У Дэвида голова шла кругом, словно он ночевал в работающей бетономешалке. Звезды придвинулись ближе и стали значительно ярче. Дэвиду показалось, что он не узнает планету в иллюминаторах. Отраженное сияние уменьшившегося Солнца серебрило огнедышащий торс корабля. Космолет ощутимо потряхивало. «Серебряная птица» вибрировала и Дэвид сам весь дрожал, до последнего остатка. Только руки казались спокойными, потому что крепко вцепились в штурвал.
Синдром ложной памяти — обязательный симптом при реинкарнации, пока одно тело разделяют двое…
Дэвида просто воротило от всех тех мыслей в голове немца, которые вклинивались в его сознание вторым «Я». Волей случая, смертник до мельчайших подробностей походил на Дэвида. И потому был понятен ему глубоко внутри, минуя языковой барьер. Упертый ортодокс фашизма приносил себя в жертву, ради великого дела. Сознание фанатика было отравлено искушением величайшего зла. И чуть подслащено ощущением мученичества.
Окутанный пламенем корабль прошил атмосферу Марса на всю глубину и начал резко снижаться.
Дэвид смотрел на конец света из первого ряда, через козырек кабины. Сознавая, с каким чудовищем соперничает его собственная натура. Сердце билось так, словно он бежал марафон. И жить ему оставалось секунды. Дэвид мобилизовался целиком, без остатка, собрав в себе все жизненно важное, что только смог отыскать.
«Это не хотело быть частью его прежней жизни. Оно стало вместо нее.»
Дэвид терзался мыслями о том, что мог, но не сделал. Личная опасность потеряла всякое значение.
«Там, в небе над Нью-Йорком, он должен был сделать больше. Но не смог. Ведь двадцати-килотонная бомба, сброшенная на Хиросиму, была сущей игрушкой, в сравнении с той адской машиной, которую несла «Серебряная птица».»
Сейчас было самое время!
Перестав быть послушным орудием соучастия, собрав всю вину, весь свой страх, всю чертову злобу, Дэвид изо всех сил потянул штурвал на себя, пытаясь изменить курс.
Полный упрямой решимости, Дэвид вдруг осознал, что в точности понимает, куда упадет управляемая им бомба. Его потряс тот факт, что он всю свою жизнь это знал! Курс был известен любому, мало мальски знакомому с астрономией землянину. Все это решилось задолго до того, как он появился на свет. В будущем, этот район назовут одним из самых больших ударных кратеров, из существующих на планетах Солнечной системы. Местом невероятного взрыва станет самая глубокая низменность Марса. Равнина «Эллада».
Лицо Дэвида заблестело от нервного пота.
Он был ошеломлен той мыслью, что это случится с ним несколько миллиардов лет назад! За долго до его нынешнего, как вида…
«Еще с теракта 11 сентября, у Дэвида были лучшие результаты в умении оказываться в местах, где детонирует несчастье.»
Соблюдая свой долг и найдя путь, он не пытался выйти за горизонт.
«Серебряная птица» дрожала, заливаясь ослепительным светом в головной части корабля. Пока Дэвид не понял, что это свечение зорба бросает отблески на его лицо. Исключительное вмешательство новых, будущих агентов времени и неумолимое их желание сотворить почти невозможное, охватило его защитным куполом…
«Все зашло так далеко, что уже не было похоже на выбор…»
Фашистский смертник, побагровевший от ярости, выхватил штурвал из рук бывшего воздушного маршала. Став еще невыносимей в своей опустошающей злобе из-за временного раздвоения личности.
Вот Дэвид был, испытывая комплекс сложных эмоций. И там, где он блеснул напоследок, его уже не оказалось…
Агенты времени растворились и исчезли столь же проворно, как и появились. Растаяв в свете зорба, разорвав глубинную связь двух подсознаний.
Призрак чужой войны нарушил стародавний покой этого мира. Самое передовое порождение Земли било красную планету влет. И выстрел был смертельным. Огненный снаряд во много раз превосходил атомные бомбы, сброшенные на японские города. Последние секунды тянулись — как столетия. Теперь один только фашист повелевал грозной машиной. Собираясь совершить величайшее преступление со времен самого первого убийства.
УДАР! Произошла термоядерная детонация. И Судный день настал. Атмосфера раздулась, безжалостным, слепящим сетом, в несколько раз увеличив размеры планеты. Разорвавшая марсианскую твердь опухоль, превратила цветущие континенты в зыбучий, раскаленный песок, разогрев эпицентр термоядерного взрыва. Вода, в знаменитых марсианских каналах, в миг испарилась шипучим кипятком. Наполненные влагой лесные кущи спеклись в угольную пыль. Марс залило ядовитым светом ядерного пожара, словно тот попытался стать звездой. Порванное судорогой взрыва небо сползло с планеты прочь. Сдув все живое, точно пыль. Пересекающиеся каналы Марса теперь наполняли лишь грезы пустыни. Бушующие ураганы гнали угольки и головешки, напоминающие свет, выпавший из глазниц древних городов.
ВРЕМЯ, нуждаясь в равновесии, отстаивало стабильность однажды случившегося. Технология марсиан победила сама себя. Петля времени замкнулась. Поменяв причину и следствие местами. Змей-уроборос все же настиг собственный хвост.
Так и меняются времена.
Озера четвертой планеты от Солнца, теперь больше походили на потрескавшиеся рты, испустившие пугающий крик. Океаны, обнажив покоробленную корку дна, превратились в безбрежные, голые котлованы, выбеленные костями их обитателей.
Разразившаяся, всепожирающая атомная катастрофа, проникающая за любые заслоны, кремировала раскаленным порывом жителей красной планеты. Пески времени ползли и набухали черной патокой, прокладывая себе новое русло по недавно живому. Заметая великую архитектуру, где другие колыбельные были петы. И Марс превратился в гигантскую гробницу.
Отливающие металлом скалистые пики дышали нестерпимым зноем. Будто стремительно взметнувшиеся пальцы, в попытке изловить остатки воздуха, так и замерли, выпрямившись в радиоактивном зное. Черный пепел, словно сушеные жуки, застилал складки холмов.
Картина тоски, ужаса и всеохватного тления.
Планета неземной красоты погибла, превратившись в уродца. Марс висел в пустоте и напоминал маленький, жалкий комочек глины, на который у смущенного ребенка не хватило воображения. Как пример самого низкого падения всякой разумности человеческого существа.
Надеюсь это кому нибудь, что нибудь, когда нибудь объяснит.
ВРЕМЯ плетет заговор. Давным давно. И наши слабости для него идеальны. Потому что в совершенном — нет движения. Переболев одной безумной идеей, человеческое мышление находит себе новую, часто путая то, что должно быть, с тем, что есть. Но прежнее устрашающее открытие мы, рано или поздно, переплавляем в не остывающем горниле разума. И шагая в самопознание, обращаем себе во благо. Исходя из того, что по воле доступной нам, все может становиться чем угодно, оставаясь чем-то еще. В нас есть тот сложный ребус исканий разума, в котором нуждается ВРЕМЯ, подкладывая под надгробья скончавшихся миров ошибки будущего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});