Читать интересную книгу Трагедия казачества. Война и судьбы-3 - Николай Тимофеев

А вот и над нами начинают посвистывать пули. Стреляют не из «нашего» кустарника, а от противоположного склона, это очень далеко.

— Урядник, — говорит старший из пулеметчиков, — нам все четыре ленты не прострелять, много остановок, да и ствол уже без воды раскалился, скоро пули прямо возле нас будут падать.

— Кончай вторую, добивайте пулемет, и пошли» — решаю я. — Остальные ленты берите с собой.

Выходим наверх, скрываемся в ходе сообщения, пулеметчики взрывают под пулеметом три связанные фанаты, и наше дело закончено. Пробираемся через кустарник, добираемся до проселочной дороги, идем по ней, и вот тебе сюрприз. Участок дороги, больше ста метров, идет по склону горы, слева вниз — крутой склон, справа — небольшой обрывчик, чуть больше метра, и склон вверх. На дороге — хромая лошадь, пытается дотянуться губами до травы на обрывчике. В конце дороги, где она куда-то поворачивает, стоит какое-то здание из кирпича, по форме напоминает трансформаторную будку, но проводов не видно.

Но это не главное. Отсюда, сами невидимые, мы отчетливо видим, как на противоположном склоне несколькими цепочками, в том же направлении, что и мы, двигаются титовцы, много. Расстояние — метров 250.

Полежали, посовещались. Если пойдем по дороге, нас непременно увидят, а от огня нам и укрыться негде. Кто-то предлагает двинуться перебежками по одному.

— Нет, — говорю я, — если первый и пробежит благополучно, то следующих уже будут ждать. Надо всем сразу. Они идут по склону, к открытию огня не готовы, пока сообразят что к чему, мы уже полдороги пробежим. Да и стрелять им придется с рук, значит, им хорошо не прицелиться. Так что, приготовиться. Приготовились? Бегом, марш!

Если команду «Старт» дает один из бегунов, то он, безусловно, сразу станет лидером. Так и произошло: я бежал первым.

Никогда в своей жизни, ни до, ни после, я не бегал так быстро, хотя одет был не очень спортивно. Первые пули свистнули, когда мы пробежали уже больше половины пути. Бегу и вижу, как справа на обрыве вспыхивают пылевые фонтанчики. А мне туда бежать! Но бегу, другого пути нет.

Включается другой пулемет, и я вижу, как от стен этой кирпичной будки отлетают осколки кирпича. А мы бежим.

Забегаю за будку, падаю в траву, задыхаюсь, жадно хватая ртом воздух. Но тут же поднимаю голову, считаю глазами казаков. Одного недостает. Кого? Мити.

Встаю, все еще судорожно дергаясь, осторожно выглядываю. Метрах в пятнадцати лежит лошадь, копыта еще дергаются. Доконали-таки беднягу. Мити нигде не видно. Неужели вниз свалился?

Вдруг тело убитой лошади как-то задвигалось, задергалось, откуда-то из-под нее выглядывает Митя, и через несколько секунд он уже с нами.

— Ты что, Митя, под кобылу подлез погреться? — говорит кто-то.

— Все отдышались? — спрашиваю я. — Пошли!

Идем быстрым шагом. Минут через десять встречаем группу казаков с урядником. Спрашивают нас, есть ли кто еще за нами.

— Нет, — говорю, — никого. И вы поторопитесь. Вон по тому склону много титовцев идет, параллельно с нами. Не опоздайте, отрежут огнем.

Идем вместе, вниз и вниз. Вот и горы кончаются, впереди равнина, запаханная, засеянная. Где-то вдали видны уходящие наши обозы, а право виднеются дома, это город Джюрджевац, который мы так и не увидели, не пришлось проходить через него.

16. БЕДА. КОПРИВНИЦА

Чтобы произошло сражение, нужно проделать марш и занять позиции. Это мы и сделали. Ночью сделали марш, а утром заняли позиции перед городом Копривница.

Окопы полного профиля, стрелковые ячейки, пулеметные огневые точки, хорошо продуманные ходы сообщения — все, как всегда, прекрасно. Есть один большой плюс и один большой минус. Плюс — наши окопы расположены почти везде на склоне, который, видимо, является древним берегом речной террасы, а перед этим склоном гладкая равнина, хорошо просматриваемая на километр, а то и на два. Только в одном месте, а именно против участка нашего взвода, находится группа обыкновенных сельских домов, ближайший из которых от нас всего метров четыреста. Минус — в том, что наши окопы на почти голом склоне, только редко где небольшие кустики. То есть, замаскировать нашу позицию невозможно. Мы противника хорошо видим, но и они нас тоже.

Осматриваемся, размещаемся, запасаемся сеном, разобрав пару копешек. Кто его знает, сколько времени нам придется здесь держаться. Вообще, если титовцы вздумают атаковать нас прямо в лоб, то мы продержимся на этой позиции хоть целый год. Тем более, что нам опять подбросили для усиления пулемет, на этот раз ШКАС, авиационный, с длинным стволом, на стальной треноге.

Видим, как из соседнего эскадрона проходит к домам группа казаков и скоро возвращается, разведка. В домах никого нет.

Все бы хорошо, да не очень. Наша оборона слишком растянута, расстояние между взводами метров по 100–200. Если противник быстро это обнаружит, нам придется туго.

Утром начинаем замечать среди домов и садов некоторое шевеление. Значит, нам надо в своих окопах замереть и замолкнуть. Видно, это у нас получилось, потому что где-то в середине дня видим такую картину: из-за крайнего дома выходят три человека и направляются в нашу сторону. Идут цепочкой, метрах в десяти друг от друга, медленно, неторопливо. Это обыкновенный прием у титовцев. Это означает, что позицию нашу они видят, а нас не видят. Подходят близко, метров полтораста, уже различаем: впереди идет высокий боец в английской куртке хаки и в домотканых штанах. Наверно, и в лаптях, но нам этого не видно.

В соседнем слева эскадроне у кого-то не выдерживают нервы: длинная пулеметная очередь, те скрываются в траве, и мы их больше не видим. Они получили то, что хотели: теперь они знают, что позиция занята казаками.

Начинается обычная стрельба с обеих сторон. Опять точно по Лермонтову, «что толку в этакой безделке»… Но все стреляют, хотя куда именно надо стрелять, никто толком не знает.

Следующий день начался точно такой же вялой перестрелкой безо всякого толка для обеих сторон. С середины дня титовцы усилились: у них появились минометы. Установлены они были за ближайшим к нам домом, и нам постоянно приходится наблюдать такую картину: выпустив мины, двое или трое титовцев выходят из-за дома и, стоя во весь рост, наблюдают, куда же эти мины летят. Ну, раз, ну, два, и это уже начинает надоедать, и я с разрешения и одобрения пулеметчиков выпустил по той хвастливой троице длинную очередь. Предполагая, что с такого большого расстояния шансов поразить их у меня мало, я так направил ствол пулемета, чтобы задеть кирпичную стену дома, а это — свист, треск, рикошет пуль, осколки кирпича, одним словом, какофония, которая никому понравиться не может. Так и произошло. Попасть я не попал, но эта троица зайцами рванулась за угол и больше не показывалась. Так что, корректировать огонь приходилось теперь или помаленечку, выглядывая из-за угла, или же лежа на чердаке, где на крыше уже не осталось ни единой черепицы.

Нашему взводу фатально не везет со станковыми пулеметами. Под Джюрджевацем мы потеряли «Максим», а здесь ШКАС — шальная пуля повредила какой-то у него механизм, и он стал непригодным для боя.

А куда они стреляли из минометов, мы так и не узнали. Вроде бы по простой логике, проще всего им было вести огонь по нашему взводу, наиболее близко к ним расположенному. Однако, в нашем расположении ни одной мины не разорвалось, как и вообще в пределах нашей видимости. Бог его знает, куда они стреляли и знали ли они, куда надо стрелять.

Надо сказать, что если бойцы Тито в своей массе вполне прилично владели стрелковым оружием, то с артиллерией и минометами управлялись они плохо.

Я по каким-то делам ходил в саму Копривницу и на обратном пути наткнулся на нашу минометную батарею. Из наших родимых 82-мм минометов, на прекрасно, по всем правилам, оборудованной позиции. Конечно, я по своей минометной душе, подошел к минометчикам, все осмотрел, повосхищался и спросил: а почему они не ведут огня по этому хуторочку, что напротив нас? Окопаться титовцы, без сомнения, как следует, не смогли; и такой удар мог здорово им напортить. Ответ был: нет мин. Оказывается, и здесь это может быть. С тем я и ушел в свой взвод.

Тут память меня несколько подводит, и я не могу сказать, в какой проклятый день это произошло: в третий или четвертый? То есть, начался день хорошо, а кончился плохо.

Беда заключалась в следующем: сотник, наш командир эскадрона, перебежал к титовцам. Проделал он эту процедуру средь бела дня, верхом на коне, так это неторопливо проехал по равнине и исчез среди домов, на глазах всего полка, и ни один казак в него не выстрелил.

Мне потом казаки-старожилы тех полков, которые еще в Млаве входили в 1-ю казачью дивизию, рассказывали, что если кто-то из казаков решал перебежать к красным, он этого от своих товарищей и не скрывал, а прощались добросердечно, только говоря, что, мол, если я тебе на мушку попадусь, то ты все-таки не стреляй. Случаев таких было мало, но они все-таки были, и казаки доносителями не были, поэтому такие казаки не попадались.