в воздухе по пути к голове. Эти шрамы оставил явно не сломанный забор — он заработал их в бою. Вот что значит быть мушкетером. Получать раны в бою.
— Я знал твоего отца не так близко, как мне хотелось бы; когда он уехал в Люпьяк, я только приступил к службе. Но судя по тому, что я знал, видел сам или слышал от других, свой долг мушкетера он выполнял до конца. Он был воплощением мушкетера: честь, долг, жертвенность. Мы посвящаем наши жизни служению стране. И нашему королю, мадемуазель, — его жизнь в опасности. Мы не можем позволить себе отвлечься — у нас просто не хватит людей, чтобы расследовать смерть каждого отставного мушкетера.
— Papa делал все, чтобы защитить короля, и вот чем вы ему отплатите? Жизнь короля всегда в опасности, — парировала я. От горя у меня перехватило дыхание. Мадам де Тревиль рядом со мной клокотала от ярости.
На секунду мне показалось, что сейчас мушкетер обрушится на меня с руганью. Вместо этого он водрузил шляпу на пышные кудри, притенив резкую линию своего профиля.
— Вот именно, мадемуазель. Защита короля всегда будет нашей первостепенной задачей. — Он посмотрел на мадам де Тревиль. — Возможно, следует напомнить этим девушкам, кому именно они служат.
В моих ушах отдавались собственное дыхание и тяжелый стук сердца.
— Уверяю вас, — процедила мадам, — мои мушкетерки полностью под контролем. Вообще-то я как раз собиралась написать кардиналу Мазарини о том, что им сегодня удалось выяснить.
Я открыла было рот, чтобы заговорить, попытаться все-таки добиться своего, но мое плечо крепко сжала рука мадам де Тревиль.
— До свидания, месье, — сказала она.
После того как за ним захлопнулась дверь, мадам де Тревиль развернула меня к себе, ее лицо пылало от злости.
— Глупая девчонка! Ты забыла все, чему я тебя учила? И для чего ты здесь находишься?
— Я говорила вам, что хочу сражаться за Papa. Я не думала, что сражаться за короля — значит предать отца!
— Как ты не понимаешь, Таня! Как ты не понимаешь! — На лице мадам де Тревиль отразились нехарактерные для нее чувства. — Сражаться за короля — это то же самое, что сражаться за твоего отца!
Я покачала головой, к мокрым от слез щекам прилипли волосы:
— Я должна поговорить с другим офицером. С тем, кто лучше знал Papa, ему наверняка что-то известно…
— Известно что, Таня? Что ты знаешь такого, что неизвестно им?
Грабители в плащах, папин рабочий стол, перевернутый вверх дном, пустое стойло Бо. Отец на обочине дороги, отец, которого они у меня отняли, Papa, Papa, Papa.
— Я должна попытаться.
— Допустим, ты пойдешь к ним. Но с чего ты решила, что они воспримут тебя всерьез? Кроме месье Брандо, который плохо воспринимает оскорбления в свой адрес, никто из королевских мушкетеров не знает о нашем существовании. Причем Брандо — самый понимающий из всех! Если ты расскажешь о нас мушкетерам, ты нарушишь планы Мазарини в отношении Ордена. А они тебе даже не поверят — не забудь, я знаю этих людей. Я знаю, что они говорят о решительных молодых девушках. Я не позволю тебе выбросить на ветер все, ради чего мы работали. Все, ради чего ты работала. — Голова у меня гудела, живот скрутило в узел, я ухватилась за приставной столик для равновесия. Лицо мадам де Тревиль стало немного спокойнее. — Поверь мне: лучшее, что ты можешь сделать, — найти предателей. Особенно теперь.
Несмотря на головокружение и туман перед глазами, мой ум работал быстро.
— Особенно теперь?
— Идем в салон, чтобы мне не пришлось повторять дважды. — Мадам де Тревиль направилась двери, однако ей пришлось отскочить, когда в коридор ввалились Теа и Портия. — Я вижу, вы упражнялись в подслушивании перед следующим балом.
У меня по коже побежали мурашки, и я приготовилась к вопросам. Но Теа просто взяла меня под одну руку, Портия — под другую, и мы вместе перешли в салон, где расселись по местам в ожидании новостей.
Мадам де Тревиль опустилась в кресло у камина.
— Произошел… инцидент. — Она вытащила из накладного кармана письмо — должно быть, его отдал ей тот мушкетер. Золотистая восковая печать ярко выделялась на кремовой бумаге. Это была печать короля.
У меня в груди клокотала смесь ярости и горя, но для чувства вины тоже нашлось место. Я сожалела о своем порыве, о том, что не смогла верно оценить всю серьезность ситуации, в которой мы оказались. Что должно было случиться, чтобы сам король прислал письмо?
— Инцидент? — переспросила Портия.
— Слуга его величества не придумал ничего лучше, чем позвать стражу. Королю стало любопытно, что за переполох в его гардеробной, и, естественно, он решил войти туда прежде, чем кто-то догадался закрыть эту проклятую дверь. Последнее, что нам было нужно, — это король, до смерти напуганный и не чувствующий себя в безопасности в собственных покоях…
— Мадам, но что произошло? — спросила Арья.
— Кто-то щедро полил кровью одну из церемониальных корон его величества и написал на зеркале послание: Votre règne se terminera pendant la nuit la plus longue. Vive la Fronde — «В самую долгую ночь вашему правлению придет конец. Да здравствует Фронда».
— Кровью? — выдавила Теа, сжав зубы. — Вы хотите сказать, что кто-то…
— О нет, я полагаю, что кровь раздобыли в мясной лавке.
Кажется, слова мадам успокоили Теа, но одного взгляда на недоверчивое лицо Арьи мне хватило, чтобы сделать вывод: мадам просто не хочет ее пугать. Старается оградить ее от образов драгоценных камней и благородного металла, залитых алой жидкостью. Я впилась ногтями в ладони, оставив на них глубокие следы.
— Это явно угроза, — продолжала мадам де Тревиль, — особенно учитывая, что корона — символ, не говоря уже о том, что злоумышленник как-то проник в личные покои короля.
— Думаете, в этом замешан кто-то из дворца? — поинтересовалась Арья.
— Наверняка неизвестно, однако все, у кого была возможность совершить это злодеяние, уволены. Новых слуг будет проверять лейб-гвардия.
Ну вот опять — все как и говорила Арья. Простой люд Парижа снова пострадал за амбиции аристократов. Вероятнее всего, кто-то был убит ради доставки этого послания. Невинная жизнь оборвалась, и все из-за них.
Убитый остался бы в живых, если бы мы раскрыли заговор. Я сказала себе, что у меня было слишком мало времени, чтобы внести свой вклад. Однако это не облегчило удушливого чувства вины.
— Но зачем они предупредили, когда это случится? Чего они добились, раскрыв часть своего плана? — спросила Теа.
— Они хотят напугать короля — чтобы он отменил фестивали и публичные мероприятия.