Читать интересную книгу Кролик разбогател - Джон Апдайк

Лежа без жены с почти пустым стаканом у бассейна в ожидании, когда настанет его черед играть, Гарри все время чувствует на себе пристальный привораживающий взгляд разных глаз Тельмы.

— М-да, — произносит он. — Дженис мне все время на это намекает. Но в чем дело, не говорит.

— Возможно, она не может сказать, — говорит Тельма, сдвигая ноги и одергивая юбчонку, чтобы хоть немного прикрыть ляжки. Все ноги у нее в крошечных багровых венах, как это бывает у женщин ее возраста, но Гарри непонятно, почему она должна стесняться такого давнего приятеля, как он, да еще с животиком.

— Похоже, он не хочет возвращаться в колледж, — сообщает он ей, — так что, может, его оттуда уже выставили, а он не говорит нам. Но в таком случае разве мы не получили бы письма от декана или чего-то в этом роде? Ты бы видела, сколько писем идет к нам из Колорадо — целый поток.

— Знаешь, Гарри, — говорит ему Тельма, — многие отцы, которых я и Ронни знаем, жалуются на то, что их мальчики не хотят заниматься семейным бизнесом. У отцов на руках дело, а передать его будет некому. Вот это настоящая трагедия. Ты должен был бы радоваться, что Нельсон интересуется машинами.

— Его интересует только их разбивать, — говорит Гарри. — Это его способ мщения. — И, понизив голос, доверительно говорит: — По-моему, беда в том, что всякий раз, когда я, понимаешь ли, спотыкался, он это видел. Кстати, по этой причине помимо всего прочего я и не хочу, чтобы он был рядом. И маленький прощелыга это знает.

Ронни Гаррисон приподнимает голову и кричит:

— Что этот проныра пытается тебе внушить, а, лапочка? Не давай ему себя обкрутить!

Тельма, откликнувшись на замечание мужа рассеянной улыбкой, напрямик говорит Гарри:

— Я думаю, дело скорее в тебе, чем в Нельсоне. А не могут у него быть неприятности с какой-нибудь девчонкой? У Нельсона.

Может, выпить еще джина с тоником, думает Гарри, чтобы прогнать легкую головную боль, которая начинает его донимать. Когда он пьет среди дня, у него всегда такое бывает.

— Не представляю себе, какие тут могут быть неприятности. Эти ребята нынче прыгают из одной постели в другую, как кузнечики. К примеру, эта девушка, которую он привез с собой, Мелани, между ними, похоже, вообще ничего не было, к концу они стали даже просто грубить друг другу. А она, надо же, по-дурацки втюрилась в Чарли Ставроса.

— Почему — «надо же»? — Она улыбается уже не так рассеянно, скривив тонкие губы, давая тем самым понять, что знает о романе, который Чарли крутил с Дженис в ту пору, когда этого клуба еще не было.

— Да потому, что он ей в отцы годится — это во-первых, и он одной ногой в могиле — это во-вторых. Мальчишкой он перенес ревматическую лихорадку, и теперь его будильник ни на что не годен. Ты бы посмотрела, как он ковыляет по магазину, просто жалость берет.

— Если человек болен, это еще не значит, что он отказывается от жизни, — говорит она. — Ты знаешь, у меня ведь так называемая волчанка, поэтому я должна защищаться от солнца и не могу так красиво загореть, как Синди.

— О-о. В самом деле? — Зачем она говорит это ему? Тельма, судя по сухой улыбке, чувствуется, разоткровенничалась.

— Есть люди, которые всю жизнь живут с шумами в сердце, и ничего, — продолжает она. — Вот сейчас Мелани и Чарли — оба уехали вместе.

Это новая мысль.

— Угу, но только в разных направлениях. Чарли отправился во Флориду, а Мелани — к своим родным на Западное побережье. — Но он вспоминает, как Чарли рассказывал Мелани про Флориду у них за столом, и самая мысль, что они могут быть вместе, действует на него угнетающе. Ведь ни за кого не поручишься, что он ведет себя как монах. Гарри поворачивает голову, подставляя солнцу лицо: глаза его закрыты, веки на просвет кажутся красными. Ему следовало попрактиковаться перед игрой, а не валяться тут, подремывая под звук голосов. По пути сюда он слышал по радио, что к Флориде приближается ураган.

Где-то рядом раздается голос Ронни Гаррисона.

— Что ты, лапочка, сказала, что я буду жить вечно? — кричит он. — Так оно и будет, можешь не сомневаться!

Кролик открывает глаза и видит, что Ронни передвинулся вместе с креслом, чтобы дать место Синди Мэркетт, которая теперь уже достаточно освоилась среди них и не прикрывает ноги полотенцем, как в начале лета, — просто сидит на проволочном плетении кресла у бассейна голая, если не считать нескольких черных тесемочек и маленьких треугольников, которые они удерживают на месте, поэтому когда она не раз и не два, вполне сознавая, что делает, откидывает мокрые волосы с ушей и с висков, груди ее так и перекатываются. В своей счастливой жизни с Уэббом она позволила себе располнеть — в ней многовато стало жира; когда она встает, Гарри знает, что на ее ягодицах отпечатается проволочная сетка, оставив теплые следы, как форма для вафель на двух кусках темного теста. А все-таки до чего хороши ее дрожащие груди — вот полизать бы их, пососать и дать им поочередно упасть на твои глазницы. Кролик закрывает глаза. Ронни Гаррисон старается задурить мозги одновременно Джоанне и Синди какой-то историей, в которой герой-рассказчик без конца рычит басом на некоего злодея. Какое же он самовлюбленное дерьмо!

Уэбб Мэркетт нагибается к Гарри и говорит:

— Отвечаю на твой вопрос — да, я думаю, лучше всего покупать золото. Оно поднялось в цене на шестьдесят процентов меньше чем за год, и вряд ли оно так же быстро обесценится, пока в мире будет продолжаться энергетический кризис. Доллар неизбежно будет падать, Гарри, пока они не придумают, как дешево гнать бензин из хлебного спирта: тогда мы снова окажемся у руля. Чего-чего, а зерна у нас предостаточно.

Бадди Инглфингер, сидящий на другом конце их маленькой группы, объявляет:

— Разбомбить надо арабов, вот что я вам скажу: отобрать у них нефть, как мы отобрали ее у эскимосов.

Джоанна угодливо хихикает: история, которую рассказывал Ронни, на минуту отошла на задний план. А Бадди, чувствуя, что нашел в Гарри аудиторию, кричит:

— Эй, Гарри, ты видел в «Тайм», как люди, которые не могут сбыть с рук свои старые американские машины, дарят их бедным, а потом вычитают стоимость из суммы налога, а то и просто оставляют автомобиль на улице, чтобы его украли и они смогли потом получить по страховке? Там написано, что где-то какой-то торговец отдает задаром «шевроле», если ты покупаешь у него «кадиллак-эльдорадо».

— Мы не получаем «Тайм», — холодно отвечает ему Гарри. Если смотреть на мир под определенным углом, сколько же в нем психов.

— А президент сейчас, — пытается встрять в разговор Джоанна, — плывет по Миссисипи.

— А что ему еще делать? — спрашивает Гарри, чувствуя, что он тоже плывет по течению, ленивый и выпотрошенный.

— Эй, Кролик, — обращается к нему Гаррисон, — а каково ему, по-твоему, было, когда на него напал тот кролик-хищник?

Все хохочут и на время оставляют его в покое. Тельма рядом с ним тихо произносит:

— Трудно с детьми. Рону и мне повезло с Алексом: как только мы дали ему разобрать старый телевизор, он тотчас понял, чем хочет заниматься, — электроникой. А вот наш другой мальчик, Джорджи, судя по всему, во многом похож на вашего Нельсона, хоть он и на несколько лет моложе. Он считает, что его отец занимается отвратительным делом: страхование — это ведь ставка на смерть; а Рон никак не может ему внушить, что страхование жизни — это лишь очень небольшая часть их бизнеса.

— Молодежь разочарована, — заявляет Уэбб Мэркетт своим напыщенным хрипловатым голосом. — С двухлетнего возраста они наблюдают, как мир сходит с ума: сначала убийство Джона Кеннеди, потом Вьетнам, теперь эта заварушка с нефтью. А на днях ни с того ни с сего взорвали старика Маунтбеттена[24].

— Хм, — не очень уверенно буркает Кролик. Ушлый считал, что мир никогда не был приятным местом.

В разговор встревает Тельма:

— Гарри говорил, что Нельсон хочет заняться вместе с ним торговлей машинами, а он против.

— Ничего хуже для него быть не может, — говорит Уэбб. — У меня пятеро детей, не считая двух сорванцов, которых подарила мне Синди, и, когда кто-нибудь из них говорил, что хочет крыть крыши, я отвечал: «Наймись к какому-нибудь другому кровельщику, у меня ты ничему не научишься». Не смог бы я ими командовать, даже если бы и попытался, они все равно не стали бы слушаться. Как только кому-то из них исполнялся двадцать один год, будь то мальчишка или девчонка, я говорил: «Очень было приятно с вами познакомиться, а теперь — скатертью дорожка». И ни один ни разу не прислал мне письма — не попросил ни денег, ни совета, ни чего-либо вообще. В лучшем случае получаю поздравительные открытки к Рождеству. Один из них однажды сказал мне — это был Марти, старший, — так вот он сказал: «Папа, спасибо тебе за то, что ты был такой мерзавец. Зато теперь я готов к жизни».

Гарри рассматривает свой пустой стакан.

— Уэбб, как ты считаешь — выпить мне еще или нет? Мы ведь играем вчетвером, так что ты можешь взять игру на себя.