Он даже забыл о матери принцессы, которая внимательно слушала дочь, ее глаза блестят от гордости, и она не обращает на него никакого внимания. Похоже, он искренне взволнован сценой, но Алиенора замирает под сердитым взглядом Генриха. Король посчитал уместным выразить свое неодобрение, и она прореагировала, скорее из вежливости, чем из благожелательного отношения.
— При дворе Барбароссы, — заявляет Ренальд, — перед таким талантом все придут в восторг. Юная девушка из Франции, или скорее из Аквитании и Нормандии, вы осветите своей улыбкой мрачные замки нашей великой Германии.
Но Матильда, предчувствуя еще неизвестное, но для себя нежелательное событие, выпрямляется и своим взглядом, словно стрелой, пронзает то отца, то Ренальда, которым от этого становится неуютно.
— Матушка, — кричит она, прижавшись к Алиеноре, — это посланник, который должен меня увезти? Я не хочу, нет-нет, я не хочу ехать к Барбароссе…
Она начинает дрожать, совсем как ее отец, когда того охватывает гнев. Алиеноре удается успокоить дочь, и в этот момент маленький Ричард слышит крики своей сестры. Вооружившись деревянной саблей, он бросается на Ренальда:
— Оставьте же в покое мою сестру, она не хочет уезжать с вами, а если вы будете настаивать, я проколю вас своей шпагой.
Генрих воспринимает происходящее очень плохо. Он обращается к Алиеноре:
— Уведите этого ребенка. Поторопитесь, мадам. Он заслуживает розог.
Алиенора не двигается с места, чувствуя себя не в своей тарелке перед этим рыцарем от Барбароссы. Пока она по очереди рассматривает Ренальда и своего супруга, в голове проносятся кровавые сцены: осада Милана, которую ей точно описали. Барбаросса велел выгнать всех миланцев и проявил немыслимую жестокость, приказав: «Дома, церкви, собор и его колокольня, стены — все должно быть разрушено, все до последнего камня, чтобы ничто не сохранилось».
Алиенора не может привыкнуть к насилию: когда, вернувшись с острова Уайт, она узнала о том, что в Лондоне и Вестминстере во время рождественских праздников малолетние дети, женщины, старики были выброшены в снег и холод на улицы, то упрекнула Генриха в отсутствии чувства меры в наказаниях.
Королева уважает человеческое достоинство, и это мешает ей с улыбкой встретить железного канцлера Барбароссы и своего супруга, который так с ним спелся. Генрих и Ренальд удаляются. Помолвка маленькой Матильды с блестящим Генрихом Львом обошлась без согласия Алиеноры. Генрих Плантагенет и Ренальд де Дассель договариваются, что столь важное решение должно быть принято только между ними. Фридрих Барбаросса будет удовлетворен.
Глава 24
Радость при французском дворе — раскол при английском дворе
Париж просыпается, день обещает быть жарким в это прекрасное утро 21 августа 1165 года. Под лучами палящего солнца сотни ремесленников, торговцев, разносчиков толпятся на острове Сите, торопясь на строительные леса будущего собора Нотр-Дам. Все присутствующие поражены невиданными размерами каменного нефа, строительство которого только что началось[104].
Молодой посыльный верхом старался всячески избежать толпы на Большом мосту. Основную часть дороги он проехал лесом, выехав из замка Готзес, где королева Франции Адель только что родила. Его конь в пене… Далее гонец отправился на барже, которая отплывала с грузом бочонков вина в порт Парижа, рядом с Большим мостом, то есть совсем рядом с королевским дворцом. Стражники во дворце, глядя на его встрепанный вид, на мгновение заколебались.
— Я привез письмо от его величества, в котором содержится великая новость, письмо надо передать канцлеру Югу.
Стража, обыскав, пропускает юношу. Слуга сразу все понял, впереди молодого посланца он поднимается по лестнице, ведущей в зал совета. Канцлер Юг удивлен бесстрашию этого мальчишки, свалившегося без сил у его ног.
— У нашего короля родился сын, монсеньор, и он желает, чтобы вы оповестили об этом столицу. Ребенка назвали Филипп, и, я полагаю, его будут звать Богоданный.
— Благословенно будет небо, — восклицает канцлер. — Не время падать в обморок, молодой человек. Пусть звонят во все колокола, а герольды пусть оповестят весь город в ожидании нашего короля, просьбу которого исполнил Бог.
Город украсили флагами с королевскими лилиями. Толпы у входов в церкви поют веселые песни. На улице окликают англичанина, который не понимает, что происходит: «Бог послал нам короля, от которого ваш король когда-нибудь получит позор и несчастье…»
Генрих II Плантагенет не любил Париж. Алиенора тоже. Их обвиняют в преследовании архиепископа Томаса Беккета, который был близок и милосерден к убогим.
В отличие от всеобщей радости, царящей во Французском королевстве, при английском дворе происходит одна неприятность за другой. Войны Плантагенета, требующие огромных затрат, стали достаточным поводом, чтобы настроить против него часть населения. Смирение сеньора Риса в 1163 году было только видимым, мятеж в Уэльсе разгорелся еще сильнее и очень дорого обходится стране.
Ричард де Клер, граф Пембрук[105], приближенный короля Генриха, начал войну, приказав убить племянника сеньора Риса. Ответ не заставил себя ждать. Валлийцы с севера, из центра и с юга тотчас же объединились против англичан.
Генрих II, сожалея о таком повороте событий, послал две армии — не меньше тысячи наемников: одну на Пасху 1165 года, другую — несколько недель спустя. Чтобы заплатить своим армиям, Плантагенет прибегнул к непопулярной мере — введению нового налога. Придется откладывать про запас пшеницу, ячмень, рожь, овес для лошадей… отдавать армии головки овечьего сыра и знаменитый грут[106], без которого никого не сдвинешь с места. Хотя с хаосом, царившим во времена правления Стефана, было покончено, новый порядок стал обходиться слишком дорого. Подобная королевская политика, достаточно опасная во время кампании, вызывала возмущение среди простых людей, которые в прежние времена были полностью на стороне Генриха II, казавшегося им здравомыслящим и многообещающим правителем. Жестокие законы преследуют не только за браконьерство, но даже за охапку хвороста. Генрих не является другом отшельников, монахов, кузнецов, не жалует также бродяг, которые греются у костров из хвороста в тех лесах, где прячутся. В цистерцианские аббатства, где несчастные находят временное убежище, они нередко попадают полумертвыми от голода, как во времена Стефана. Постоянно растет число непокорных, преследуемых законом людей, неспособых обеспечить свое существование, ставших жертвами ростовщиков, неурожаев, стихийных бедствий. Однако судьба этих несчастных не беспокоит охранников и чиновников Плантагенета, которые считают, что о таких гражданах должен «позаботиться» закон, если они совершат малейший проступок: за воровство отрубают руку, за буйство клеймят. Особенно преследуют браконьеров: горе тому, кто польстится на чужую добычу. За подстреленного животного — особенно с ценным мехом — виновный заплатит жизнью.