«А вдруг Захар в панике дернет раньше времени за шнур?» Николай кубарем скатился с железнодорожного полотна в кювет. Автомат, висевший на шее, сильно ударил по голове. Неожиданно яркий луч резанул ночную темень. Это машинист включил прожектор. Алексеев заметил, что впереди паровоза катились три платформы, груженные песком. Шнур надежно намотан на руку. Учащенно забилось сердце. Когда паровоз накатился на снаряд, Николай дернул шнур. Вспыхнуло небо, колыхнулась земля, заскрежетало железо. Алексеева оглушило взрывом, забросало землей и обломками. В небо взвились десятки осветительных ракет, гитлеровцы открыли со всех сторон бешеную пальбу.
Оглушенный и ослепленный взрывом и осветительными ракетами, Николай на ощупь бросился бежать. Бежал не ориентируясь, сколько мог. А когда перешел на шаг, чтобы хоть немного отдышаться, перед ним как из-под земли выросло большое темное здание.
— Хальт! — неожиданно услышал он.
Николай молниеносно дал длинную очередь в ту сторону, где стоял гитлеровец, а чтобы предупредить погоню, бросил в сторону здания гранату и пустился бежать.
…В деревню Дворище, где партизаны оставили лошадей, Алексеев пришел на рассвете. Люди не спали, прислушивались к стрельбе, боялись, что вот-вот в деревню ворвутся гитлеровцы.
Не спал и старик Стрижевский. Увидев около хаты Николая, он выбежал навстречу, крепко обнял его и проговорил:
— Ну, Коля, и ухнуло! Думал, что хата развалится.
— Пить, очень хочу пить, дядя Алесь!
— Сию минуту принесу, а ты присядь на бревно, отдохни. — И вдруг закричал: — Николай, смотри, смотри! Идут!..
Николай вскочил с бревна и увидел, как по огороду шли к хате его товарищи.
— А я уже, грешным делом, подумал — что-нибудь случилось с вами, — сказал Алексеев.
— Ты понимаешь, Николай, черт знает что такое! — горячился Захар. — Подошел эшелон. Дергали мы, дергали за шнур — ничего не получилось. А когда перестали дергать, раздался взрыв.
— Эх ты, подрывник! — засмеялся Николай. — Я же шнур крепко держал, чтобы ты прежде времени вместе с паровозом и меня к господу богу не отправил…
Партизаны рассмеялись. Все были довольны: ведь почти под самым носом у фашистов, у самого Минска, они пустили под откос вражеский эшелон.
Установили, что взрывом уничтожен паровоз и семь вагонов с боеприпасами, убито более двадцати немецких солдат и офицеров. На большом участке дороги движение вражеских поездов было остановлено на одиннадцать часов.
Через сутки группа Захара Бойко вернулась в расположение партизанского отряда.
А утром следующего дня командир отряда Ганзенко вызвал Алексеева в штаб, подробно расспросил об операции, поблагодарил за смелость и находчивость.
— Мы тут, товарищ Алексеев, посоветовались с начальником штаба и решили назначить тебя командиром подрывной группы. Как ты на это смотришь?
— Спасибо, товарищ командир, — радостно ответил Николай. — За доверие спасибо!
Опоздали!
В своем первом разговоре с Ганзенко, когда Николай рассказывал командиру отряда о том, как бежал из плена, искал партизан и, наконец, связался с ними, он снова заговорил о подпольной комсомольской группе в Копеевичах.
— Хорошие ребята, горячие, преданные, рвутся бить фашистов, — сказал он под конец.
— Ну что ж, — ответил Ганзенко, — люди нам нужны. Организуем поход за ними, возьмем в отряд. Ждите, Николай Григорьевич, команды.
И вот этот день настал. Алексеев вышел из лагеря с небольшой группой партизан.
Расстояние до Копеевичей было километров пятьдесят, но пробирались к ним партизаны двое суток, так как почти в каждой деревне стояли гитлеровские гарнизоны.
Въехали в деревню поздно вечером. Она словно вымерла — нигде ни огонька.
Гитлеровцев в ней не оказалось.
Расставив в разных концах деревни часовых, Николай с Василием Назаровым и Иваном Свирепо подошли к хате Адели Юльевны Волчек. Николай постучал в окно. Приоткрылась занавесочка, и в окне показалось старушечье лицо.
— Кто там?
Николай узнал голос старушки.
— Откройте, Адель Юльевна! Это я — Николай!
Старуха медленно открыла дверь, пропуская партизан в дом.
— Не узнаете? — спросил Алексеев, улыбаясь.
— Вот тебе на! — воскликнула она. — Николай! Сказал, что пойдет в Минск, а явился вон откуда!
— Партизаню, Адель Юльевна!
Старуха подвела Алексеева к лампе, с гордостью оглядела его:
— Ну здравствуй, здравствуй, герой мой! Вон ты какой, не узнать. Наверное, командиром уже?
— Да, мамаша, Николай — наш командир, — ответил за Николая Василий Назаров.
— Не зря я тебя выходила, не зря! Бог вам в помощь, дорогие мои!
— А вы-то как живете, Адель Юльевна?
— Какая моя жизнь! Вот не подвел ты меня, уже и радость.
— А мы за ребятами пришли. Как они тут?
— За ребятами?.. Эх, Николай, что же так поздно-то? Ушли они. Вчера. Очень волновались за тебя, думали, что погиб. Переживали очень. Они в сторону Слуцка подались.
— Вот беда-то!.. — с горечью сказал Николай. — Ушли! Опоздали мы. Вот беда-то! Не мог я раньше прийти, никак не мог…
Николай нервно заходил по хате.
— Не расстраивайся, сынок, — стала успокаивать его старушка. — На войне всякое бывает. Даст бог встретитесь еще на партизанской тропке.
На улице раздался выстрел. В хату вбежал партизан.
— Товарищ командир! К деревне подъезжают грузовики с гитлеровцами!
— Будем отходить. Всех давай во двор, отсюда огородами пойдем, — скомандовал Николай. Потом, обратившись к старушке, сказал: — Спасибо, Адель Юльевна, за все, что вы для меня сделали. Берегите себя!
И он крепко ее поцеловал.
Праздничный подарок
Приближались майские дни 1943 года. В те дни Алексеева часто видели сидящим в одиночестве на поляне. Он что-то делал с артиллерийскими снарядами. Как выяснилось — изучал механизмы взрывателей боеголовок. Это как-то заметил Ганзенко и пригласил Николая в штабную землянку.
— Вы с артиллерией знакомы?
— Да нет, товарищ командир!
— Так почему же вы так беспечно обращаетесь со снарядами?
— Задумал я, товарищ командир, преподнести хороший «подарок» фрицам в честь нашего праздника.
— Это что же за «подарок», если не секрет?
— Хочу вывесить прямо под носом у фашистов красные флаги и заминировать их. Пусть фрицы попробуют снять их. Вот я и изучал механизмы взрывателей, чтобы приспособить их под мины.
— Затея неплохая, — одобрительно улыбнулся командир, — но ты занимаешься очень опасным делом. Я думал, что ты артиллерист. А ведь так можно и на воздух взлететь.