Сердце Уинтера сжалось от боли и сострадания. Сколько раз он слышал такие истории: родители умирают от болезней и нищеты, оставляя осиротевших детей, которым приходится как-то выживать в равнодушном мире, — и все равно слышать это всегда тяжело.
— Мне очень жаль, — тихо сказал он.
Пич пожала плечами и украдкой взглянула на него.
— Перед смертью папа попросил госпожу Кальво взять меня к себе. Я пожила там немного. Но госпожа Кальво сказала, что у нее и без меня хватает ртов и что я должна уйти.
— Бессердечная ведьма, — зло пробормотал Джозеф.
Уинтер бросил на него суровый взгляд.
Мальчик опустил голову, но не перестал сердито хмуриться.
— Пожалуйста, продолжай, Пич, — мягко попросил Уинтер.
— Ну, я пыталась найти работу, правда пыталась, но никакой работы не было, — сказала Пич. — А попрошайничать намного лучше. Надо было только все время переходить с места на место, чтобы большие не побили.
Уинтер знал, что существуют банды, которые управляют группами нищих попрошаек и охотятся на них, требуя процент от дневной выручки. У такой одинокой малышки, как Пич, не было против этих банд ни единого шанса.
— Расскажи ему, что было потом, Пич, — прошептал Джозеф Тинбокс.
Маленькая девочка посмотрела на мальчишку долгим взглядом, словно черпая у него храбрости, затем сделала глубокий вдох и перевела глаза на Уинтера.
— На вторую ночь, когда я была возле церкви, они схватили меня. Похитители девчонок. Разбудили и утащили куда-то. Я думала, — девочка натужно сглотнула, — думала, они убьют меня, но не убили.
— А что они сделали, Пич? — спросил Уинтер.
— Они привели меня в какой-то подвал. Там было полно других девочек, и все они шили. Поначалу я подумала, что это не так уж плохо. Я не против работы, правда. Мама говорила, что я хорошая помощница. И там была Додо, хотя никто никак ее не называл, и они все время гнали ее прочь.
Девочка спрятала лицо в шерсти Додо, и терьер лизнул ее в ухо. Она зашептала так тихо, что Уинтеру пришлось наклониться, чтобы разобрать следующие слова:
— Но они почти совсем не кормили нас. Только жидкой кашей и водой, и в каше были жуки. — Пич начала всхлипывать.
Джозеф Тинбокс растерянно закусил губу. Поколебавшись, он протянул к девочке руку, но вдруг остановился, держа пальцы над худеньким плечиком, и взглянул на Уинтера.
Уинтер кивнул мальчику.
Джозеф неуклюже потрепал Пич по спине.
Та вздрогнула и подняла голову.
— И это было не самое плохое. Они еще и били нас, если мы работали слишком медленно. Там была девочка по имени Тилли. Они били ее так долго, что она потеряла сознание, а на следующее утро ее уже не было.
Пич затравленно посмотрела на Уинтера широко открытыми испуганными глазами. Она ничего не сказала, но где-то в глубине своей детской души знала, что ее подружка Тилли, должно быть, умерла.
— Ты очень храбрая, — сказал Уинтер девочке. — Как ты сбежала?
— Однажды ночью, — прошептала Пич, — похитители привели новую девочку. Они заспорили с госпожой Кук, той, которая заставляла нас всех работать, но дверь оставили за собой незапертой. Я увидела, что она приоткрыта, и мы с Додо убежали — и бежали со всех ног до тех пор, пока уже больше не слышно было позади нас криков.
Пич тяжело и часто задышала, словно вновь наяву переживала ужас той ночи, свой побег от страшных безжалостных людей.
— Храбрая, храбрая девочка, — пробормотал Уинтер, и Джозеф энергично кивнул. — Ты знаешь, где находится тот подвал, Пич?
Девочка покачала головой.
— Нет, сэр. Но знаю, что он под свечной лавкой.
— А-а, — отозвался Уинтер, стараясь подавить свое разочарование. В Сент-Джайлсе дюжины крошечных свечных лавчонок. И все же это лучше, чем ничего. — Какая ты смышленая девочка, Пич, что это заметила.
Пич покраснела от застенчивости.
— А теперь, думаю, вам обоим пора спать, — сказал Уинтер, вставая. Он посмотрел, как Джозеф в последний раз успокаивающе потрепал подружку по плечу, прежде чем потопал к двери вслед за директором приюта. Уинтер открыл дверь, но приостановился, когда ему в голову пришла одна мысль.
— Пич?
— Сэр?
— Что вы и другие девочки шили в подвале?
— Чулки. — Пич произнесла это слово так, будто у него был отвратительный вкус. — Кружевные чулки со стрелками.
Уинтер широко зевнул, когда на следующий день дворецкий Изабель впускал его в дом.
Дворецкий на долю дюйма неодобрительно приподнял бровь.
— Леди Бекинхолл ждет вас в малой гостиной, сэр.
Уинтер устало кивнул и последовал за дворецким. Едва рассвело, он уже был на улицах Сент-Джайлса, искал свечную лавку с мастерской в подвале, но пока что ему ничего не удалось найти. Как и не слышал он о госпоже Кук. Пич могла ошибиться в отношении свечной лавки — в конце концов она ведь была страшно напугана, когда убегала от своих похитителей. Либо госпожа Кук могла перенести свою нелегальную мастерскую в какое-то другое место.
Разумеется, имеется и третья, наиболее тревожная вероятность. Некоторые из его информаторов здорово нервничали. Возможно, обитатели Сент-Джайлса слишком боятся похитителей девочек и госпожи Кук, чтобы выдать их местонахождение.
Дворецкий открыл желтую крашеную дверь, и Уинтер собрался с духом, входя в малую гостиную. Изабель стояла боком перед одним, из высоких окон в дальнем конце комнаты, повернувшись своим изящным профилем, и солнечный свет отражался от ее блестящих волос.
В груди у него что-то сильно сжалось, этот первый взгляд на нее был сродни физическому удару. Обычно повторяющееся воздействие раздражителя через какое-то время притупляет шок. Однако каждая встреча с Изабель заново потрясала его, захватывая и тело, и разум. Он сильно опасался, что чем чаще будет видеться с Изабель, тем сильнее станет желать ее.
— Мистер Мейкпис, — сказала она, повернувшись к гостю. Теперь ее силуэт четко вырисовывался на фоне яркого окна, а лицо оказалось в тени. — А я уж думала, вы сегодня не придете.
Значит, она не простила его за вчерашнее опоздание.
— Вот как, мэм? — отозвался он, осторожно приближаясь. — Но я вижу, вы уже распорядились подать чай. — Он указал на чайный сервиз, расставленный на низком столике. — Я же говорил, что буду в четыре, и сейчас, если верить часам на каминной полке, ровно столько.
Она отошла от окна, и он увидел по выражению лица, что его слова ее вряд ли умиротворили.
— Новое — и, осмелюсь сказать, уникальное — обстоятельство для вас, мистер Мейкпис.
— Не пора ли вам называть меня Уинтером? — пробормотал он, идя по иному пути, ибо не имел шансов победить в споре о своей пунктуальности.