Читать интересную книгу Стеклянная Крепость (ЛП) - Дрейк Дэвид

Черворан надел топазовую корону, затем достал из своего чемоданчика другие вещи. Он еще не начал произносить заклинание, но Кэшел почувствовал, как у него по коже побежали мурашки, как это всегда бывало с волшебниками. В конце концов, это было то, ради чего они сюда пришли.

Кэшел посмотрел на своих друзей: Илну и Теноктрис, а также на Чалкуса, который прижался спиной к скале, чтобы он мог смотреть во все стороны, не беспокоясь о том, что кто-то подкрадывается к нему сзади.

Матрос одарил Кэшела улыбкой в ответ, но он был напряжен, и ошибки быть не могло. Чалкус, в общем-то, не боялся волшебства, но он нервничал, потому что знал, что его меч и кинжал бесполезны против него.

Кэшел проверил, есть ли у него свободное место, затем начал описывать посохом серию медленных кругов сначала перед собой, а затем над головой. Вокруг этого места было много энергии. Наконечники на концах древка из орехового дерева мерцали искрами голубого волшебного света.

Кэшел улыбнулся в движении. Этот посох много раз спасал его и тех, за кем он присматривал; и в ряде случаев он сталкивался лицом к лицу с волшебниками.

Илна наблюдала, как Черворан достал нож из своего ящика и повернулся к ней. Она знала, что это был атаме — магический ритуальный нож, инструмент волшебника, используемый для произнесения заклинаний. Изогнутые символы, вырезанные на лезвии, были словами, написанными тем, что образованные люди вроде Гаррика называли старым письмом. Илна могла распознать в них узоры, хотя читать их она умела не лучше, чем новый шрифт, которым сегодня пишут люди.

Может, это и был инструмент волшебника, но этот атаме был и настоящим ножом. Рукоять и лезвие были выкованы из цельного куска железа, а двойные края были неровно острыми.

— Ты, Илна, — сказал Черворан. Он шагнул к ней, поднимая атаме. — Мне нужна прядь твоих волос для амулета, который будет управлять моим двойником.

Чалкус выхватил свой меч и держал его прямо. Острие не коснулось правого глаза Черворана, но оно пронзило бы мозг волшебника, если бы он сделал еще один шаг вперед.

— Давайте, вы возьмете прядь чьих-нибудь волос, мой добрый друг, — сказал моряк своим фальшиво веселым голосом. — Свой собственный локон, почему бы и нет? Вы же не захотите заплатить за то, чтобы поднять этот ваш уродливый клинок на Госпожу Илну.

— Ты думаешь, твоя сталь пугает меня, парень? — ответил Черворан. Его голова повернулась к матросу. — В амулете должна быть прядь моих волос, чтобы оживить симулякр. Задача Илны — управлять им. Ты думаешь создать моего двойника и выпустить его бесконтрольно?

— Тогда почему ее? — сказал Чалкус. — Возьмите волосы с моей головы, если хотите!

Он был зол так, как Илна редко его видела. Обычно все, что беспокоило моряка так сильно, как это, давало ему возможность убить кого-нибудь. Юмор ситуации поразил Илну, хотя никто, видя выражение ее лица, вряд ли догадался бы, что она улыбается.

— Глина была женской, следовательно, и управление должно быть женским, — ответил Черворан. — И есть другие причины. Если бы глина была мужского пола, я бы использовал Мастера Кэшела в качестве своего управления.

Его тон всегда был раздраженным, но, возможно, в данный момент он был немного более сердитым. Несмотря на то, как волшебник насмехался над мечом моряка, Илна заметила, что он не пытался пройти мимо него.

— Теноктрис, это правда? — потребовал ответа Чалкус. Он бросил взгляд на пожилую женщину, затем снова перевел его на Черворана. — Ему нужны волосы Госпожи Илны, как он говорит?

— Возможно, это правда, Чалкус, — осторожно произнесла Теноктрис. — Чтобы быть уверенным в этом, я должна была бы быть гораздо более великим волшебником, чем я есть.

— Вы еще будете, — сказала Илна. Она шагнула вперед и выхватила атаме из мясистых пальцев Черворана. Он попытался удержать его, когда понял, что она задумала, но у нее не было, ни малейшего желания позволять руке Черворана держать лезвие так близко к ее горлу. Она легко стряхнула его руку и поднесла лезвие к своей голове.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Илна другой рукой отщипнула прядь волос у себя за ухом, затем отрезала ее лезвием. Хотя железная рукоять побывала в руке Черворана, она оставалась ледяной. Ей не понравилось прикосновение металла, но она использовала атаме, а не свой собственный нож, потому что у него могло быть преимущество, которого она сама не понимала.

Мать Илны, Мэб, была волшебницей или кем-то большим, чем волшебница, ее мать и мать Кэшела. Илна никогда не встречалась с Мэб, видела ее только издали, и вряд ли поняла бы больше — ни о Мэб, ни о том, что она сама делала с тканью, — даже если бы они поговорили, как предполагала она. Но, как сказала Теноктрис, были причины, по которым волшебник мог использовать Илну или ее брата, чтобы увеличить силу своего заклинания.

— Илна? — сказала Теноктрис. — Я уверена, ты понимаешь это, дорогая, но есть опасности для человека, чья психика контролирует симулякр, то есть двойника волшебника.

— Спасибо вам, Теноктрис, — ответила Илна. Было странно осознавать, что у нее есть друзья, что есть люди, которые заботятся о ней. — Боюсь, и вставать по утрам тоже опасно. Особенно в наше время.

Она протянула прядь волос Черворану; он взял ее в ладонь, а не между большим и указательным пальцами, как она предлагала. Илна повернула атаме острием вверх и рукоятью в сторону волшебника, и он взял его.

Илна наблюдала, как Черворан с помощью ножа очертил овал вокруг трупа, оставив больше места у ног, чем у головы. Конец ножа лишь слегка задел мягкий камень, но, ни сделал, ни одного пропуска.

Она была рада избавиться от атаме; она скорее сунула бы руки в вонючую жижу склепа, чем снова прикоснулась бы к этому холодному железу. Но она сделала бы и то, и другое, и даже хуже, если бы этого потребовал долг.

Илна улыбнулась и, не глядя, дотронулась до тыльной стороны запястья Чалкуса. Он снова вложил клинок в ножны, но рукоять всегда была рядом с его руками. Она не стала бы притворяться, что счастлива, но она была рада быть тем человеком, которым была, а не кем-то слишком напуганным или брезгливым, чтобы делать то, что должно быть сделано.

Черворан шагнул в нарисованную им фигуру, встав у ног трупа. Он направил атаме в лицо женщины. Кто-то закрыл ей глаза, но рот ее был приоткрыт в предсмертной судороге. Она потеряла передние зубы как на верхней, так и на нижней челюстях.

— Аур механ..., — начал Черворан. Лазурный волшебный свет, голубизна которого была чище, чем что-либо в природе, сверкал на острие атаме. — Либаба ойматото.

Илна бесстрастно смотрела на труп женщины, гадая, как же ее звали. Города были обезличены так, как никогда не могло быть в таком крошечном местечке, как деревушка Барка, но Мона не была такой большой, какой бывают города. Люди на улице, где жила эта женщина, в ее многоквартирном доме знали бы ее по имени.

Теперь у нее ничего не было. Даже ее труп, ее тело, как выразился Черворан, забрали с другой целью. Конечно, теперь оно было только  для личинок, но, возможно, личинки были бы лучше.

— Бридо лотиан иао..., — пропел Черворан. Топаз на его лбу пылал ярче, чем отражалось от него солнце; его атаме шипел и стучал, будто он сдерживал молнию в ее холодной железной форме.

Пальцы Илны выводили какой-то узор. Она не помнила, как вынимала пряжу из рукава, но для нее это было так, же естественно, как дышать. У мертвой женщины не было имени, и вскоре от нее вообще ничего не останется…

— Я вижу! — выкрикнул Черворан. Потрескивающая полоска волшебного света соединила его клинок с переносицей трупа. — Ити! Сквалет!

Черты лица мертвой женщины осунулись. — «Тают», — подумала Илна, но вместо этого они превращались в очертания собственного лица Черворана. Магический свет рычал и лопался, формируя плоть так, как пальцы гончара лепят глину. Глина — женского рода, сказал волшебник Чалкусу, и он имел в виду эти слова буквально.

Губы Черворана двигались. Возможно, он все еще пел, но Илна не могла расслышать слов из-за рева самого волшебства. Рот женщины, теперь уже рот Черворана, закрылся. Глаза моргнули и открылись, на мгновение наполненные огнем, который был больше, чем волшебный свет. Труп сложил руки и медленно сел, в то время как мерцающий свет распространялся по его изменяющемуся телу.