предполагаете, что «страшный человек» – это один из чухонских обитателей?
Филиппов указал пальцем на Лунащука:
– Совершенно верно. Я не вижу иного объяснения.
– И вы полагаете, они навестят по приезде трактир?
– Вполне возможно, даже не возможно, а точно – они обязаны посетить трактир, в котором у них происходят встречи, чтобы уточнить время и место следующего преступления.
– Странно то, что они встречались в последний раз рядом с местом убийства. Их могли запомнить, ну, не знаю, заметить.
– Арестуем, вопрос проясним.
– Владимир Гаврилович, тогда сегодня высылаем телеграмму?
– Нет, – сказал Филиппов, – если сегодня, то завтра они прибудут в столицу, а мы не готовы. Надо дождаться Кунцевича с братьями Коробицыными, уточнить у них, поляка они забоялись или чухонца. И нам нужно побольше уверенности в том, что два финских приятеля – это искомые нами убийцы. Главное – не подгонять преступников под факты, а искать неопровержимые доказательства их вины.
Глава 35
Ожидание оправдалось. Мечислав Николаевич прибыл в шестом часу утра. Хотя мест в камерах не хватало, Кунцевич настоял, чтобы братьев посадили отдельно от остальных задержанных. Сыскных агентов, которые сопровождали его в поездке, отправил по домам, наказав, чтобы в четыре часа пополудни были в сыскном отделении. Сам же занял лежанку, укрытую тонким тюремным одеялом, и провалился в беспокойный сон. Куда-то бежал, кого-то хватал, падал, летал, но через три с половиной часа, когда дежурный чиновник тронул его за плечо, мгновенно очнулся и позабыл, что там привиделось.
– Мечислав Николаевич, вы просили вас разбудить. Обычно минут через пятнадцать Владимир Гаврилович приходит на службу.
Кунцевич кивком поблагодарил, попросил присутствовавшего здесь же младшего полицейского полить воды, чтобы умыться и выглядеть бодрее после утомительной поездки.
Ждать пришлось недолго. Филиппов, увидев Кунцевича, взял его под локоть и повёл в кабинет, наказав дежурному чиновнику никого, кроме Лунащука и Власкова, к нему не пускать.
– Вижу, поездка далась нелегко, а вот блеск в глазах выдаёт удовлетворение.
– Точно так, Владимир Гаврилович. Про поездку скажу, что бывали и более утомительные, но здесь вы правы. Братья сидят под замком в отдельной камере. Неудача меня постигла, когда я пытался на месте их разговорить, но безуспешно. Молчали всю дорогу.
– Это они ещё не осознали, что взяты всерьёз.
– Что-что, а это осознали. У них найдено столько вещей, что мы, присутствующие там, едва управились со списком. Так что они знают, что попались надолго.
– Хорошо. С кого посоветуете начать?
– С Василия. Хотя он и старший, мне он показался более слабым. Он – простой исполнитель, отнюдь не голова. Руки, если можно так выразиться.
– С Василия так с Василия. Вы хотите присутствовать на допросе или лучше отдохнёте?
– Нет. Владимир Гаврилович, отдых потом, сейчас надо ковать, пока горн не остыл.
– Хорошо, тогда кратко расскажите о поездке.
Кунцевич положил листы, которые держал в руках, на стол.
– Пока мы ехали, я составил отчёт, а вот это – опись найденного у братьев.
– Мечислав Николаевич, прочту позже, вы кратенько расскажите о происшедших с вами событиях.
Чиновник для поручений отвлёк внимание Филиппова на четверть часа.
– Что так? – начальник сыскной полиции качал головой. – А если бы пистолет оказался заряженным?
На последний вопрос Кунцевич не ответил, а только развёл руками, мол, что говорить – судьба пока хранит.
Владимир Гаврилович не стал занимать камеру допросов, а отдал распоряжение дежурному чиновнику привести Василия Коробицына в кабинет, где посредине был поставлен табурет. Преступника поддерживал с одной стороны полицейский – нога у Василия немного опухла после неудачного прыжка из окна. Он сел, вытянув её вперёд, и поморщился от боли.
Коробицын, коренастый мужчина, сорока двух, как знал Филиппов из бумаг, лет, с окладистой бородой и горбинкой на носу, выдающей переломанный нос, с интересом осматривал кабинет. В конце концов он остановил взгляд на круглолицем господине с пышными усами, сидевшем за столом.
Владимир Гаврилович, в свою очередь, с не меньшим интересом изучал бандита.
– Ну, здравствуй, Василий Коробицын, – произнёс Филиппов.
– Ну, здравствуй, – ответил в тон начальнику сыскной полиции Коробицын. Голос его звучал безразлично.
– Наконец мы с тобой познакомились.
– Звиняй, мил человек, но ты меня знаешь, а я… – он пожал плечами.
– Мне нетрудно представиться. Начальник сыскной полиции Санкт-Петербурга Владимир Гаврилович Филиппов.
– Стоило за мной так далеко ехать? Ты, господин Филиппов, поманил бы меня, я и примчался бы по первому твоему зову, – Коробицын хотел настроиться на шутейный тон.
– Как к Анциферову?
Василий стрельнул глазами и уже собирался что-то сказать, но Владимир Гаврилович его опередил:
– Вот что, Василий, тебя сюда привезли не для того, чтобы пожурить за твои провинности, да и знаем мы столько, что тебе лет на десять каторги хватит. А если не захочешь сам ничего рассказать, то и к убийству семьи Анциферова пристегнут, будешь главный персонаж. Там, как ты понимаешь, другой срок светит, там может быть и бессрочная каторга без прошений о помиловании.
– Господин Филиппов, если ты всё знаешь, то чего я здесь сижу?
– Жалко мне тебя, дурня. Неужели хочешь чужой грех на себя взять, тем более что он с кровавым душком? Вот вещи, драгоценности, изъятые у тебя, изобличают тебя, брата и подельника вашего Гришку в совершении краж в столице. Ты же вор, зачем брать на себя убийство Анциферовых?
– Складно, Владимир Гаврилович, говоришь, складно.
– Ты, Василий, подумай. Я тебя не неволю, но хочу настоящего убийцу изловить, а не отправлять тебя и подельников твоих на каторгу за не совершённое преступление. Ты думай.
– Ты правильно сказал, Владимир Гаврилович, мы брали то, что плохо лежало, но вот с кровью дел не имели. Нету на нас крови.
– Хорошо, тогда помоги мне поймать настоящего убийцу.
– Как? – изумился Василий.
– В последний свой приезд ты с подельниками харчевался в трактире Андреева, потом быстро съехал. Почему?
– Не понравилось.
– Василий, мы ж договорились правду говорить.
– Я там увидел одного человечка, которого не чаял встретить.
– Вот и расскажи мне о том человеке.
– Как его настоящая фамилия, я не знаю, да может быть, он десять раз её сменил, а вот в наших кругах имел прозвище Дикий Пшек.
– Почему?
– Так он поляк, а потому и пшек, а дикий – так чуть что, за нож хватался и народ губил почём зря. Говорил он, что лучший свидетель в деле тот, кто мертвее мёртвого.
– Значит, ты его встретил в трактире Андреева?
– Если бы встретил… – ухмыльнулся Василий. – Я, как только его заметил, так сразу своих под руки, и дёру. Там, где этот мясник появляется, кровь рекой льётся.
– Но может быть, одно из имён его