многие иммигранты не знают, как добраться до моря. Если живешь в таком пригороде, чувствуешь себя там неплохо, а никто не расскажет о море и не покажет, как туда доехать, ты никогда туда не доберешься», – говорит она.
На должности инспектора по охране окружающей среды Моштат все-таки смогла познакомить с морем и другими уголками природы иммигрантов из самых разных стран – Ирана, Ирака, Сомали, Чили, России, Афганистана, Ливана и других – потому что она возглавила местную государственную программу интеграции. Программа должна была не только познакомить иммигрантов с северной традицией friluftsliv, но и выяснить, как они сами относятся к природе, и, уже исходя из этого, научить их пользоваться доступными зелеными и голубыми просторами.
У властей есть несколько подспудных мотивов для развития подобных программ интеграции, тесно связанных с природой. Исследования неизменно показывают, что у иммигрантов как у демографической группы состояние здоровья гораздо хуже, чем у этнических шведов, особенно среди женщин и особенно в сфере психического здоровья[157]. Изоляция, отсутствие работы, языковой барьер, стрессовая ситуация приспособления к новой культуре – все это вместе взятое способствует проблемам со здоровьем. Иммигранты, проживающие в бедных пригородах, как правило, менее физически активны, чем этнические шведы, которые живут в более богатых частях города, хотя из этих бедных пригородов можно пешком дойти до ближайшего леса. Кроме того, мощная волна иммигрантов и беженцев, которые в последние годы ищут приюта в северных странах, создала большие проблемы для системы государственного управления и усилила необходимость в интеграции. Объясняя иммигрантам, что такое friluftsliv, власти надеются решить сразу три проблемы этих неблагополучных районов: улучшить систему здравоохранения и качество жизни, упростить интеграцию в шведское общество, привлечь внимание иммигрантов к важности охраны окружающей среды[158].
«Мы знали, что информация об окружающей среде была необходима, и воспринимали природу как подходящее место общения иммигрантов и шведов. Мы хотели сделать шведские леса, озера, горы и океан платформой для взаимопонимания и поиска точек соприкосновения», – рассказывала Моштат.
По своему опыту она знала, что реализовать программу будет не так-то просто. Начать хотя бы с того, что люди из истерзанных войнами стран часто относятся к природе совершенно иначе, чем этнические шведы. Для многих из них лес – это вовсе не место для отдыха и восстановления душевного равновесия, а напичканная минами опасная зона, где человека запросто могут ограбить, а то и изнасиловать. Для тех, кто не умеет плавать, а таких гораздо больше среди иммигрантов, чем среди этнических шведов, ласковые пенистые волны на западном побережье Швеции – это не приглашение окунуться в морские воды, а смертельная опасность[159]. И это не говоря уже о непривычном для них холодном сыром шведском климате, когда часто не хочется выходить на улицу. Но найти любознательных участников в иммигрантских организациях и школах Гётеборга оказалось не так уж трудно.
За полтора года иммигранты всех возрастов познакомились с разными видами friluftsliv, от рыбалки и лодочных походов до пикников у моря и прогулок по лесу. Знакомство с природой не сводилось только к книжным знаниям о растениях и вообще о дикой природе: главной целью было создание эмоциональной связи с природой. «Путь к уверенности идет через эмоцию, – говорит Моштат. – А эмоция готовит место для появления нового знания».
Программа, разработанная в Гётеборге, одной из первых в стране закрепила роль friluftsliv в интеграции, и сейчас подобных программ существует уже гораздо больше, и не только в Швеции, но и в Финляндии, Норвегии, Дании. Совет министров северных стран в докладе 2016 года о связанной с природой интеграции заявил: «В обстановке чуждой культуры природа и зеленые зоны могут обеспечить комфорт, безопасность, стать местом для встреч, платформой для содержательных видов деятельности, межкультурной коммуникации и сотрудничества». Отмечалось также, что, подобно изучению языка, активное знакомство с северной природой может помочь укреплению связей иммигрантов с местным населением и положительно скажется на их физическом и психическом здоровье[160].
Конечно, интеграция иммигрантов в Швеции до сих пор идет не без трудностей, но Моштат надеется и верит, что старалась не зря.
«Когда программа закончилась, на железнодорожной станции я случайно встретила ее участницу, которая прибыла из Сирии. Она обняла меня и рассказала, что ждет в гости своих родственников. И знаете, что они собирались делать? Не болтаться по магазинам одежды, как это обычно принято. Нет, она хотела показать им шведскую природу, – рассказала Моштат. – Природа вошла в жизнь людей, и это радует меня больше всего. Раньше на островах нечасто можно было встретить женщин в хиджабе. А теперь их там много!»
Есть и еще одна причина, почему friluftsliv занимает особое место в сердце Моштат. В 2003 году, когда шла вторая война в Персидском заливе, Моштат со своим сыном Мимо укрывались в пещере от авиационного налета, и в их убежище попала бомба, заряженная обедненным ураном. Из-за контакта с этим химическим веществом у Мимо развилась редкая форма рака крови, а у Моштат – хроническая астма. Автомобильные выхлопные газы сделали для них невозможной жизнь в центре города, а, переехав в Швецию, они почувствовали себя гораздо лучше в лесах под Гётеборгом. Им обоим стало легче и дышать, и жить – Мимо ездил в кресле-каталке, а Моштат рассказывала ему, что видит и какие запахи чувствует. Но Мимо становилось все хуже, и в двенадцать лет он пал жертвой своей болезни.
«Когда Мимо не стало, я часто ходила на наши места в лесу, чтобы справиться со своим горем и успокоиться. Я не религиозна, но мои отношения с Богом начались там», – рассказывала Моштат.
Таинственные «песни льда»
Если вам случалось долго находиться у замерзшего озера, особенно когда оно только начинает замерзать или, наоборот, оттаивает, вы, возможно, слышали, как время от времени тишину нарушает загадочное, как будто космическое, потрескивание. Это не песня кита и не звуки межгалактического сражения, а треск льда при его расширении или сужении. В северных странах это явление называют «песнями льда», и зимой их любят слушать не только конькобежцы по-скандинавски, но и другие люди, которые находят этот звук спокойным и приятным. Одна из них – Йонна Йинтон, шведский блогер и фотограф, которая сменила суетливую городскую жизнь в Гётеборге на тишину деревни в шведской Арктике, где живут всего десять человек. Каждый год она по многу часов проводит на льду, предпочитая притом самые холодные ночи, и иногда даже теряется, заслышав первобытный грохот откуда-то глубоко из-под ног. В своем блоге она пишет, что это мощный, чуть ли не потусторонний звук. «Кажется, будто проснулось какое-то древнее существо и зычным