– Беззащитную старую женщину, – со злостью добавила девушка. – Как я рада, что ты сбросил его с утеса.
Торкель рассмеялся.
– Говоришь, как истинная норвежка. Но твоя жена англичанка, Рорик, как и твоя мать!
– А что это меняет? – Ивейна повернулась к нему. – Этот рунный камень доказывает, что Рорик должен унаследовать поместье отца, кем бы ни была его мать. Ой, Рорик, ты понимаешь? Теперь тебе не придется уезжать из Эйнарвика.
Он взглянул на нее, но Торкель его отвлек.
– Ты куда-то собрался, Рорик?
– Оттар меня выгнал. Хотя мне плевать на него. Я бы уехал в любом случае.
– Этот сопляк! – фыркнул Торкель. – Я должен был знать, что от него только и жди беды. Эгиль все предусмотрел. Он еще не был знаком с Гуннхильд, когда велел вытесать этот камень, но сделал все, чтобы защитить тебя. Сын наложницы – дело другое. Но сын рабыни становится рабом, кем бы ни был его хозяин. Эгиль хотел, чтобы ты стал его законным наследником. Он даже провел обряд введения в род. Я был свидетелем.
– Я ничего не знаю об этом, – ответил Рорик.
– Ну, конечно, ты не можешь этого помнить. По-моему, тебе и трех лет не было. Эгиль зарезал быка и сделал башмак из шкуры с его правой ноги. Затем мы наступили в него правой ногой, все по очереди, включая тебя.
– Неужели не было разговоров, – удивилась Ивейна. – Такой сложный обряд…
– Эгиль провел его в тайне. Когда Рорика привезли в Эйнарвик, все считали, что его родила женщина, которую Эгиль встретил в одном из походов, женился на ней, а потом вернул на родину. Когда Алисия забеременела, он отправил ее на одну отдаленную ферму. И ты рос там, Рорик, пока не стал достаточно большим, чтобы принять участие в обряде.
– Разве не проще было жениться на моей матери? – сухо поинтересовался Рорик. – Особенно если Эгиль любил ее.
Торкель поморщился.
– Не могу сказать. Она была англичанкой, рабыней, а он так гордился своим происхождением. Но потом родился ты. Сын. Наверное, он не ожидал, что так сильно тебя полюбит. После этого он даже перестал ходить в море.
– Мою мать это не спасло.
– Да, но ты должен помнить, что в то время мы воевали с англичанами. Руны! Нам так не хватало земли, а раздробленная Англия только и ждала, чтобы ее захватили. И мы это сделали, клянусь бородой Одина! – добавил старик, взмахнув рогом. – В год твоего рождения, Рорик, к северу от Иорвика правили мы, норвежцы. Только Альфред Уэссекский сумел дать нам отпор. Великий воин. Великий король. И не вздумай напоминать мне о Ситрике.
– Не собираюсь, – буркнул Рорик. – Разве могу я проявить неуважение к хозяину?
– Думаю, тебя останавливает мысль о моих старых косточках, – хмыкнул Торкель. – Годы не идут им на пользу. – Он встал, потянулся. – Летом я сплю снаружи. Это полезно. Так что вы останетесь тут одни.
Прежде чем гости успели ответить, он снял шкуру с ближайшей скамьи, усмехнулся и вышел.
– Это мерзнуть-то полезно? – проворчала Ивейна, ошарашенная таким поворотом событий. Она совершенно не ожидала, что останется с Рориком наедине.
– Хочешь, чтобы я тоже ушел? – тихо спросил он, вставая.
– Нет, – прошептала девушка и, набравшись храбрости, взглянула на мужа. – Я хочу быть с тобой.
Она так и не поняла, что за выражение мелькнуло в его глазах. Рорик кивнул и направился к двери.
– Я вернусь, – коротко сказал он. – Хочу задать Торкелю еще пару вопросов.
Что ж, по крайней мере, он не отказался переночевать со мной под одной крышей, – утешила себя Ивейна.
Она встала, расстелила на полу шкуры и начала раздеваться. Ее решимость подкреплялась одним-единственным ласковым словом. «Рунный камень, любимая».
Рорик тихонечко прикрыл за собой дверь и застыл на пороге. Даже сердце его перестало биться.
Ивейна сидела у огня, поджав босые ноги, и расчесывала волосы. Золотисто-медовая грива шелковистым плащом окутывала ее спину, и разделялась на отдельные пряди, открывая то изгиб бедра, то гладкое плечо.
Совсем как при первой встрече, – подумал Рорик. Но на этот раз она не страдала от боли. И он не собирался прикасаться к ней.
А если она сама этого хочет? Девушка казалась воплощением соблазна, но Рорик боялся, что страсть к ней заставляет его видеть приглашение там, где его нет. И все же Ивейна ждала его обнаженная.
Рорик подошел к ней медленно, словно боялся спугнуть. Опустился на одно колено и протянул руку. Как в первый раз. Но хотя в ее глазах читалась неуверенность, страха в них не было, и, отбрасывая волосы с ее лица, Рорик знал, что навсегда останется ее пленником.
Боги, как она прекрасна. Он мог бы любоваться ею часами.
– Это не… жалость?
– Жалость? – откликнулся Рорик. Он схватил ее за талию, встал сам и заставил подняться ее. – Это похоже на жалость? – спрашивал он между поцелуями. – Это… – Он легонечко укусил ее за шею, – или это… – он захватил губами ее сосок.
Ивейна вскрикнула, утратив способность думать, видеть и слышать. Она могла только чувствовать. Чувствовать яростный стук его сердца, силу рук, почти жестокую настойчивость его губ.
С болезненным стоном Рорик выпустил ее из объятий и начал торопливо раздеваться. Ивейна покачнулась: ее била дрожь, и она непременно упала бы, если бы не Рорик. Одним мощным движением он подхватил ее, и они вместе опустились на ложе из шкур.
– Если это называется жалостью, – пробормотал Рорик, – то это жалость к самому себе.
– Не важно, – выдохнула Ивейна, прижимаясь к нему.
Но Рорик отстранился; он держал в ладонях ее лицо, глядя ей прямо в глаза и дрожа от возбуждения.
– Это важно, Ивейна, я хочу, чтобы у тебя был выбор.
– Я уже выбрала, – шепнула девушка и прильнула к нему всем телом.
Она трепетала в его объятиях, мягкая, открытая, жаждущая. Забыв обо всем, кроме всепоглощающего желания обладать ею, слиться с ней, стать ее частью, Рорик одним резким движением вошел в нее, вырвав у нее крик наслаждения.
Хриплый стон слетел с его губ. Обнимая Ивейну так, словно она осталась единственным живым существом в гибнущем мире, он дал волю безумной страсти, и вскоре горячая струя его семени излилась в ее лоно, соединив их навечно, зародив начало новой жизни.
Если очень, очень повезет, – подумал Рорик, когда к нему вернулась способность рассуждать.
Ивейна лежала под ним, такая неподвижная, такая усталая, что он почти не слышал ее дыхания. Рорик поднял голову, вспомнив о том, с каким неудержимым пылом он овладел ею. Она еще такая невинная, такая нежная и мягкая. Не понимая, откуда в таком хрупком теле столько страсти, он провел ладонью по ее животу.
Она может носить его ребенка.
Ее ресницы дрогнули. Ивейна взглянула на него и улыбнулась. Эта застенчивая и женственная улыбка каждый раз проникала в самое его сердце.