— Теперь не до вещей! — жена вцепилась в мою руку и потащила меня за собой с силой, удивительной для такой маленькой и хрупкой женщины. — Бежим, скорее бежим!
Все происходило, как в кошмарном сне. Мы выскочили на улицу, и я увидел за домом гигантского, чуть не достигающего облаков тиранозавра. Но я знал, что это не тиранозавр. Это был Годзира, чудовище, раз в сто превосходившее тиранозавра по размеру и лишь принявшее его внешний облик. Я увидел, как Годзира распахнул огромную, как кратер вулкана, пасть, усеянную острыми зубами, и дохнул пламенем.
Мне казалось, что я вижу сон, но, прежде чем я успел ущипнуть себя за щеку, мои ноги споткнулись о камень и я растянулся на земле. Острая боль в коленке, разодранные штаны и кровь свидетельствовали о том, что все это происходит наяву.
Потом начался хаос. Земля качалась, с неба сыпались огненные молнии, деревья с жалобным треском лопались и рушились. Стало жарко, как в пекле. А я все бежал и бежал, бежал вслед за женой, которая не выпускала моей руки и орала так громко, что заглушала рев Годзиры и вой ураганного ветра.
И вдруг откуда-то раздался голос:
— Э-эй, берегись! Посторонись!
Я посмотрел туда, откуда доносился голос. Из охваченных пламенем кустов выскочили ниндзя и самурай и понеслись куда-то со всех ног.
То и дело вспыхивали новые пожары. Черный вонючий дым спирал дыхание и застилал глаза. Внезапно раздались восторженные крики и аплодисменты. На небе появилась фигура «Стального человека № 28», собиравшегося напасть на Годзиру…
Позже я узнал, что нечто подобное происходило во всем мире. Земля стала огромным сумасшедшим домом, кунсткамерой или не знаю чем еще. Какое-то фантастическое явление, абсолютный нонсенс — и этого оказалось достаточно, чтобы пошатнулись и рухнули устои человеческого общества, возводимые веками. В Америке появились Кинг-Конг и чудовище Франкенштейн и учинили безобразия. Один из них, не помню кто, перебил все стекла в Белом доме, а второй гонялся за женщинами… Во Франции и Германии все дороги были наводнены неандертальцами, устроившими охоту на мамонтов. Потом откуда-то вынырнул Наполеон его узнали по треуголке… Потом Атилла нокаутировал Чингисхана, якобы за то, что тот хотел встать во главе его армии. Чингисхан не остался в долгу и, применив недозволенный прием, положил гунна на обе лопатки… Вампиры среди белого дня сосали человечью кровь, а потом как ни в чем не бывало утирались салфетками, украденными в ресторанах… Марсиане безуспешно разыскивали писателя Уэллса, чтобы расквитаться с ним, исказившим марсианскую действительность. Какие-то жители космоса, самые захудалые, наверно из касты «эта», выгнанные властелинами из своих жалких лачуг, поспешно занимали особняки на Лазурном берегу… В Англии все выгоны и пастбища заросли человекоядным растением, именуемым трифидоном. Сельскохозяйственным рабочим приходилось плохо…
Короче говоря, всю нашу планету наводнили диковинные существа: из прошлого, будущего или сказок — какая разница? Порядок во всем мире был нарушен в мгновение ока. Никто ничего не понимал. А я меньше всех, Мы с женой затерялись в многотысячной толпе. Ее волны несли нас куда-то, и не было никаких сил сопротивляться. Да и к чему сопротивляться? Очевидно, все было кончено. Правительство, армия, полиция делали гигантские, просто нечеловеческие усилия, чтобы хоть как-нибудь восстановить порядок, но что оци могли сделать? Как можно управлять своей вотчиной, если вокруг бродят всякие Годзиры, Франкенштейны, фантомы и говорящие звери?..
И вот в этой сутолоке, в этом человеческом месиве я однажды наткнулся на своего приятеля, того самого, который когда-то работал на телевидении. Он сидел на пороге многоэтажного здания и невидящими глазами смотрел в небо. Я его окликнул, но он не отозвался и продолжал смотреть в небо.
— А-а, это ты… — произнес он наконец, когда я хорошенько тряхнул его за шиворот. — Ну как, жив-здоров?
— Какое там жив-здоров! — огрызнулся я, сразу выйдя из себя. — Я уж и не знаю, я ли это. Может быть, это уже не я, а кто-то другой…
— Да-да-да, — пробормотал он. Его голос звучал тихо, но в нем явно были слышны восторженные нотки. — Так-так-так. Значит, говоришь, ничего не знаешь… И поделать ничего не можешь…
— Послушай, — я снова его хорошенько встряхнул, — помнишь нашу последнюю встречу? Тогда ты что-то болтал про какое-то удивительное явление. Значит, ты уже тогда знал? Каким образом ты мог предугадать это явление, или, вернее, эту, чушь?
— А-а, ты про это… — промямлил мой приятель. Рот у него был разинут, ну, круглый идиот, да и только. — Вот мы… то есть наша телепередача…
— Мы? — переспросил я. — Телепередача?..
— Да. Это единственное логическое объяснение…
— Ничего не понимаю, объясни толком. — Я решил, что приятель рехнулся от пережитого потрясения.
— Э-э, ну, как тебе объяснить, — начал приятель, раскачиваясь из стороны в сторону, — видишь ли, в чем дело… Мы и сами в некотором роде телевизионные изображения, которые кто-то передает. Жизнь, наша действительность — не более чем огромный экран. А мы, так сказать, персонажи пьесы…
— Как так? — спросил я, уже окончательно убедившись в его ненормальности. — Не забывай, что наше существование, существование человека на земле, как и всякие формы жизни, будь то на нашей планете, или в космосе, да, наконец, и существование самого космоса — материально. Понимаешь ты или нет? Все мы, все, что нас окружает, — та или иная форма материи.
Невольно я возвысил голос. Почему-то мне очень хотелось убедить его. Не знаю, может быть, я пытался убедить самого себя?..
— Не шуми, — проворчал приятель, — это все я давно знаю. Однако это ничего не доказывает. А вот если принять за истину то, о чем я говорю, то есть что мы некие изображения, тогда еще можно как-то, хоть и смутно, осознать суть этого явления.
— Допустить, что мы — не что иное, как персонажи телевизионного экрана?
— Вот именно! — кивнул он. — Слушай дальше. Возьмем телевизионную постановку. Актер играет определенную роль. Так? Ты понимаешь, что сам актер и то лицо, которое он играет, не одно и то же? Что вымышленный персонаж отличается от реального человека, актера?
— Как будто понимаю, но не совсем, — покачал я головой, вернее, не понимаю, что из этого следует. Ну, например, актер играет самурая. И что же?
— Вот-вот! Он играет, то есть притворяется. Но мы, зрители, не воспринимаем это как притворство. Через игру, монолог, грим, костюм, декорацию мы воспринимаем самурая, как такового. И мы в этот момент совсем не думаем, что в реальной действительности никакого самурая не существует.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});