— Да. Она стучала и кричала. Ключа не было. Я позвала работника, и мы вместе вырубили дверь.
Арни посмотрел на жену с удивлением и восхищением. Что ни говори, Надин умела принимать решения и противостоять неожиданным трудностям. В подобные минуты он никогда не жалел, что женился на ней.
И он, и она были созданы для размеренной, неспешной, небогатой событиями жизни. Оба любили очарование уединенных озер и густых лесов, тайны беспредельных пространств и далеких гор.
Арни понимал, что многие молодые особы, попади они на пусть и большое, но затерянное в глуши ранчо, умерли бы от тоски, но Надин никогда не скучала. Возможно, она не ведала ничего, кроме мелких будничных радостей и печалей, и с недоверием относилась к тому, что выходило за рамки привычного, но он и сам был таким.
— Эвиан понеслась во тьму очертя голову. Мне почудилось, что она сошла с ума, — добавила Надин.
— От испуга?
— Вряд ли.
— Что ж, — Арни сделал паузу, — она столько времени просидела взаперти, что… — И снова умолк.
— Ты будешь ее искать?
— Я? Нет. Я не имею права, — ответил он, не глядя в глаза Надин.
— А если с ней что-то случилось?
— Думаю, она побежала к Зане.
— Было темно. Как она нашла дорогу?
— Говорят, страдающий от жажды способен учуять воду за много миль, — задумчиво произнес Арни, а после спросил: — Ты волнуешься за нее?
— Нисколько, — равнодушно ответила Надин, но было видно, что это не совсем так.
Джозеф Иверс вернулся домой на следующий день, и ему тут же сообщили о том, что произошло. Прежде всего он поблагодарил Арни:
— Ты хорошо справился! Можно сказать, рисковал жизнью, чтобы сохранить мои владения.
— Я спасал животных, — уклончиво произнес молодой человек, — и вообще меня разбудила Надин.
— Это одно и то же, — заметил Джозеф, проигнорировав фразу насчет Надин. — Никто не пострадал?
— Все живы.
— Почему начался пожар?
— Этого я не знаю, — сказал Арни, хотя, осмотрев дом и двор, успел сделать кое-какие выводы.
— Что ж, всякое случается. Моя жена под замком? — как бы между прочим поинтересовался Джозеф и получил ответ:
— Она убежала.
Глаза Иверса потемнели, и он еле удержался от того, чтобы не схватить зятя за грудки.
— То есть как убежала?! Где она? Почему ее не ищут?
— Мне казалось, я не вправе отдавать такие распоряжения, — твердо произнес Арни.
— То есть ты спас мою скотину, а моя жена пусть пропадет в лесу или снова с кем-то сбежит?! — закричал Иверс и занес руку для удара, но Арни перехватил ее.
— Никогда не делайте этого, сэр, — тихо сказал он, и его неожиданное ледяное спокойствие оказалось сильнее гнева Иверса.
Какое-то время Арни не разжимал пальцы, но потом ослабил хватку, и рука Джозефа бессильно повисла.
— Что ж, я найду ее, — злоба Иверса обернулась привычной усмешкой, в которой сквозило превосходство. — Никто не сможет уйти от меня!
Арни знал, что это правда.
Оба не ошиблись: Эвиан прибежала в хижину Заны, точнее, сами ноги привели ее туда.
Старуха не удивилась появлению девушки. Как всегда индианка сидела в окружении вещей, за которые никто не дал бы даже нескольких центов, но в которых она нуждалась, как в воздухе. Единственным имеющим денежную ценность предметом в ее хижине была винтовка в чехле из оленьей кожи.
— Ты зря это сделала! — с ходу заявила Зана.
— Что?
— Подожгла усадьбу.
— Почему я?
— Ты прибежала с той стороны, откуда идет дым, и от тебя пахнет гарью. Ты позволила горю отравить твою душу. Ты хочешь, чтобы по твоей воле в этот край пришла смерть? Ты ничего не понимаешь. Если загорится лес, в нем погибнет много животных!
— Но ведь ты стреляешь в зверей! — с некоторым вызовом заявила Эвиан, покосившись на винтовку, которую Зана время от времени поглаживала, будто та была живой, хотя на самом деле представляла собой орудие смерти.
Взяв в рот черенок неизменной трубки, индианка глубоко, с наслаждением затянулась и, медленно выдохнув дым, сказала:
— Моя жизнь целиком зависит от запасов дичи в этом лесу. Если ее останется мало, я ни за что не стану убивать и мне придется уйти отсюда, то есть умереть.
— Я устроила пожар, чтобы вырваться к тебе, — призналась Эвиан, — и единственное, что меня сейчас волнует, это то, что происходит внутри. Я имею в виду не душу, а… Ты видишь?
— Конечно, вижу. Но там… тоже душа, — промолвила Зана, покосившись на ее заметно увеличившийся живот.
— Это еще не душа. Это плод. Избавь меня от него!
— Я не умею этого делать, да к тому же уже поздно. Тот, кого ты встретила на оленьей тропе, может быть отцом ребенка?
— Может.
— А Джо?
При звуке этого имени Эвиан содрогнулась.
— Тоже.
— Он знает?
— Он очень редко заходит ко мне, и я делала все, чтобы он не заметил. А остальные… не обратили внимания.
— Тебе никого не жаль, — заметила Зана, — никого, кроме себя.
— Разве ты кого-то жалеешь? Не ты ли сделала Иверса хозяином этих мест?!
— Тогда у меня не было выбора.
— Пойми, — взмолилась Эвиан, — если это ребенок Кларенса, мой… муж возненавидит его, а если это порождение Иверса, тогда его возненавижу я!
— Смирись, — жестко произнесла Зана. — Я знаю, смириться порой бывает труднее, чем восстать, хотя люди думают наоборот.
— И жди?! — Эвиан почти кричала. — Ты велела мне ждать, и я дождалась… чего?! Это все равно что показать сидящему в темнице свет и тут же выжечь ему глаза!
Индианка молчала.
— Скажи, — бессильно промолвила Эвиан, протянув руки и словно пытаясь что-то поймать, — Кларенс жив? Если да, я согласна терпеть и дальше.
Зана долго смотрела в огонь, из которого ветер, казалось, вырывал куски пламени, потом ответила:
— Он жив. И ему дана определенная сила, только он может направить ее не туда, куда надо. И это причинит ему большие неприятности.
За долгое время Эвиан привыкла выхватывать из речи старухи только то, что хотела услышать.
— Мы встретимся?!
— Второй раз ты повстречаешь свою судьбу на другой дороге, той, что сделана из железа. Ее построили маленькие желтолицые люди. У них было гораздо больше выносливости, чем у белых, которые привыкли хвастаться своей силой.
— Когда это случится?
Зана пожала плечами.
— Я не управляю временем. Быстрее всего оно проходит во сне, так что ложись и спи. Главное проснуться именно тогда, когда нужно.
С этими словами индианка уложила девушку на оленьи шкуры и ими же укрыла ее. А потом долго сидела у входа, дымя своей трубкой и глядя на звезды над головой.