как-то отреагировать на весьма, мягко говоря оригинальную вещь, ведь тот ждал наверняка что-то бравурное, возвышенно-патриотическое. — Называется «Штрафбат».
Если кто не в курсе, то штрафбат это придумка не советской военной системы, а вполне себе царской. Солдаты не видели ни малейшего смысла погибать в атаках на пулеметы и либо дезертировали со страшной силой, либо наоборот сдавались врагу целыми батальонами и полками.
Хотя все же правильнее сказать, ставили заградительные отряды за ненадежными частями, но в общем сути дела это не меняет.
Шаг, другой, руины за спиной,
Мы идем вперед, ломая стены головой,
За залпом залп, плечом к плечу,
Я от грохота не слышу, как я кричу.
На коленях, на брюхе лицом по стеклу,
Я жму на курок, значит, я еще живу.
Болью падает на плечи расплавленный снег,
Я загнанный волк по кличке «человек»,
Война, горе.… А нам-то что?
Нам бы выйти к морю и пожить еще,
И не важно, куда дорога идет,
Штрафбат идет вперед.
Шаг, другой, пепел над землей,
И каждый молится о том, как пережить этот бой.
Мы идем не за жизнь, мы идем за страх,
Чтобы ночью захлебнуться в окровавленных снах.
По обломкам дней да по трупам друзей,
Мы идем вперед — эх, скорей бы, скорей!
Мы идем вперед, не считая дни,
Лучше пулю в лоб, чем в затылок свои.
Война, горе.… А нам-то что?
Нам бы выйти к морю и пожить еще,
И не важно, куда дорога идет,
Штрафбат идет вперед.
Шаг, другой, я еще живой,
Хотя за это заплатил кто-то другой.
Мы разучились ждать, мы научились рвать,
Мы уже за чертой, за которой плевать,
На убитых врагов, на заплаканных вдов,
На сирот, детей и на руины городов
Мы идем вперед, с каждым шагом злей,
Нас не надо жалеть, улыбнись и убей!
Война, горе.… А нам-то что?
Нам бы выйти к морю и пожить еще
И не важно, куда дорога идет,
Штрафбат идет…
Генерал побагровел, Климов подумал, что он сейчас начнет орать, топать ногами и возможно так и случилось бы, но в ситуацию вмешалась его жена, что сжала руку супруга и так посмотрела, что Феликс Феликсович весь сдулся.
«Да он еще и подкаблучник», — подумал Климов.
В итоге князь и граф раздраженно встав и ничего не сказав, только гневно сверкнув глазами, удалился из зала.
— Умеете вы Михаил Антонович врагов наживать, — покачала она головой с грустной улыбкой.
— Одним больше, одним меньше… — нейтрально отозвался он.
— Итак, о чем вы хотели со мной поговорить? — приняв деловой вид, спросила Юсупова, после того как они перешли в другую комнату и расположились за небольшим столиком с фруктами в большой хрустальной вазе.
— Я прошу посодействовать мне, ваша светлость, в организации благотворительных музыкальных вечеров, трех-четырех в течении месяца, дабы проживающие во Франции подданные Российской Империи пожертвовали сколько не жалко в пользу Русского экспедиционного корпуса. В конце концов он будет участвовать в обороне Парижа, в котором они по большей части живут.
— И для чего нужны эти деньги?
— Для закупки необходимого, но при этом нештатного вооружения и боеприпасов, а так же для выделки доспехов. Это основное, но если денег будет больше, то можно еще на другие полезные вещи пустить, те же транспортеры и много чего еще, что нашему генштабу не интересно.
— Понятно. А сколько вам нужно денег для всего этого?
— Только для Первой особой бригады нужно порядка десяти миллионов, ваша светлость.
Юсупова на это только бровью повела.
— И вы считаете, что сможете собрать такую сумму?
— Нет, конечно, — фыркнул Климов. — Но даже если миллион соберем, то это все лучше, чем ноль.
— Что ж, на миллион от меня вы можете твердо рассчитывать, Михаил Антонович. И с благотворительными музыкальными вечерами я вам помогу. Собственно, займусь этим сама, а то вам как я понимаю, сейчас будет не до организационных хлопот.
— Благодарю, ваша светлость. Вы правы, уже завтра нас перебрасывают на фронт, но на сами вечера постараюсь вырваться…
— С этим проблем не будет. Я и это устрою, так что никто вам препятствий чинить не станет.
— Благодарю.
— Что ж, раз этот вопрос решили, то теперь напойте мне песню «Снежная роза», я ее исполню на первом же вечере…
Глава 14
36
Особую бригаду окончательно перевели под французское командование Четвертой армии определив в непосредственное подчинение командующему Вторым кавалерийским корпусом генерала де Митри.
По мнению Климова, странное решение передать пехотную бригаду кавалеристам. Но стоило оказаться на позициях, как странность получила свое объяснение. Пространство, через которое проходили окопы являло собой большую раввину с легким возвышением на восток (из-за чего немецкие позиции получали преимущество), где действительно сподручнее оперировать именно кавалеристам.
Хотя если уж на то пошло, то кавалерией на Западном фронте уже давно не воевали если не считать каких-то мелких рейдовых операций, но и они стали редкостью после того, как возникла сплошная линия окопов. Кавалерия могла пригодиться только для парирования немецкого прорыва. Сами немцы свою кавалерию уже доедали…
О том, чтобы подвезти что-то днем, из-за окружающего пейзажа, не могло быть и речи, разе что попытаться прорваться на полной скорости. Но эта «полная скорость» у большей части грузовиков в пределах пятнадцати километров в час, так что немцы если не будут хлопать ушами (а они не будут) накроют транспорты на раз-два.
Что до зоны ответственности Особой бригады, то ей определили восемнадцатикилометровый участок к востоку от Реймса. Правый фланг упирался в речку у села Оберив и левым флангом доходя до городка Мурмелон.
Штабс-капитан из-за названия этого городка вдруг кусками вспомнил песню Виктора Леонидова «Русские бригады».
Сердце глупое не бейся,
Мыслям скорбным в унисон.
Там во Франции под Реймсом,
Спрятан город Мурмелон.
Где за честь, не за награду
(Клевета на век отстань)
Дрались Русские бригады,
За провинцию Шампань.
А в 16-й, проклятый,
И по крестному пути,
Из России шли солдаты,
Чтобы Францию спасти…