Что касается внезапно объявившегося духа Гянтара, то на сей счет у Гунтавта было свое мнение, обнародовать которое он совсем не собирался.
«Если витинг, которого он видел у Виндии, и не совсем дух, — рассуждал Гунтавт, — то все равно, пользы от него барстукам будет немало. Похоже, — думал Гунтавт, — дело складывается так, что барстуков ждут большие перемены». От этих мыслей ему было радостно и хотелось петь.
В то же самое время Клабун, сидя в повозке, поглядывал на деревья, наслаждаясь разнообразием их осенней окраски, и ни о чем не думал. У него уже давно вошло в привычку, принимая важное решение, на несколько дней забывать о нем, чтобы события сами доказали нужность или никчемность сделанного шага.
Они были в самом узком месте косы. Том самом месте, которого так боялись куры из-за частого появления там девиц-амсмари — похотливых тварей, готовых на все ради мгновения соития с человеком. В отличие от людей, барстуки знали, что это необходимо амсмари для продолжения рода, поскольку самцы этих животных бесплодны. Но это не меняло брезгливого отношения барстуков к водяным женщинам, хотя к карликам те не чувствовали влечения и никакого вреда принести им не могли.
Впереди был небольшой курский поселок, и процессия подалась ближе к морю, чтобы не встретиться невзначай с людьми.
Подумав об амсмари, Клабун вспомнил, что некогда, еще в детстве, видел, как несколько водяных женщин затянули в воду рыбака. Тот совсем не сопротивлялся; наоборот, вытянув руки, с идиотской улыбкой на лице сам поплелся за ними. Воспоминание было столь ярким, что королю показалось, будто он и сейчас слышит женские голоса. Он прислушался, потом выглянул из повозки и спросил Гунтавта:
— Ты ничего не слышишь?
— Кто-то, кажется, зовет на помощь, — сказал тот.
— Я думал, что мне послышалось, — сказал король. — Какая-то женщина, ведь так?
— Похоже на то… — сказал Гунтавт с сомнением.
— Чего же ты ждешь?
— Что-то мне это не нравится.
Женщина вдруг закричала так пронзительно, что у Клабуна заледенело сердце.
— Как ты можешь стоять здесь?.. — разозлился Клабун и выскочил из повозки. Он сам уже собирался мчаться на крик. Но староста опередил его, отдав приказ, и барстуки охраны побежали через авандюну в сторону моря.
Гунтавт же остался, не решаясь бросить короля одного. Барстук не мог не прийти на помощь, кто бы его ни звал. Это было их инстинктом. Но как бы ни подмывало Гунтавта бежать за своими подчиненными, опасения за короля были сильнее. Что-то внушало ему недоверие к искренности призывов. На всякий случай он вытащил меч и стал ждать нападения.
Оно пришло в образе огромного рыжего пса.
Все произошло так быстро, что Гунтавт, будь он даже более подготовлен, не смог бы ничего изменить. Собака появилась на расстоянии одного прыжка от короля. Гунтавт видел, как она метнулась к Клабуну и сомкнула челюсти на его шее. Потом мотнула головой так, что тело короля взлетело вверх, отпустила хватку и скрылась в кустах так же внезапно, как и появилась. Гунтавт, спрыгнув с алне, подбежал к королю, но все было кончено. Его голова, почти напрочь оторванная от туловища, была неестественно свернута набок, а из открывшегося горла кровь свободно стекала на траву.
Позже Гунтавту расскажут, что у моря никто не взывал о помощи.
Девица-амсмари, не скрывая того, что она обманула барстуков, рассмеялась им в лицо, когда они сбежали на пляж, и плюхнулась в волну.
Тогда Гунтавт, ополоумев от горя, в котором винил себя, приставил меч к груди и собирался упасть на него. Вовремя подоспевшие барстуки связали его, беснующегося, и повезли в Тависк в одной повозке с мертвым королем Клабуном.
События эти ошеломили и взбудоражили карликов. Старейшины всерьез опасались беспорядков. Из всех земель Ульмигании на полуостров стали стекаться толпы барстуков. Испуганные и злые, они роились вокруг Тависка. Их делегации требовали тщательного разбирательства. Каждому было понятно, что покушения на короля были кем-то организованы, и это было величайшим преступлением. Кроме того, гибель короля, сто семь лет справедливо и безукоризненно правившего барстуками, вызывала в их душах такую тоску и обиду за свое племя, что они были готовы наброситься на любую, пусть самую грозную силу, нанесшую им оскорбление. А пока, в отсутствие таковой, они напирали на Совет старейшин. А тот, в свою очередь, был тоже немало смущен. И не только смертью монарха. Совет раздирали противоречия.
Золотую шапку короля барстуков должен был надеть назначенный самим Клабуном преемник — старейшина из земли сассов, Юндир. Однако Совет медлил с его признанием, а одобрение Совета было хоть и формальностью, но обязательной. И дело было не столько в том, что Юндир происходил из охотников, что противоречило традициям, сколько в том, что часть старейшин, ссылаясь на чрезвычайные обстоятельства гибели Клабуна и смуту в умах народа, требовала избрания королем Кантила из Самбии.
Этот старейшина выделялся из прочих необычной худобой и какой-то желчной молчаливостью. Говорил он всегда мало, сквозь зубы, будто ему было все равно, слышит его кто-нибудь или нет. Но это было не так. Как выяснилось в последнее время, Кантил обладал редким честолюбием и сумел завести в Самбии порядки, при которых никто не мог ему перечить. Поговаривали даже, что у Кантила был отряд вооруженных охотников, с помощью которых ему и удается держать подданных в страхе и повиновении. Во всяком случае, от барстуков Самбии за годы правления Кантила никто не слышал ни жалоб, ни прошений к Совету или королю. Все удавалось решать самому Кантилу.
Со смертью старого, державшегося традиций короля Клабуна кое-кому из старейшин стало казаться, что именно крепкая рука Кантила необходима в управлении барстуками. Не все так думали, и даже не большинство. Но к жаждущим твердой власти присоединились и те, кто считал для себя оскорбительным правление неремесленника Юндира. Если б золотая шапка, согласно обычаю, передалась из рук в руки, никто бы не оспорил волю Клабуна. Но, поскольку обстоятельства сложились необычные, многие подумали, что на сей раз, ради народа, позволительно и отступить от правил. И Совет выбрал бы Кантила королем, если б тот сам все не испортил. В окрестностях Тависка вдруг появились барстуки с мечами на поясах. Они вели себя тихо и дисциплинированно, но скрытая угроза, исходившая от них, вызвала настороженность других карликов, вылившуюся в открытое возмущение.
Кантил сообразил, что перебрал в давлении на Совет, и услал своих охотников. Но было уже поздно. Рамбут и Стангий, старейшины Бартии и Надровии, склонявшиеся в выборе к Кантилу, резко изменили намерения. Количество голосов за и против Кантила сравнялось. Юндир опять получил шанс стать королем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});