— Ну-у… почти.
— А сюда зачем пришел? — Крошка прищурилась, взяла со стойки свой бокал с янтарно-зеленой смесью и отхлебнула.
— Слушай, а что это ты пьешь? — я сделал заинтересованную мину, хотя прекрасно знал весь репертуар этого заведения: не хватало еще, чтобы какая-то «молодая да ранняя» устраивала мне допрос с пристрастием! — Никогда такого не пробовал!
— «Наяда», наш фирменный. Так…
— Тебе заказать еще? За знакомство?
— Валяй! — она снова приложилась к бокалу.
Я подозвал какого-то молодого бармена, сменившего Сильвера за стойкой, сделал заказ и закурил. Девчонка, казалось, забыла про меня: тихонько тянула коктейль, сидя в пол-оборота, курила и с лица ее не сходило выражение скучающей апатии пополам с тупым безразличием. Раньше, лет десять-пятнадцать назад, такие лица мне приходилось видеть только в медицинских учреждениях специального профиля. Тогда это называлось «синдром капюшона»…
Я тоже курил, неспешно прокручивая в уме варианты дальнейшего общения с этой юной Данаей, но все они почему-то, в конечном счете, неизбежно сводились к одному. А Настёна, тем временем, расправилась с напитком и вновь повернулась ко мне.
— Хочешь, угадаю, о чем ты сейчас думал?.. Как бы переспать со мной и не заплатить!
— Да ну?! — притворство мое было явно преувеличенным. — А почему?
— А все мужики так думают!
— Н-да, наверное!.. Черт! Неужели?!.. Нет, не угадала.
— Ха! Так я и поверила!
— Вторая попытка…
— Ну-у, — брови домиком, губы бантиком, а в глазах зеленые бесенята, — может, кого из наших угрохали, а ты собираешь материал! — и она торжествующе-выжидательно впилась в меня глазами.
Бармен разрешился наконец двумя бокалами «Наяды» и даже соломинки не забыл.
— Почти, — я пригубил свою порцию. — Итак, Крошка, расскажи мне про Анну Закревскую…
Ход был рискованный, но оправданный: либо — десятка, либо — молоко. Ведь не тащить же ее сразу к себе! Там все равно уже никакого разговора не будет, а так — вдруг что-нибудь да наклюнется?
— Энни-Шоколадку? Классная «чапа»! А что, она кого-нибудь…
— Нет, ее…
— Чего-о?! — Крошка вытаращилась на меня так, будто я предложил ей переспать с крокодилом. — Ты хочешь сказать, что Энни…
— …больше нет, — от напряжения у меня заныл затылок и я вынужден был основательно приложиться к стакану. — Ее нашли часа три-четыре назад в собственной квартире с проломленным черепом и совершенно голую.
Я вдруг увидел, что Настя напугана. Причем жутко, до икоты. Реакция, как говорят психиатры, неадекватная, а, следовательно, журналист Котов, ты просто обязан выяснить причину. Разумеется, любым законным способом.
— Она была твоей подругой?
— Что?.. Да нет, но… Конечно, она много делала для меня, помогала, а потом… А?!..
Крошку словно подменили: она вертелась на табурете, будто сидела на раскаленной сковородке, поминутно открывала и закрывала сумочку, вытащила сигарету, сломала ее в пальцах, уронила зажигалку, потом схватила бокал двумя руками и судорожно, захлебываясь, выпила одним духом. Теперь единственным желанием, ясно обозначившимся на ее хорошенькой мордашке, было убраться от меня куда подальше и побыстрее. Но — увы! — именно этого я сейчас и не мог ей позволить. Олег никогда не простил бы мне такого жеста, а уж тем более наш бравый комиссар. А «синяя птичка удачи» совсем не по правилам лупила крыльями и вот-вот была готова рвануть обратно к себе в поднебесье.
— Послушай, Настя, — я постарался вложить в голос все теплое и доброе, что еще оставалось в моей заскорузлой репортерской душе и даже по-отечески обнял девчонку за полные бархатные плечи, — я ведь только журналист, меня не интересуют подозреваемые или виновные, ни ты, ни кто другой. Мне важна суть дела — это мой хлеб, а сдавать вас органам — все равно, что отрезать от каравая вкусную поджаристую корочку, это не по-гурмански. Я прошу тебя помочь мне, лично. Официально — никаких имен и адресов. А потом мы с тобой вместе пройдем универсальный курс по восстановлению душевного равновесия у меня дома. Горячую ванну, вкусный чай, хорошую музыку и нежное обращение гарантирую. Договорились?..
Несмотря на мои заверения, Крошку все еще трясло, поэтому я потребовал двойной бренди в мелкой фасовке, и лишь после такого курса терапии она оправилась настолько, что смогла, озираясь и помогая себе очередной порцией «Наяды», рассказать весьма занятную историю. Настолько занятную, что у меня мигом улетучились из головы все сладко-щемящие планы на продолжение нашего вечера. Пришлось спешно придумывать крутую историю о взимании долга чести с одного известного в городе господина и улететь из нежных девичьих рук скорбным ночным мотыльком.
Выбравшись из клуба в промозглую мутную тьму, я попытался связаться по мобильнику с Ракитиным, потом с Берестом, но ничего не вышло. Управленческие телефоны молчали, а мобильные просили оставить сообщение «после звукового сигнала» или перезвонить попозже. Учитывая, что было уже глубоко за полночь, я попросил Олега перезвонить мне утром по срочному делу, и хотел было вернуться в клуб за Настей, но фривольное настроение куда-то пропало, вдруг накатила какая-то волчья тоска, которая нет-нет да и приходила с тех пор, как от меня «ушла» Ирина. Захотелось завыть на желтые пятна фонарей вдоль проспекта, и я пожалел, что не забрал свою «двадцатку» со стоянки возле городского управления криминальной милиции. Пришлось тащиться сквозь холодную колышущуюся мглу до троллейбусной остановки.
В ожидании хоть какого-нибудь транспорта я достал сигареты, попытался прикурить и в этот момент услышал за спиной приглушенные туманом цокающие шаги. Мимо меня совсем близко прошла высокая светловолосая женщина в длинном бежевом плаще и остановилась метрах в десяти впереди. Послышался шум приближающейся машины, женщина обернулась, и… незажженая сигарета выпала у меня изо рта, а сам я на несколько мгновений превратился в соляной столб. Это была Анна Закревская, собственной персоной, живая и здоровая! Во всяком случае, куда здоровее, чем я сам в тот момент.
Скрипнули тормоза, хлопнула дверца, пропел клаксон — женщина исчезла.
А я еще какое-то время пытался осмыслить свое состояние, пока не подошел ночной троллейбус. Тогда я решил, что Закревская мне привиделась — в тумане, да еще изрядно выпивши, я вполне мог и обознаться, — и уже с чистой совестью поехал домой.
Глава 2
Выспаться мне не дал не кто иной, как Ракитин. Что звонит именно он, я понял сразу, но трубку снял после того, как телефон пропел вызов раз двадцать и, по-видимому, слегка подустал, но замолкать не собирался. Проклиная в душе настырность друга, я заставил себя сползти с постели и на четвереньках (другое положение тело отказывалось воспринимать) добрался до охрипшего от усердия аппарата.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});