вновь, как и в далёкой теперь молодости, стоит великая цель: вернуть Родине былое могущество и позволить ей занять подобающее ей место в мире.
Он уселся за свой стол, взял из стопки чистый лист бумаги, положил перед собой, некоторое время смотрел на него в глубокой задумчивости. Потом открутил колпачок с авторучки и написал первую строку новой главы мемуаров:
«В конце августа 1944 года стало абсолютно ясно, что Советы уже не остановить…».
Он посмотрел в чуть приоткрытое окно: где-то в стороне сиял предрождественской иллюминацией весёлый Буэнос-Айрес. Впереди был Новый год, каким он будет для него, его семьи, всех тех, кто доверил ему свои судьбы и жизни? Кто знает… Наверное, один только Бог.
— А вот и завтрак! — Иван поставил на маленький колченогий столик у распахнутого окна две тарелки с яичницей, в которой розовым манящим светом проглядывали кусочки телячьей колбасы. Андрей отложил в сторону газету местных объявлений, которую штудировал с утра в порядке совершенствования языка и, потирая руки, придвинулся к столу.
— Откуда такое чудо? — поинтересовался он, кивнув на тарелки. Иван засмеялся:
— Тётушка Элоиза с первого этажа угостила, её племянник работает на Вилла Дель Торос, в нескольких милях от города у какого-то телячьего короля. Вот он и подкидывает ей время от времени что-нибудь из продукции своего хозяина.
— Изумительная колбаса, — Андрей от удовольствия аж зажмурился. — такую даже в Елисеевском не видел…
И тут же получил пинок под столом. Приятель был бдителен. Хоть и говорили они исключительно по-испански, излишние словоизлияния об их прошлом в СССР были категорически запрещены ещё кураторами в школе, но даже мудрый Иван не мог время от времени отказать себе в удовольствии сравнивать какое-нибудь местное «чудо» с тем, что ему довелось видеть в родной стране. И далеко не всегда сравнение было в пользу местных экземпляров. Но вот колбаса от тётушки Элоизы была действительно вне всякой конкуренции.
Они жили в этой комнатке под самой крышей, так называемой мансарде, в одном из припортовых районов, уже несколько дней. Всё это полностью вписывалось в разработанную Центром в Москве легенду.
Покинув борт судна, они, как и положено иммигрантам, зарегистрировались в соответствующем органе, получили предписание явиться «для дальнейших регистрационных действий» через неделю, после чего им будет предоставлен временный вид на жительство и возможность устроиться на работу. Благо, с последним в столице Аргентины на этот момент проблем не было: экономика страны стремительно развивалась на фоне «мясного бума», рабочие руки были нужны повсюду.
К иммигрантам в Байресе, как называли свой любимый город местные жители, здесь относились без предвзятости. Вообще столица Аргентины середины двадцатого века в чём-то напоминала Вавилон древности в момент строительства знаменитой библейской Башни. Здесь вполне свободно можно было найти людей, говорящих на испанском, португальском, английском, итальянском и даже русском языках.
Глобальные пертурбации в виде Первой и Второй мировых войн, Великая Депрессия в США в тридцатых бросили на берега Аргентины тысячи, если не миллионы людей, ищущих лучшей доли. Здесь компактно приживали не только этнические немцы — фольксдойче, но и итальянцы, в большинстве своём селившиеся в районе Ла-Бока, французы, пристроившиеся поближе к набережной и не отказывавшие себе в привычке прогуливаться по набережной, русские ещё той, первой, послереволюционной волны эмиграции, селившиеся где попало.
За те дни, что они провели в городе, Иван и Андрей успели снять небольшую мансарду над студией танго, обзавестись полезными знакомствами среди местных лавочников и молочников, переругались со всеми окрестными чиновниками, которые ни за какие деньги не стремились облегчить жизнь заморских гостей, предоставив им внеочередную регистрацию. В общем, вели себя, как и положено только что прибывшим в страну иностранцем, ищущим прибежища.
Соседство студии танго они успели оценить в первый же вечер, когда звуки зажигательного колоритного танца, который местные ученики исполняли не только на паркете зала, но и, к удовольствию зевак, прямо на мостовой перед входом в заведение, не дали им спать до трёх часов ночи. На следующий день история повторилась, и Андрей уже предложил было поискать новое прибежище, но на третью ночь парни, к своему немалому изумлению, вдруг провалились в глубокий сон прямо с раннего вечера: сказалось обилие впечатлений и регулярная усталость от беготни по громадному городу…
— Ты не забыл? — приподнял вдруг вилку Иван. Андрей замер, опустив столовые приборы на салфетку.
— Ты о чём?
— Сегодня, в полдень…
— Да помню, помню…
Андрей промокнул губы салфеткой, отхлебнул из фарфоровой чашки большой глоток кофе, откинулся на плетёную спинку стула.
— Что-то меня мандраж бьёт, — признался он другу. Иван пожал плечами.
— Меня тоже.
— Это же надо: несгибаемый потомок конкистадоров боится просто дойти до кафезиньо и посидеть там несколько минут, — хмыкнул Андрей, но понимающе покачал головой. Им предстояло отправиться в небольшое кофе неподалёку от Дворца Президентов. Там, если всё прошло нормально, их должен был ждать Котов, добиравшийся в Аргентину одному ему ведомыми путями. Почему-то оба приятеля волновались, хотя не видели к этому поводов.
За несколько минут до полудня они вошли в кафе «Палома Бланка» и заняли давно ими примеченный столик в дальнем углу. Заказав у гарсона кофе по-турецки, принялись ждать. Прошло положенное время, колокольчик над дверью моментами заливисто звякал, отмечая приход очередного посетителя… Кота не было. Прошло уже всё мыслимое и немыслимое ожидание. За дверями разгорался жаркий декабрьский полдень, и выходить под солнце категорически не хотелось. Андрей принял предложение Ивана ещё посидеть здесь с полчасика с явным облегчением…
Но и в течение следующих часов майор так и не появился в кафе.
Окончательно потеряв терпение и остатки спокойствия, Андрей наклонился к Ивану и бросил в ухо жарким шёпотом:
— Ну, что делать-то теперь будем, Скиф?
Лицо Сарматова осталось непроницаемым. Чуть повернув голову к Фоме, он так же почти неслышно бросил:
— Ждать, друг… Пока — ждать.
— А потом? — не унимался Андрей. Иван развёл руками с великолепным презрением к случайностям:
— Действовать по обстоятельствам. Как и учили. А пока закажи-ка брат вчерашнего чилийского красного… Что-то все эти ожидания горло сушат…
Глава 8
Сломанные крылья
Предательство такая странная вещь. Вы никогда не поймете причину, по которой оно было совершено.
Саймон Себаг-Монтефиоре
Судоплатова разбудил резкий звонок телефона. Он по привычке бросил взгляд на часы: была половина третьего ночи. Оглянулся на жену, которую уже не будила такая напасть — привыкла, спустил ноги, нащупал тапочки и отправился в прихожую, где исходился нервным перезвоном громадный эбонитовый чёрный аппарат, зачем-то нацепил на нос старомодные очки в