Читать интересную книгу Солдаты Омеги (сборник) - Виктор Глумов

Все было хорошо у мальчиков, никто их поймать не мог, пока Кривая Зося оставалась в силе, а потом в уме, когда ноги отказали. Мальчики ее на себе с места на место таскали, слушались. Но никто не вечен. А если еще и пьешь, где попало спишь, с кем попало проводишь ночи — так и вовсе… Говорили, что Зося в молодости здоровенной была, потом поизносилась. Померла она своей смертью.

И четверняшки распоясались. Никто уже не сдерживал их, не направлял. Они убивали — не ради обогащения, а просто так. Насиловали всех подряд, не думая, кто придет вступиться за девчонок. В общем, Рыло, Жирному, Поросю и Упырю сказочно повезло, что с них шкуру живьем не спустили. Кетчеры уже собирались. Правда, поспорили, шкуру спустить или живьем изжарить. Сошлись на компромиссе: двоих освежевать, двоих сжечь. Только костер разожгли — Омега катит. Кетчеры руки в ноги и бежать, а четверняшек омеговцы забрали на Полигон.

Братья и не заметили перемены в своей жизни.

С первым прогнозом Гус ошибся — они уже сезонов пять здесь жили и умирать не собирались. По-прежнему всё живое убивали (иногда перед этим насиловали), кого потолще — съедали. Кира почему-то не тронули, наверное, он сразу руководить взялся, напомнил братьям покойницу Зосю. Сначала шли за ним покорно, как свиньи на бойню, и только у скал остатки мозга проснулись.

Добра никакого братья не нажили, да и не нужно им ни оружие, ни одежда — физической силы хватало, здоровья, упрямства и изворотливости.

Гус покосился на Кира: знает ли мальчишка, с кем связался? Нет, не знает. А то бы дрожал за свою шкуру. Для четверняшек Зоси понятия «союзник» не существовало.

Сейчас братья, настроенные вполне миролюбиво, пораскрывав рты слушали Гуса, а тот вдохновенно врал:

— Ну что вам скалы? Вспомните Пустошь. Мама покойная разве хотела, чтобы вы здесь оставались?

— Мама? — удивился Рыло, самый сообразительный. — Маму знал?

— Знал, знал. Кто же на Пустоши не знал Зосю-красавицу? Врагов у нее много было, враги ее и сгубили.

А я был — друг! Еще до вашего, мальчики, рождения, помогал Зосечке всем. Обогрел, кров предоставил.

— Дядя, — просипел Порось, тот самый, в шляпе, — а мама не говорила…

— А никто детям про такое не рассказывает! — рявкнул Гус.

Подействовало. Братья сразу оказались в положении детей, и детей провинившихся. Ох, строга была Зося, крута была. Била небось смертным боем. А только так с ними и надо, теперь тем более. Показать, что ты взрослый, а они щенки. Напомнить маму. Жаль, Гус Зосю ни разу не видел, тут хорошо бы нюансы поведения знать.

— Помогал мамочке вашей, Зосеньке… А потом уж встретил, когда она в тягости была. Ну, брюхата. Вами, остолопами. У нее же живот был — ходить не могла, все сидела, бедная, или ползала. Не смог я ее оставить в беде. Посадил к себе в сендер, домой отвез. Там до родов и жила на всем готовеньком. А как родила, меня к себе позвала и говорит: «Гус, о мальчиках позаботься».

— А? — Жирный слушал его, рот раскрыв, гладил топор растерянно.

Упырь молчал, глазами лупал. Этот, похоже, вовсе говорить не умеет.

— Старших не перебивай! — рявкнул Гус. У Кира отвисла челюсть. — А потом жизнь нас развела. Напали враги, Зосеньку я спас, а сам чуть не пропал. И больше не видел. А тут… Ну-ка топор положи! Нашел игрушку! И руку изо рта вытащи быстро! Ох, смотрю, распустились вы без мамы.

Упырь вдруг заплакал. Навзрыд, размазывая слезы кулаками, как маленький ребенок. Проняло. Правильно, пока все правильно. Гус чувствовал себя так, будто бредет по обрыву с закрытыми глазами. Один неверный шажок — костей не соберешь.

— Что вы здесь сидите, а? На кого похожи? Посмотри! — Гус подскочил к Поросю, сорвал с него шляпу. — Ты посмотри на это! Когда мылся? Вот я тебе! — И, стиснув зубы, вцепился в сальные патлы.

Порось заверещал. Братья втянули головы в плечи, вой и рыдания Упыря стали громче. Порось мог бы зашибить Гуса, но даже не пытался высвободиться, пока его таскали за волосы, потом за уши. Только верещал, и сквозь его крики вскоре начало прорываться:

— Дя-дя! Пусти! Прости! Дя-дя! Мы больше не буууудем!

Гус отпустил его и вытер руки о штаны. Четверняшки были морально уничтожены и готовы следовать за «дядей» хоть на верную смерть, не спрашивая, куда он их ведет. Кир хлопал глазами, открывал и закрывал рот. То-то же. Учись, щенок.

— Ладно, — ласково сказал Гус и распахнул четверняшкам объятия. — Прощаю, сынки!

И снова не ошибся. С радостным воем, со слезами и соплями, братья кинулись к нему, облепили. Гус гладил спутанные волосы и твердил что-то утешительное — мол, больше мальчики одни не останутся, он их не бросит. Для себя он решил, что и правда не бросит четверняшек, оставит при себе. Они будут полезными, никогда не предадут, не сделают подлость. А любого, кто осмелится Гусу дорогу перейти, загрызут, голыми руками порвут.

Поверх плеча «сынка» он подмигнул Киру. Этот тоже пригодится. Пока. До того момента, как свершится месть.

Наконец объятия ослабли. Гус велел «деткам» умыться и подошел к Киру. Омеговец глядел настороженно. Ну-с, а этого возьмем его же оружием: образованностью. Гус был на пике жизни, на вершине возможностей. Он видел дальше, чем обычно, прозревал будущее. И понимал, что Кира надо ошарашить еще сильнее. Омеговцы «мясо» за людей не считают. А сейчас мы…

— Психология, — улыбнулся Гус. — Слышал, наверное, юноша, про такую науку?

Кир выпучил глаза — любо-дорого посмотреть.

— Если надавить на болезненную точку, загнать человека в ситуацию, с детства привычную, он начнет действовать по шаблону. С этими скотами, — Гус кивнул на четверняшек, увлеченно льющих друг на друга воду из фляжек, — надо только так. Жестко. Ты инстинктивно, — (ого, глаза у парня еще сильнее выпучиваются), — выбрал правильную линию поведения. Но ты слишком молод, чтобы быть у них авторитетом. А я — в самый раз. Так что теперь я им и за маму, и за папу. И они будут меня слушаться. Пока наши с тобой цели совпадают… Ты скажешь «спасибо»?

— Т-ты… Меня ты не загонишь!

— Учился плохо? — посочувствовал Гус. — Или на жаре мозги подсохли? Я тебя не загоняю, я с тобой как с союзником разговариваю. Ты возьмешь высоту. Я убью Лекса и заберу свое. Остальных там тоже стоит перебить… А вот скажи, что ты можешь мне предложить в ответ на нашу с детишками помощь?

На Кира смотреть было жалко: губы подрагивают, глазки блестят, ноздри раздуваются.

— С Полигона сможешь вывести?

— Смогу, — кивнул парень, прищурившись.

— Врешь ведь. Тогда так: мы берем высоту. Убиваем твоих противников. И я с ребятами ухожу. Ты, кстати, плохо подготовился. У Лекса лучше оружие и больше команда. Но… — Гус сделал выразительную паузу. — И у него есть слабости. Договорились?

— По рукам. — Кир пожал протянутую руку и вдруг улыбнулся. — А знаешь, тебя бы я и правда вытащил. Не ожидал, что такое умное «мясо» бывает.

— «Мясом» меня больше не называй, — посоветовал Гус, — а то попрошу мальчиков с тобой разобраться. А они и рады будут, так ты их достал. У них же чуть ум за разум не зашел: такой малец, а командует, будто взрослый.

Кир хмыкнул, но ничего не ответил. Успокоился вроде, уже не дрожит, и слезки на глаза не наворачиваются.

Четверняшки с упоением умывались, извели уже половину запаса воды, но Гусу было плевать. Братья счастливы, а порцию счастья они заслужили. Да, он точно оставит их при себе. И тогда, под его мудрым руководством, братья не пропадут, а Густав Падальщик с такой поддержкой станет сильнее всех на Полигоне. Прекрасно. Просто прекрасно. Судьба определенно решила вознаградить его за неприятности последних дней.

Гус улыбнулся Киру, и омеговец отшатнулся, столько ненависти — не к нему, а к миру вообще — было в этой улыбке.

Глава 20

У цели

Как Лекс и предполагал, твари были ядовитыми — его слегка знобило, Авдей ежился, Петр жаловался на слабость, Орв молчал, смотрел в никуда. Может, оплакивал Ломако — Лекс тоже жалел одноглазого, светлая ему память, хороший был мужик. А может, и Орв себя плохо чувствовал. Артуру досталось сильнее всех: он метался в беспамятстве, тонко стонал на одной ноте. Орв подковылял к нему, пощупал запястье, тронул лоб, оттянул веко.

— Ф-фязать надо. И нефти. Руки ф-фязать. Ноги ф-фязать.

Будто подтверждая его слова, Артур забился. Орв перехватил его запястья, уселся сверху:

— Ф ф-вубы палку!

Авдей его каким-то образом понял, схватил полусгоревшую ветку из потухшего костра, сунул Артуру в зубы. Через какое-то время припадок кончился. Петр развязал мешок, отобрал веревку покрепче, связал Артура так, чтобы больно парню не было, но освободиться и покалечить себя не смог.

— М-да, — пробормотал Авдей, — на высоту мы его так не унесем. Накрылся твой план, парень.

— Унесем. Дотащим. — Лекс смотрел на Артура: он дышал часто, поверхностно. — Мы не можем здесь оставаться, слишком низко.