Даже лучше, что нас принимают за дичь. Весьма неожиданно будет обнаружить у нас клыки.
Старый шлях мостили, наверное, еще гномы — это чувствовалось по тому, как ровно и ладно были уложены широкие серые плиты. За минувшую тысячу с лишним лет они почти не потрескались и уж точно не искрошились. Щели между ними оставались узкими, и в этих щелях росла невысокая темная трава.
Очень невысокая.
Эгмонт не слишком-то хорошо разбирался в ботанике, но ему уже доводилось видеть заброшенные тракты. Он знал, как быстро зарастают дороги, по которым никто не ходит. И даже гномская магия не способна этому помешать. Трава должна была быть много выше; да что там трава, за десять веков сами плиты должны были стать не более чем легендой!
Лошади аккуратно шли по плитам, и Рихтер вдруг заметил любопытную закономерность: они перешагивали трещины и щели, избегая прикасаться к траве. Ни одна не сделала попытки сжевать на ходу понравившийся цветок. В принципе Эгмонт неплохо их понимал: ему эта трава тоже не внушала никакого доверия.
«Возможно, я ошибся. Возможно, стоило поехать Новым шляхом. Еще вопрос, что хуже: ковенский отряд или здешние веселые обитатели…»
Перекресток с торчащим камнем остался далеко позади. Со всех сторон их маленький отряд окружал лес — и Эгмонт с сожалением признал, что в родословной графов фон Рихтеров нет ни единого эльфа. Темная зеленая чащоба и раньше не внушала ему никаких теплых чувств, а уж теперь, когда он напряженно ждал атаки…
«В конце концов, Сигурду здесь ничто не грозит. А я все-таки не зря получал зарплату в Академии. Одну адептку защитить уж точно сумею, особенно если учесть, что и она целый год не цветочки для гербариев сушила…»
Может, и пронесет. С Яльгиной удачей можно рассчитывать на многое. К тому же, если в отряде аррский волкодлак и полуфэйри, обитатели этого леса могут не обратить внимания на магическую составляющую. В отличие от ковенцев, которым как раз очень интересны не столько магическая составляющая, сколько аррский волкодлак и столь уникальное с научно-изыскательской точки зрения существо, как полуфэйри.
И если кого-то придется убить — так пусть это будет нечисть, а не собратья по цеху. Кроме того, если мы пройдем через этот лес, дальше можно почти не волноваться. Какой маг в здравом уме сунется в Солец, имея при себе приказ от Эллендара? Там невозможно устроить засаду, ибо писку будет столько, что услышат даже северные эльфы на своих побережьях.
«Спокойно. Ты лучший боевой маг Лыкоморья. Ты вполне в состоянии защитить себя и свою ученицу. И помочь оборотню, если у него что-то не заладится».
Я нервно сглотнула, принуждая себя расслабиться и перестать таращиться по сторонам. Ну же, Яльга, сколько можно? Бдительность — одно, трусость — совсем другое! Пока ты не слышишь ничего такого, чего стоило бы испугаться…
Да час назад ты не чувствовала ни малейшего страха!
То было час назад!
Сейчас я ощущала смутную, но все нараставшую тревогу, которая почему-то дислоцировалась у меня в животе. Ощущение было такое, будто в животе завелась живая птица и она бьет крыльями, стараясь вырваться на волю. Все было не так. Лес был слишком темным, дорога — слишком старой, Эгмонт — слишком настороженным…
А вот Сигурд, кстати, совершенно спокоен.
Тревога все нарастала. Мне начинало казаться, что впереди на дороге спит нечто большое, голодное и очень злое, причем находящееся на своей земле и в своем праве. И спит не слишком-то крепко — скорее дремлет, в любую минуту готовое проснуться. А мы везем с собой что-то вроде ярмарочного шеста, украшенного множеством колокольчиков. Дует ветер, колокольчики звенят, а голодное и злое все ближе.
И мимо нам никак не проехать.
Лес равнодушно обступал дорогу с обеих сторон. Раньше, до того как мы свернули на Старый шлях, нам изредка попадались деревья с почерневшими стволами, лишенные листвы, — те, что вымерзли, не пережив суровой лыкоморской зимы. Здесь таких не имелось. Здешние деревья были как на подбор: высокие, крепкие, с длинными ветвями, заслоняющими дневной свет. Понизу рос какой-то кустарник, густой и даже на вид колючий; я предположила, что это малина, но проверять не хотелось. Если закрыть глаза и так проехать с десяток саженей, ни за что не отличишь то место, мимо которого едешь, от того, которое уже проехал. Невольно создавалось впечатление, что мы ходим по кругу.
Ветер — и тот стих. Воцарилась тишина, нарушаемая только низким жужжанием: мимо нас то и дело пролетали какие-то жуки. Они были довольно крупными — едва ли не в полпальца длиной, — и я не без оснований опасалась, что один такой врежется мне в лоб. Или, того хуже, залетит в ухо. Но жукам на меня было начхать с самого высокого из местных дубов, они проносились туда-сюда, гудя как гномские агрегаты. Странно было, что при таком количестве насекомых все местные листья не изъедены их потомством.
Солнце поднималось все выше, становилось жарковато. Воздух здесь был неподвижным, как в банке; пахло прелой листвой, разогревшейся на солнце корой и чем-то еще, чем всегда пахнет в глубине леса. Я давно сняла куртку, но металлические талисманы, нагревшиеся под рубашкой, все равно прилипали к коже. Перевязь с ножами, которую я все-таки невесть зачем нацепила поверх рубашки, ощутимо давила на плечи. Зато бабкин браслет не причинял никаких неприятностей.
Мы ехали, наверное, уже часов пять. Время двигалось к полудню. Странно: здесь не хотелось ни есть, ни пить. Я слышала, как тихонько переливается вода в моей фляжке, но не испытывала ни малейшего желания сделать глоток. Скорее уж немного хотелось спать. Хотелось бы, если бы не чувство тревоги, яростно лупившее крыльями у меня в животе.
Мы подъезжали все ближе.
Внезапно впереди раздался тихий шелест — настолько тихий, что я бы ни за что его не разобрала, если бы не ждала чего-то подобного вот уже шестой час подряд. Он приближался; Сигурд и Эгмонт быстро переглянулись, и волкодлак наполовину вытащил меч из ножен, а маг вскинул руку, готовый в любой момент ударить заклинанием. Мои серьги вдруг нагрелись и чуть завибрировали, а в следующий миг на дороге перед нами показался вихрь. Это был широкий столб мутного воздуха, бешено вращавшегося вокруг своей оси; я почему-то очень четко увидела, что вершина его не уходит в облако, а просто тает чуть ниже самых высоких веток. В нем кружились листья, камни, комья земли… вихрь шел на нас, поднимая с дороги весь мелкий мусор и обрывая листья с ветвей, меня хлестнуло по лицу бешеным порывом горячего ветра — и я сама не поняла, когда успела выхватить первый попавшийся под руку метательный нож.
Вихрь был уже совсем рядом, но время вдруг замедлилось. Я как будто проскользнула в промежуток между двумя секундами. Очень четко, как показывал Сигурд, я занесла руку и с силой метнула нож вперед.
Он исчез меж бешено кружащихся листьев, и в тот же момент по лесу разнесся громкий вопль. Вихрь мгновенно пропал — весь, вместе с грязью, листьями и камнями. Даже ветки не дрожали. Нож, испачканный в чем-то черном, лежал посреди тракта.
Все, как написано в книгах…
Я выдохнула, кое-как изобразила в воздухе Знак — не знаю, какому богу была адресована моя благодарность, — и перекинула ногу через седло. Нож следовало поднять.
— Яльга, нет! — почти крикнул Эгмонт. Я не отошла еще от опасности и потому мгновенно замерла. — Не спускайся, это может быть опасно!
Он протянул руку, быстро прошептав заклинание, — нож поднялся с земли и подлетел ко мне. Я аккуратно взяла его за рукоять, но черная дрянь уже выцветала, и через несколько секунд клинок вновь был чист.
Кони, между прочим, нисколько не испугались.
— Началось, — бесстрастно прокомментировал Сигурд.
Мы поехали дальше. Я чуть дрожала от возбуждения, мало-помалу начиная осознавать, что только что спасла жизнь всем нам троим — больше ни у кого не было метательных ножей. Сомневаюсь, что этот вихрь можно было развеять заклинанием, а уж на меч он точно плевать хотел.