Однако попытки разобраться в его влиянии мало к чему меня привели. Один профессор из Солфордского университета с невозмутимым видом заявил, что, по его мнению, эта тема могла бы быть интересной, тем не менее не стоит ожидать благосклонного отношения к ней со стороны существующей науки, поэтому «найти для нее финансирование, боюсь, будет непросто». В связи с этим и пришлось предпринять поездку в серые официальные здания Управления метеорологии в Брекнелле, зажатые между жилым микрорайоном и большой круговой транспортной развязкой, — памятник протестантскому мировоззрению, согласно которому общественные деньги следует тратить лишь на здания, внешний вид которых свидетельствует о нравственности. Служба эта получила свой статус во время Второй мировой войны и спасла жизнь тысячам солдат союзных армий, особенно летчиков, для которых сведения об облачности означали защиту от огня немецких зениток, а от предупреждения о возможном встречном ветре зависело, хватит ли у тебя топлива, чтобы дотянуть до базы, или ты рухнешь в Северное море.
Февральский день, мимо стучит каблучками, плотнее закутываясь в пальто, блондинка среднего возраста. «Ух, ну и холодина, верно?» — произносит она, ни к кому конкретно не обращаясь. Из-за крашеных волос, чернеющих у корней на проборе, она немного смахивает на русскую, и я на какой-то миг задумываюсь: а не пытались ли русские проникнуть в Управление метеорологии, которое до сих пор считается частью оборонной системы страны? Но нет, она не русская: ни одному настоящему русскому и в голову не придет сказать, что в феврале холодно. Зимой в России всегда так. Нет, только англичанин в отличие от всех может выразить бесконечное удивление по поводу погоды. Как сетовал американский сценарист Джордж Аксельрод: «В Англии только и делают, что болтают о погоде. Но всем на нее абсолютно наплевать, черт возьми».
В Управлении метеорологии эта английская одержимость сводится к перемалыванию цифр со скоростью один биллион или около того следующих одно за другим вычислений в секунду. В течение десяти минут после того, как заместительница начальника почтового отделения в Шотландском нагорье отправит сводку о количестве осадков, температуре и скорости ветра, составляется полная картина погоды в Соединенном Королевстве. Через три часа пять минут после получения в Брекнелле сводок с острова Святой Елены, из Дар-эс-Салама, Папеэте или Кайенны шестнадцатитонный сверхбыстродействующий вычислительный комплекс — эта «цифродробилка» — выдает прогноз погоды для всего мира. Испытываешь некий трепет перед тем, что можно вот так просеивать ряды цифр, приводить их к какому-то образцу и выдавать предвидение для любого уголка земного шара. Однако внешний вид этих парней в рубашках без пиджаков, уставившихся на экраны компьютеров, никакого волнения не выдавал. «О нас всегда говорят, что мы ребята немного зацикленные», — сказал их начальник в ответ на мой вопрос, не страдают ли его сотрудники от навязчивых мыслей. Трудно было не согласиться, глядя на помещение, заполненное спокойными вежливыми мужчинами в пиджаках, коротковатых в рукавах, которые по выходным занимаются радиолюбительской связью, совершают пешие прогулки и выращивают гортензии.
Уезжая оттуда, я подумал, насколько же ужасно английское это место, какое спокойствие, функциональность и сдержанная вежливость. Было в нем нечто кроссвордистское, и неуправляемые силы превращались там в уютные клише о том, что нужно одеваться потеплее. В тот единственный раз за последние годы, когда метеорологам пришлось иметь дело с чем-то действительно из ряда вон выходящим — надвигавшимся ураганом в 1987 году, — Майкл Фиш, сообщавший по телевидению прогноз погоды, сказал, что на самом деле беспокоиться не о чем. После чего англичане получили еще больше возможности отдаться своей феноменальной способности тихо жаловаться. Метеорологов и метеорологинь их жалобы мало трогали (не больше огорчается многострадальная железнодорожная охрана, когда пассажиры не приходящих вовремя поездов говорят им то, что думают про услуги пообносившихся железных дорог страны). Перспектива точного прогноза раздражает даже тех, кто предсказывает погоду. По словам того же начальника, он чувствует подавленность, если изменение погоды наступает через пять дней. Ему хочется, чтобы она изменилась сразу. И это еще одна причина, почему англичане любят жаловаться в том числе и на тех, кто сообщает прогноз погоды. В глубине души им нравится, когда погода преподносит сюрпризы.
Не все иностранцы считают англичан невозможными мизантропами. Американский военный корреспондент Марта Геллхорн приехала в Европу из города Сент-Луиса, штат Миссури, в 1930 году, отправилась репортером на Гражданскую войну в Испании, вышла замуж за Эрнеста Хемингуэя, первой написала о концентрационном лагере Дахау, делала репортажи из Вьетнама, а в восемьдесят один год стала первым иностранным корреспондентом, попавшим в Панаму после свержения диктатора Норьеги. Когда я с ней познакомился, примерно за год до ее смерти, у нее ужасно ухудшилось зрение — «все этот проклятый болван хирург — говорил, что лучший в Лондоне», — поэтому писать у нее почти не получалось. Но у этой натуральной блондинки с красивыми пальцами и по-прежнему стройными длинными ногами имелись колкие суждения про все на свете. Во время Второй мировой войны она оставила напивавшегося до бесчувствия Хемингуэя на Кубе и приехала в Лондон, чтобы смотреть с балкона «Дорчестера», как на Парк-Лейн разрываются первые самолеты-снаряды Гитлера. Позже, пожив в Париже, Мексике и Африке, она купила квартиру на Найтсбридж и жила попеременно то там, то в удаленном коттедже в Уэльсе на самой границе с Англией.
Однажды я спросил, почему она предпочла жить в Англии. Как выяснилось, то, что побудило ее к этому, не имеет ничего общего с обычно приводимыми доводами: это и не уровень театра, не удобное место пересадки на различные авиалинии, не относительно высокое качество средств массовой информации — ничего подобного. Англия ей понравилась за ее абсолютное равнодушие. «Я могу уехать, провести шесть месяцев в джунглях, вернуться, войти в комнату, и никто не задаст ни единого вопроса о том, где я была и чем занималась. Мне просто скажут: «А, вы, как мило. Выпить хотите?»»
Я предположил, что, возможно, это естественная сдержанность или нежелание вторгаться в частную жизнь. Однако она назвала это «уединенностью безразличия».
«Я считаю, у англичан комплекс превосходства. Вот немцы всегда спрашивают: «Что вы о нас думаете. Им не все равно, понимаете? Англичанам на это наплевать. Они уверены, что превосходят всех остальных, поэтому им нет никакого дела, что думают другие».