣ «умеръ дѣдушка», шепнулъ мальчикъ своей спутницѣ. Поднявшись еще выше однимъ этажемъ, они вступили въ собственную комнату Джорджа. Мальчикъ крѣпко держался за руку своей матери, но она думала въ эту минуту о другомъ предметѣ. Эмми помнила и знала, что эта комната принадлежала также отцу ея сына.

Она подошла къ тому самому открытому окну, на которое еще такъ недавно смотрѣла съ замираніемъ сердца, когда впервые разлучили ее съ сыномъ. Отсюда, черезъ деревья сквера, открывался видъ и на тотъ старый домикъ, гдѣ родилась сама мистриссъ Эмми, и гдѣ провела счастливые дни своей первой молодости. Все возобновилось въ ея воображеніи: она видѣла веселыя, счастливыя, добродушныя, улыбающіяся лица, и живо припомнила, какъ свои дѣтскія радости, такъ и продолжительныя печали, доставшіяся ей въ удѣлъ послѣ замужества. Затѣмъ мысль ея перенеслась на этого удивительнаго человѣка, который былъ постояннымъ ея покровителемъ, хранителемъ, единственнымъ ея благодѣтелемъ, ея нѣжнымъ и великодушнымъ другомъ.