— Его звали Брендан Кроу, — сказал Фауст, и последний элемент мозаики встал на свое место.
Кроу был помощником кардинала Магуайра, а затем его назначили исполняющим обязанности префекта Ватиканской библиотеки. Но гости Джея не видели параллели между убийством в «Эмпедокле» и тем, что произошло с бывшим начальником Кроу.
— Хотелось бы знать, за чем охотился грабитель, — задумчиво промолвил Джей.
Никто ничего не сказал. Но это было еще не все.
Человек, которого разыскивала полиция, Винсент Трэгер, в прошлом работал в ЦРУ вместе с первым мужем Зельды.
— Во имя всего святого, что он там делал?
Но Джей мысленно ответил на собственный вопрос. Его осведомитель, связанный с братством Пия IX, был уверен, что события в Риме имели какое-то отношение к третьей тайне Фатимы. Конечно, в сознании таких людей, как Катена, все имеет отношение к третьей тайне. Однако сейчас подобное предположение не казалось чересчур натянутым. Джей развил эту мысль, приписав ее неким третьим лицам с воспаленным воображением и вслух осудив. Фауст был очарован.
— Расскажите мне о третьей тайне.
Джей изложил все как можно более сжато, однако не в силах был отделаться от чувства, что вопрос слишком сложен для быстрого понимания.
— В двухтысячном году кардинал Ратцингер, в то время занимавший должность префекта Конгрегации вероучения, сделал вид, будто обнародовал документ.
— Сделал вид?
— Некоторые считают, что суть документа осталась скрыта.
Джей постарался дистанцироваться от критиков, однако поймал себя на мысли, что все события, и далекие, и близкие, похоже, неумолимо указывают на эту тайну.
— Почему?
Джей выдавил снисходительный смешок.
— Эти люди убеждены, что Богородица осудила Второй Ватиканский собор.
Фауста все это интересовало гораздо больше, чем Зельду. Та украдкой взглянула на часы.
— Габриэль, нам пора ехать в «Эмпедокл».
Джей проводил чету к машине. Усадив Зельду, Габриэль Фауст сказал:
— Святой отец, нужно будет продолжить разговор.
— В любое время, в любое время.
VI
«Все считают, что это сделал я»
Трэгер отпустил бороду; сам себе он чем-то напоминал Саддама Хусейна, выбравшегося из подземелья. Он жил в мотеле «Красная крыша» на шоссе, которое связывало «Эмпедокл» с офисом отца Трепанье. Полиция по-прежнему разыскивала его, полагая, что он направляется в сторону Канады. Для преследуемого лучше всего вернуться назад по своим следам, чтобы оказаться за спиной преследователя. Правда, теперь преследователей уже было двое — тот, кто убил Кроу, и полиция, как местная, так и полиция штата. Вот почему он выбрал именно этот мотель. Трэгеру рассказал о Трепанье Родригес, когда он позвонил в Рим. Новости об охоте на Трэгера в Нью-Гемпшире еще не дошли до главы ватиканской службы безопасности.
— Карлос, вы потеряли еще одного человека.
Трэгер рассказал про Кроу. Родригесу не нужно было объяснять, как связаны смерть Кроу и убийство кардинала Магуайра. Карлос хотел знать все подробности, и Трэгер их сообщил, отложив главное на десерт.
— Все считают, что это сделал я.
Каким приятным может быть смех, доносящийся из страны солнца и вина по международной телефонной связи, когда ты прячешься в дешевом мотеле от властей и безжалостного убийцы!
— Я ушел, не попрощавшись, так что полицию едва ли можно винить в излишней подозрительности.
— Почему вы скрылись? — резонно спросил Родригес.
— Я бросился в погоню за убийцей. Он уехал на моей машине, я сел в другую и помчался следом.
— И?
— Пока что мы друг друга не нашли.
— Разумеется, вас одного не оставят.
Карлос имел в виду связи Трэгера в ЦРУ. Однако у того не было никакого желания превращать поиски убийцы Кроу в крупную операцию всего управления. Дортмунд, находившийся на берегах Чесапикского залива, на звонки не отвечал. Переговорив с Родригесом, Трэгер позвонил Беа, чтобы узнать, не пытался ли Дортмунд найти его в конторе.
— Нет. Хотите, я попробую вас соединить.
— Отличная мысль.
Он сидел и слушал в трубке безответные гудки, не меньше десяти.
— Похоже, его нет, — сказала Беа.
— Ты права. Он не настолько глух.
— Я могу чем-нибудь помочь?
Проблема заключалась в том, что Трэгер не знал, кому Дортмунд сообщил о том, что посылает его в Ватикан, — если вообще кому-нибудь сообщил. Если он хорошо знает Дортмунда, тот, скорее всего, никого не посвятил в свои планы. В последнее время он критиковал управление не ради красного словца. Трэгер заверил Беа, что будет держать с ней связь.
— У тебя есть номер моего сотового? — спросил он.
— Вы сказали, мне его незачем знать.
— Возможно, это и к лучшему. À bientôt. [85]
— Hasta la vista. [86]
Беа однозначно гордилась своим франко-американским происхождением.
Трэгер лежал на кровати и смотрел в потолок, такой же чистый, как и его сознание. Он пытался представить, как бы поступил на месте Анатолия. Если предположить, что именно Анатолий преследовал его, после того как он выехал из «Эмпедокла». Плохо, что они просто не могли сесть рядышком — Анатолий, Дортмунд и Трэгер — и обсудить, что случилось с ведомствами, на которые они когда-то работали. Как раз об этом они с Дортмундом беседовали во время последней встречи.
Раньше все было просто: на нашей стороне хорошие, на той стороне — плохие. Две сверхдержавы боролись за мировую гегемонию. А что, если Анатолий считает, что его сторона проиграла? Теперь все мы капиталисты. Берлинская стена рухнула, Советский Союз развалился в буквальном смысле, и составлявшие его республики получили автономию, которая была фикцией, когда они лишь обеспечивали Москве дополнительные голоса в ООН. Все межнациональные проблемы, которые прежде подавлялись, заявили о себе во всеуслышание. Мы смеялись, когда Советы завязли в Афганистане. Теперь же им приходится сражаться с мусульманами на своей территории.
Впрочем, кто избежал подобной участи? В старые добрые времена мусульмане никого не беспокоили. Мы только покупали у них нефть, предоставляя Ирану и Ираку задавать друг другу жару. Постоянно вспыхивала Палестина, но этот конфликт казался местным, затрагивающим только Израиль, хотя Израиль был нашим союзником. Окончившаяся неопределенно война в Персидском заливе и наше затянувшееся присутствие в Ираке, последовавшее за событиями одиннадцатого сентября, изменили всё.
— У нас ведь трудилось столько аналитиков, — грустно заметил Дортмунд. — Они должны были всё это предвидеть.
Не приходилось напоминать, какой вклад внесло управление в нынешнюю ситуацию на Ближнем Востоке.
— Пока длилась холодная война, все было хорошо и чисто: ты взрываешь, ко всем чертям, меня, я взрываю, ко всем чертям, тебя, — поддался ностальгии Дортмунд.
— Гарантированное взаимное уничтожение. [87]
— Безумие. Безумие в буквальном понимании, но только в нем был смысл. И у нас, и у них все получалось. Они гордились тем, что принимали в этом участие.
— Пока наша растущая мощь не подавила Советский Союз.
— И вот теперь приходится иметь дело с войной партизанской, — пожаловался Дортмунд, — как дома, так и за границей.
Версия о причастности Советов к покушению на Иоанна Павла II основывалась на том, что Москва была страшно зла на нового Папу, активно поддерживавшего недовольство по ту сторону «железного занавеса». Визиты понтифика в родную Польшу, по сути дела, привели к падению коммунистического правительства. И это было лишь начало.
— Так почему же Советы решили действовать через турок? — спросил Дортмунд.
— Чтобы сбить нас с толку.
— Возможно. Будь добр, приготовь мне еще.
Дортмунд пил джин с тоником. Апрельский день выдался промозглым, и бывший начальник Трэгера, казалось, надеялся алкоголем подбодрить замешкавшуюся весну. Трэгер приготовил еще один коктейль.