Наверное, даже среди самых занятых людей Жорес Иванович Алфёров относится к наиболее занятым. И трудно сказать, где его главное рабочее место – в Ленинграде или в Москве. Родной Физико-технический институт имени А. Ф. Иоффе, где он шестнадцать лет был директором, а затем научным руководителем, находится в северной столице. Но в столице, так сказать, центральной у него рабочий кабинет как у вице-президента Российской академии наук, да к тому же много времени он проводит в Государственной думе, где отнюдь не просто представительствует, а тоже работает, причем весьма плотно.
В общем, найти окошко для беседы с журналистом нелегко. И все-таки Жорес Иванович нашел. Думаю, главным образом потому, что использует любую возможность, дабы во всеуслышание заявить о глубоко волнующих его проблемах отечественной науки. Но, может быть, некоторую роль сыграло и то, что он – подписчик, читатель «Правды» и «Советской России», о чем сказал мне, предваряя эту нашу беседу в его московском академическом кабинете на Ленинском проспекте.
Виктор Кожемяко. Жорес Иванович, первый вопрос к вам, который наверняка интересует всех наших читателей, такой: почему вы во фракции КПРФ? То есть почему не с кем-нибудь, а с коммунистами? Значит, есть нечто общее?
Жорес Алфёров. Общее, безусловно, есть. Я вырос в семье старого большевика. Папа у меня вступил в партию в сентябре 1917 года. Старший брат был назван Марксом, он восемнадцатилетним вступил в партию в декабре 1942 года в Сталинграде и потом погиб. Я вступил в комсомол в 1943 году, когда мне было тринадцать лет, хотя по правилам принимали с четырнадцати. И меня приняли, и единственный вопрос, который задали при этом, звучал так: «Если будет формироваться комсомольско-молодежный лыжный батальон, пойдешь?» Я ответил: «Конечно, пойду».
В комсомоле был пятнадцать лет, а в партию вступил довольно поздно – в 1964-м. Стал с 1988-го членом бюро Ленинградского обкома. По предложению тогдашнего первого секретаря обкома Юрия Филипповича Соловьева. Замечательный на самом деле человек! Ленинградец, комсомолец, в семнадцать лет пошел добровольцем на фронт, был сержантом и командиром пулеметного взвода, тяжело ранен. А потом поступил в ЛИИЖТ – Институт инженеров железнодорожного транспорта. Он, можно сказать, построил Ленинградское метро, пройдя дорогу от сменного инженера до начальника Главленинградметростроя.
В. К. Какая биография! Воистину лицо поколения.
Ж. А. Да. Потом он был министром промышленного строительства СССР, откуда и был выдвинут первым секретарем Ленинградского обкома партии. Когда я стал директором института, как-то набрал по «смольнинской вертушке» его телефон. Трубку взял он сам. Я представился, сказал, что у нас много достижений и много проблем и что хотелось бы видеть его в нашем институте. Он спросил: «Когда?» Я сказал: «Завтра». Он ответил: «Хорошо».
И он приехал назавтра и провел у нас целый день – с утра до позднего вечера. С тех пор мы подружились. А в конце концов, некоторое время спустя он предложил ввести меня в бюро обкома.
В. К. Что вам особенно запомнилось из того времени?
Ж. А. В 1989-м проходили выборы народных депутатов СССР, и я был выдвинут в числе других от Академии наук Советского Союза. И вот на последнем собрании выборщиков, когда должно было состояться уже решающее голосование, кто-то задал мне вопрос об одном из постановлений бюро Ленинградского обкома. Вопрос язвительный, в демонстративно издевательском тоне. Я человек эмоциональный – разозлился. Сегодня, дескать, вы такой вопрос задаете, а завтра будете орать, что коммунистов вообще не должно быть. «Так я вам говорю, – заявил, – что я потомственный коммунист!»
Словом, произнес длинную речь в таком вот духе. После мне сказали: «Жорес, ты себе очень крупно напортил». Дело в том, что демократический настрой, как он понимался тогда, в академии был сильный. Я все-таки был избран, но уже не лидером, каковым до того шел, а в арьергарде.
В. К. И какие впечатления остались у вас от съездов народных депутатов СССР, в которых вы участвовали?
Ж. А. В основном горестные, тягостные. Начиная с самого первого, когда я не мог понять, почему же царит такая неорганизованность. Я тогда сказал в интервью журналу «Наука и жизнь», что любой наш симпозиум, семинар, любая конференция готовятся. Иначе не может быть. А съезд проходил совершенно без всякой подготовки! Такое сложилось впечатление. И не может съезд – высший орган руководства страны – превращаться в митинг, на котором все выходят, разрывают рубашку и говорят, какие мы плохие и как плохо все у нас в стране было…
Короче, не собирался я быть в Государственной думе. Но когда забота о моем родном институте и об отечественной науке в целом привела меня все же в Думу второго созыва, я окончательно убедился здесь, что наиболее последовательно в защиту науки и образования в нашей стране выступает именно фракция КПРФ. У меня сложились очень хорошие отношения с Иваном Ивановичем Мельниковым, возглавлявшим Комитет по науке и образованию. Он профессор МГУ, коммунист. И когда перед выборами Думы третьего созыва КПРФ обратилась ко мне с предложением войти в ее центральный список, я, естественно, ответил согласием.
Сейчас я не член никакой партии. Но если быть в Думе, то только с КПРФ. Потому что ее решения, ее идеология мне ближе всего.
В. К. Наверное, и постановка вопросов фракцией этой партии, подход к тем или иным проблемам, линия, которая коммунистами проводится, совпадают с вашими личными взглядами и убеждениями?
Ж. А. Конечно. Я уже сказал, что у меня замечательные отношения с Иваном Ивановичем Мельниковым, который проводит линию КПРФ в Комитете по науке и образованию. Как правило, в единстве с ним выступает Олег Николаевич Смолин – человек необычайного мужества и таланта, которого я считаю настоящим героем страны. Просто счастье, что в Думе председателем подкомитета по образованию стал Олег Николаевич…
В. К. Скажите, а какой из вопросов, связанных с образованием и наукой, которые приходилось вам отстаивать в Думе, имеет наибольшее значение для страны?
Ж. А. Тут, наверное, нужно даже несколько отвлечься от думских дел. Если говорить о Думе, то наиболее важным для науки здесь обычно является рассмотрение бюджета. А бюджет у нас очень мал. И весь бюджет Российской Федерации намного меньше, чем был бюджет РСФСР. За все время после принятия закона о науке и технической политике в 1996 году, то есть за семь лет, закон этот ни разу не был выполнен.
В. К. Неужели ни разу?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});