Этот лежал на животе. Левое плечо его было рассечено, в спине все еще торчал короткий охотничий нож с рукояткой, в виде козьей ножки.
– Почему так: «Боже упаси от судьбы лекаря?»
– Лучше уж сразу в гробовщики. И греха меньше и душевных мучений.
– Прислушаюсь к совету лучшего лекаря Вермского полка.
– «Лучшего лекаря», – вновь проворчал Ожерон. Сегодня он явно был не в духе. – Лично я знал только одного истинного армейского лекаря Жоржа д’Альби.
– Да, вы знали его? – вырвалось у Роя. И ему еще очень повезло, что Ожерон не расслышал его.
– Этого мы тоже вряд ли спасем, – все так же мрачно изрек он.
– Почему же, нож в межреберье, но засел-то он чуть ниже легкого. Крови внутри вышло немало… и все же, давайте попытаемся. Приготовьте обеззараживающее и тампон, а я вытащу нож.
Не ожидая согласия доктора, Рой ножом вспорол рубаху, затем взял из чемоданчика Ожерона скальпель и в мгновенье ока сделал глубокий надрез рядом с лезвием. Разжав большим и средним пальцем края раны, он, не обращая внимания на стоны раненого, осторожно, но в тоже время решительно извлек оттуда нож пирата.
– Быстро, тампон! – прикрикнул он на зазевавшегося доктора, который, вместо того чтобы помогать ему, заколдованно наблюдал за его действиями. Когда рана была обработана и закрыта тампоном, Рой попросил чуть приподнять раненого и сам быстро перевязал его.
– Странно, странно… – глазам своим не верил доктор. – Кажется я чего-то не понимаю…
– Не теряйте времени, мсье Ожерон. За каждой минутой – чья-то жизнь.
Лишь мельком взглянув на третьего раненого, у которого пулей была раздроблена кость на ноге, Рой подозвал одного из матросов и приказал ему немедленно попросить плотника приготовить две небольшие дощечки, посетовав при этом, что у Ожерона таковых в запасе не имеется.
– Но, видите ли… – начал было оправдываться доктор.
– Вы постоянно должны быть готовы к тому, что на судне будут раненные, в том числе и с переломами.
Когда осмотр завершился и троих раненых занесли в корабельный лазарет, а четвертого, уже к тому времени умершего, одели в саван и предали океану, доктор Ожерон отыскал Роя в его любимом закутке на артиллерийской палубе и, усевшись напротив него, на бочонок, долго и неловко молчал.
– Вам что-то не дает покоя, доктор? – помог ему Рой.
– И все же вы – медик. Что бы вы по этому поводу ни говорили.
Д’Альби наигранно рассмеялся:
– Весьма польщен. Можете считать меня своим учеником. Буду помогать в роли санитара.
– Признаюсь, что у меня нет медицинского образования.
– Как?! – был поражен его признанием Рой. – Как же вы тогда?
– Ни один из медицинских факультетов Европы я не оканчивал.
– Теперь понятно. Единственное, чего я не могу понять – как вы оказались в роли лекаря.
– Долгое время я был санитаром в военном госпитале. Потом помощником врача.
– Д’Альби?
– Откуда вы знаете?
– Вы же сами назвали его имя.
– Ах, да… Все так и было. Я учился у капитана Жоржа д’Альби, прекраснейшего из хирургов. Жаль только, что длилось это недолго. Затем стал самостоятельно практиковать. По армейским понятиям, я в общем-то неплохой полевой доктор.
– По армейским… – согласился Рой, но, спохватившись, добавил. – Так оно, очевидно, и есть на самом деле.
– Но я привык правдиво оценивать свои возможности. А вот вы… на мой взгляд, вы не тот, за кого выдаете себя.
– Заявление столь же смелое, сколь и безответственное, – сурово заметил д’Альби. – Обычно подобные выпады завершаются дуэлью.
– Дуэлью? Из этого следует, что вы еще и дворянин? Нет-нет, мне не раз приходилось встречать дворян и в образе простых матросов, и в образе рядовых солдат.
– Мне не понятен смысл затеянного вами разговора.
– А вот из этого следует, что, очевидно, я неверно повел его, задал не тот тон. Не подумайте, что пытаюсь изобличить вас, а тем более – в чем-то обвинять. Всего лишь хочу понять, кто вы: талантливый врач-самоучка, имя которого еще никому не известно, или же, наоборот, известный молодой врач, который по каким-то соображениям не желает разглашать своего имени.
– Хорошо, я откроюсь вам, но под слово чести дворянина, что разговор этот останется между нами.
– Слово чести дворянина, мсье.
– Я был студентом, учился в университете. Готовился стать медиком. Но были причины, по которым мне пришлось оставить университет, оставить Париж и наняться на корабль, уходящий в Новый Свет. Нет, я не совершал ничего предосудительного, достойного внимания судьи, а тем более – палача. Не хватало денег на учебу. Несчастная любовь. Ссора с родителями. Стычка, чуть было не закончившаяся дуэлью с другом… Словом, как-то оно все собралось в один смертоносный пучок… И тогда я решил, что пора или уходить из этого мира, или же основательно что-то изменить в своей жизни. Пока что, как видите, остановился на втором.
Слушая его, Ожерон задумчиво кивал головой, и Рой чувствовал, что постепенно доктор проникается к нему уважением и доверием. В рассказе его не было ничего такого, что могло бы показаться эскулапу подозрительным.
– Почему же вы скрываете тот факт, что обучались медицине?
– Во-первых, практиковать в качестве медика я не имею права. Да и путаться у вас под ногами тоже не хочется. И потом, я ведь нанимался в качестве палубного матроса, а не в качестве лекаря, а значит, обязан придерживаться условий найма.
– Очень похожая история, – грустно улыбнулся Ожерон.
– Похожая на… чью? – насторожился Рой, опасаясь, как бы доктор не вздумал уличать его во лжи.
– На мою собственную. Но давнюю. Хотя… почему давнюю? Однако, с вашего позволения, не стану посвящать в нее. Скажу только, что, очевидно, здесь найдется немало людей, которые вошли в команду эскадры, надеясь как-то изменить свою жизнь: разбогатеть, убежать от жены, добиться чего-то такого, о чем там, во Франции, страшно даже мечтать…
Попутный ветер усиливался, и «Нормандец», шедший сейчас под всеми парусами, постепенно догонял эскадру, флагман которой явно сбавил скорость. Чтобы как-то укрепить дух Питера Галла и продемонстрировать ему поддержку, капитан «Ажена» подождал его корабль и теперь шел как бы в роли посредника между эскадрой и своевольным, но мужественным «Нормандцем».
Тем временем на корабле все с большой опаской поговаривали о том, что как только «Нормандец» окончательно присоединится к эскадре или эскадра пристанет к какому-то острову, де Роберваль, дабы показать свою власть и свой нрав, обязательно потребует капитана Галла к себе и за явное неподчинение может устранить его от командования. Боцман даже намекал на то, что надо будет собрать человек десять добровольцев, которые бы отправились вместе с капитаном. И что это должны быть отчаянные ребята, готовые, в случае необходимости, постоять за капитана.