– Прости, пожалуйста, я не хотела на тебя набрасываться. Ты тут совершенно ни при чем. – Пытаясь овладеть своими чувствами, она походила по комнате, а затем повернулась к Еве: – Наверное, теперь я переместилась на несколько строчек вверх в твоем списке подозреваемых?
– Совсем наоборот. Я уверена, что если бы ты знала о существовании этой записи, то уже давным-давно отрезала бы Драко яйца бензопилой. Ты бы не позволила, чтобы его отправил к праотцам кто-то другой. Так что сейчас ты лишний раз убедила меня в том, что я не ошибаюсь на твой счет.
– Что ж, выходит, я молодец? Ура! – Надин снова упала в кресло. – Насколько я понимаю, видеозапись приобщена к вещественным доказательствам?
– Этого требует закон. Но уверяю тебя, Надин, ее никто не будет смотреть ради развлечения. Если это послужит для тебя хоть каким-то утешением, могу сказать: твое лицо там видно очень редко. Драко установил камеру таким образом, чтобы в центре кадра находился он сам.
– Да, это на него похоже. Послушай, Даллас, но если эта кассета попадет журналистам…
– Не попадет. Если хочешь моего совета, возвращайся к работе, иначе у тебя скоро крыша поедет. А мне позволь делать свое дело. Поверь, у меня это неплохо получается.
– Если бы я этого не знала, то сидела бы сейчас дома и накачивалась транквилизаторами.
Тут вдруг Еву осенило:
– Послушай, а ты не хочешь поучаствовать в девичнике?
– Что?
– Мэвис и Трина уже все устроили. У меня на это нет времени, так что замени меня.
– Да, мне не помешало бы расслабиться.
– Вот и замечательно! – Ева вскочила на ноги. – Ты почувствуешь себя новым человеком. Пойдем, я тебя провожу.
Через несколько минут Ева вернулась в зал, удовлетворенно потирая руки.
– Здорово придумано, лейтенант, – похвалил ее Рорк.
– Да, в хитрости мне не откажешь. Они там плещутся и выглядят совершенно счастливыми, а я наконец могу заняться работой. Не хочешь посмотреть видео?
– С участием Надин? С удовольствием! Если только ты принесешь попкорн.
– Все мужчины – извращенцы. Нет, это не с Надин, шутник ты эдакий. Но попкорн – неплохая идея.
* * *
Конечно, ей бы надо было просмотреть эту кассету с записью спектакля в своем рабочем кабинете, но вместо этого Ева уютно устроилась на мягком диване, с пакетом попкорна, и смотрела на экран огромного телевизора. Изображение было настолько качественным, что можно было рассмотреть даже самые мельчайшие детали.
Элиза явно наслаждалась ролью сиделки, приставленной к сэру Уилфреду. Ее костюм был превосходен, волосы стянуты в скучный пучок на затылке, губы сложены трубочкой. Она говорила тоненьким сварливым голосом, каким родители иногда говорят с непослушными чадами.
Кеннет прекрасно вел свою роль блестящего, хотя и раздражительного барристера. Его движения были порывистыми, взгляд – хитрым, голос то гремел громовыми раскатами, то звучал вкрадчиво и мягко.
Однако, вне всяких сомнений, царствовал на сцене Драко. Он был безумно хорош собой, неотразимо обаятелен, искрометно весел.
– Останови изображение, – попросила Ева и, встав с дивана, подошла к телевизору, чтобы получше рассмотреть лицо Драко. – Он полностью перевоплотился в своего героя. А остальные… видно, что они играют. Блестяще, профессионально, убедительно, но – играют. Что же касается Драко, то ему нет нужды играть. Он такой же лощеный и высокомерный эгоист, как Воул. Эта роль написана именно для него – словно по заказу.
– Точно так же рассуждал и я, когда утвердил его на главную роль.
– Так же, видимо, рассуждал и убийца. Он видел скрытую в этом иронию. Воул умирает в последнем акте – и Драко умирает в последнем акте. Драма на сцене – и драма в жизни. И там, и здесь правосудие торжествует. Оба казнены в присутствии свидетелей.
Ева вернулась к дивану и села.
– Это не дает мне ничего нового, но убеждает меня в том, что я – на правильном пути. Давай дальше.
Ева продолжала внимательно смотреть на экран. Вот выход Айрин. Блестящий выход! Конечно, многое зависит от драматурга, от режиссера, но подлинный блеск всему действу может придать только талант актера.
Красивая, стильная, загадочная и фантастически сексуальная, Айрин играла великолепно, и Еве было интересно, насколько соответствует ее собственный характер характеру героини. Кристина Воул была снедаема любовью. Женщина, готовая лгать, чтобы защитить любимого мужчину, даже зная, что он – убийца. Женщина, готовая принести в жертву свое честное имя и достоинство, чтобы вырвать его из рук правосудия. Женщина, способная убить любимого, отвергнувшего ее любовь…
– Она играет свою роль, как и Драко, в двух плоскостях, – пробормотала Ева. – И он, и она демонстрируют свою подлинную сущность лишь в последней сцене.
– Они оба великолепные актеры, – заметил Рорк.
– Все актеры, занятые в этом спектакле, великолепные профессионалы. Но для меня сейчас важно разобраться в каждом из характеров. Сэр Уилфред верит, что он защищает невиновного, и только под конец узнает, что его нагло обвели вокруг пальца. Если представить себе такое в реальной жизни, то это вполне достаточный повод для того, чтобы пожелать обманувшему тебя смерти.
Рорк пожал плечами:
– Не думаю, что такой метод продуктивен, но продолжай, это интересно.
– Диана, которую играет Карли Лэндсдоун, верит всей брехне, которой потчует ее Воул. Тому, что он невиновен, тому, что его жена – бессердечная сука, тому, что он от нее уйдет… Да, эта женщина совсем не похожа на Кристину, – моложе, проще и наивнее. А что будет с ней потом? Поймет ли она в конце концов, что ее использовали, обманули и унизили? Точно так же, как Драко использовал, обманул и унизил саму Карли. Как и Кристину. А вон за кулисами стоит Майкл Проктор и смотрит на сцену голодными глазами, мечтая оказаться там, в лучах юпитеров и славы.
Ева изучала лица, вслушивалась в голоса, пыталась проникнуть в души персонажей – людей, которых никогда не существовало.
– Убийца – один из них, один из актеров. Я это знаю! Не какой-нибудь жалкий рабочий сцены, не уборщик, не завистник-дублер. Это человек, привыкший находиться в центре внимания и умеющий, в зависимости от обстоятельств, надевать нужную маску.
Она снова умолкла и продолжала смотреть, ожидая какого-то озарения, момента, когда одно слово, взгляд, жест выдадут чувства, таящиеся под обманной бутафорской личиной. Но – нет! Каждый, кто находился на сцене, был мастером своего дела и не допускал промашек.
– Вот он, бутафорский нож! Значит, впервые он появляется уже в сцене, происходящей в зале суда. Ты можешь увеличить изображение? – спросила Ева. Она надеялась, что Рорк если и покупает вещь, то первоклассную, такую, каких нет еще ни у кого. И не ошиблась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});