Читать интересную книгу Конан "Классическая сага" - Роберт Говард

Конан хмуро взглянул на танцовщицу, и голос его прокатился под сводами дворца подобно грому:

— Только дурак и позволил бы убийце ждать удобного момента где-нибудь неподалеку. Будь ты мужчиной, я бы тебя отправил в преисподнюю прямо сейчас же. Но с бабами я не воюю. Так что убирайся. И запомни: если, начиная с этой ночи, тебя увидят где-нибудь неподалеку, клянусь, ты расстанешься со своей прелестной головкой. Элатус, отведи ее на конюшни, пусть ей оседлают лошадь, и отправь за городские ворота.

Альцина вышла. Лица ее при этом не было видно: его скрывало облако черных волос. У дверей она повернулась — по щекам у нее текли слезы. Наконец Альцина ушла.

Конан пнул ногой труп Нумедидеса:

— Насадить голову этого ублюдка на копье и пронести по всему городу, после чего отправить к Ульрику Раманскому. Пусть знает, что его армия теперь служит новому королю.

Какой-то солдат протолкался поближе к киммерийцу.

— Господин! — крикнул он.

— Ну.

Глаза у солдата от натуги и спешки округлились, как пуговицы на мундире. Он едва перевел дыхание.

— Ты поставил нас с Кадмусом охранять дворцовые ворота. Ну так вот! Мы услышали стук копыт и скрип экипажа, но никакой лошади и никакой кареты не было видно. Потом Кадмус показал рукой, и я увидел, как от конюшен в нашу сторону метнулась странная тень, вроде бы как экипаж проехал. Но только тень, а больше ничего!

— И что вы сделали?

— Сделали? А что мы могли сделать? Тень проскользнула в ворота и исчезла. А я побежал рассказывать тебе.

— Не сомневаюсь, это королевский колдун и его слуга, — сказал Конан замершим от изумления воинам. — Пусть убираются. Этот мошенник говорил, что хочет теперь отправиться в дальние страны. Значит, для нас он больше не опасен. — И, повернувшись к Декситусу, киммериец добавил: — Завтра утром нам нужно будет назначить новых сановников. Я хочу, чтобы ты стал канцлером.

Жрец в отчаянии вскричал:

— О нет, только не это, Конан… Ваше Величество! Я должен теперь стать отшельником, дабы заслужить прощение моего ордена!

— Когда вернется Публий, я тебя отпущу. Но завтра предстоит решать дела целого королевства. А башка у тебя варит неплохо! Так что к полудню собери придворных, которые еще не сбежали.

Декситус тяжко вздохнул:

— Будет исполнено, Ваше Величество. — Он посмотрел на бездыханное тело Сильвануса и горько сказал: — Мне так жаль этого молодого человека, но у меня не хватило сил создать защитное поле для вас обоих.

— Он умер как воин, и его похоронят со всеми почестями, — сказал Конан. — Где-нибудь в этом мраморном сарае есть ванная?

* * *

Свежевыбритый, умытый, в роскошном платье эбеново-черного бархата, Конан восседал на пурпурном троне в Малой тронной гостиной. В гостиной царил образцовый порядок: трупы убраны, отравленный кинжал выброшен, ковер очищен от крови. На суровом лице киммерийца нет-нет да и вспыхивала довольная улыбка.

Вскоре двери распахнулись и появился Публий в бархатном камзоле. Под мышкой он тащил кипу пергаментных свитков.

— Государь! — начал он. — У меня тут…

— Кром! — вскричал Конан. — Что, дела не могут подождать? Вот-вот появится Просперо с десятком красавиц. Они все хотят стать избранницей короля, и мне надо будет выбрать…

— Государь, — твердо повторил Публий. — Дела не терпят отлагательств. Ничего с красавицами не случится, если они немного потерпят. Вот, к примеру, прошение барона Кастрийского. Он просит, чтобы с его земель сняли налоги. А вот отчет казначея о состоянии казны. А вот жалоба некоего Финтеаса на Ариуса Прискаса. Подана шестнадцать лет назад и до сих пор не рассмотрена. А вот письмо бывшего шпиона Вибиуса Латро по имени Квесадо. По-моему, мы с ним как-то уже встречались.

— Чего хочет от меня этот пес? — прорычал Конан.

— Он хочет, чтобы его приняли в прежнем качестве на службу к Вашему Величеству.

— Что ж, он неплохо справлялся со своей работой. Пусть подыщут ему местечко где-нибудь… но никогда не берут ни с каким посольством.

— Будет исполнено. Вот прошение о помиловании некоего Галенуса Зило. А вот это от владельца медных копей. Там нужно…

— Десять тысяч преисподен Зандру! — простонал киммериец, сжав кулаки. — Почему ни один болван не предупредил меня, что государственные дела — такое занудство! Лучше уж быть пиратом!

Публий улыбнулся:

— И самую легкую корону носить порой нелегко. Повелитель должен править, иначе это сделает кто-то другой. Вот Нумедидес забыл о своем долге и потому…

Конан вздохнул:

— Хорошо, хорошо. Ты, конечно же прав, будь я проклят! Паж! Принеси сюда стол и разложи пергаменты. Ну, Публий, давай начнем с отчета казначея…

№47

Роберт ГОВАРД.

«ЧАС ДРАКОНА»

Конан наголову разгромил пиктов под Велитриумом — варвар командовал тогда аквилонской армией. Победа возвела его на трон Аквилонии — правда, его пришлось освободить от жестокого короля. Так как человек Конан был простой, держава при нем процветала. Но завистливые соседи решили свергнуть его с престола. Им это удалось, но ненадолго. Как Конан спас свое королевство, читайте в романе «Час дракона».

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЧЕРНЫЙ ВЕТЕР

1. СПЯЩИЙ, ПРОСНИСЬ!

Могучий лев сорвался в мрак,В объятьях злобных фурий.Расправил крылья злой драконНа гребне черной бури.Лежат герои вечным сном,Уснув в бою кровавом,А в глубине зловещих горПроснулись силы мрака...Звон стали, пламя, трупов хлад,Рыдания и стоны...Смертельным страхом полон взгляд -Кто ж встанет пред Драконом?..

По собранным в складки бархатным портьерам и по стенам небольшой темной комнаты заметались рваные тени от пламени длинных свечей. Однако сюда не проникало даже слабое дуновение ветра. Рядом со столом из черного дерева, на котором, поблескивая резной яшмой, лежал зеленоватый саркофаг, стояли четверо. В поднятой правой руке каждого из них дивным зеленым пламенем горела черная свеча из особого воска. Все вокруг было окутано ночью, и лишь ветер завывал протяжно и злобно в мрачных сплетениях ветвей.

В комнате царили напряженная тишина и колеблющиеся тени, а четыре пары блестящих глаз, не отрываясь, вглядывались в длинную зеленую крышку саркофага, по которой, струясь, вились, как змеи, загадочные иероглифы, вызванные к жизни неверным светом свечей.

Человек, стоявший в ногах саркофага, слегка наклонился вперед и стал водить свечой, словно пытаясь написать ею в воздухе магический символ. Потом, поставив ее в чашу из багряного золота, он пробормотал какое-то непонятное своим спутникам заклинание и опустил руку под складки своей обшитой горностаем накидки. Когда он вынул ее обратно, в его сжатых пальцах пылал живой огонь.

Трое его пораженных спутников затаили дыхание, а потом смуглый, рослый мужчина, стоявший в головах саркофага, сдавленным голосом прошептал:

- Сердце Аримана...

Старший из четырех мужчин резким жестом велел ему замолчать... Где-то вдалеке раздавался жалобный собачий вой, а за надежно запертыми дверями комнаты были слышны чьи-то осторожные шаги, однако никто из находившихся здесь людей не отрывал взгляда от саркофага, над которым мужчина в горностаевой накидке водил в воздухе теперь уже огненным драгоценным камнем и бормотал заклятия, память о которых была утеряна еще в дни гибели Атлантиды. Свет и жар, исходившие от этого камня, слепили глаза... И вдруг резная крышка саркофага вздрогнула и с треском лопнула, словно в центр ее попал удар сокрушительной силы. Рассыпавшись на куски, она открыла взорам покоившуюся под ней мумию - сутулую, сморщенную фигуру, коричневая иссохшая кожа которой проглядывала сквозь прогнившие бинты, а руки и ноги были похожи на высохшие ветви старого дерева.

- Ты что, оживить его хочешь? - пробормотал с саркастической усмешкой небольшой смуглый мужчина, стоявший справа. - Да он же рассыплется от первого прикосновения. Глупости...

Высокий, в руках которого пылал камень, повелительно цыкнул на него. На его широком белом лбу блестели капельки пота, а глаза были напряженно расширены. Он еще сильнее наклонился вперед и, стараясь не коснуться мумии, возложил драгоценность ей на грудь, а потом отступил назад и с каким-то безумным напряжением стал смотреть на нее, продолжая беззвучно шептать заклятия.

Казалось, будто частица живого огня мерцает на сморщенной груди высохших останков. И вдруг сквозь сжатые зубы взирающих на это людей непроизвольно вырвался короткий вздох, ибо перед их глазами происходила поразительная перемена. Иссохшая фигура в саркофаге стала приподниматься, увеличиваться и приобретать объем. Ее прогнившие бандажи и бинты лопались и превращались в коричневый прах. Конечности мумии выпрямлялись, а кожа начала светлеть.