Ответом ему был плач. Многие женщины распластались на земле.
После столь явного знака покорности Роже подмигнул гарцующему рядом с ним Раймону, и тот велел привести епископа.
Испуганный и несчастный тулузский епископ так же был готов распластаться перед грозным Транкавелем-рубщиком.
– Епископ! Когда-то жители Безье совершили страшный грех: убили своего природного господина и его сына. Господина, данного им самим Богом! Сегодня город очистился от скверны, но остались эти женщины, против которых я не в силах поднять своего меча и к которым я не обращу моего гнева. Потому что, по рыцарским законам, нельзя не только ударить или обидеть женщину, но и подумать о ней плохо. Я понимаю, что им будет тяжко нести все повинности и собирать дань в полном объеме. Кроме того, женщина – слабое существо, и ей требуется руководитель. Поэтому я прошу вас сочетать законным браком всех имеющихся в отрядах неженатых воинов и этих женщин, с правом наследования всего имущества покойных. Я прошу вас, святой отец, – благословите эти союзы, и да воцарится в Безье мир!
С этими словами он развернул коня, и вместе с Раймоном и Петром Арагонским они поехали прочь.
Возможно, что избиение жителей Безье и могло бы навлечь проклятия на голову моего несчастного хозяина, но в тот год неожиданно и ярко взошла звезда самого красивого и талантливого трубадура Лангедока, юного и прекрасного, точно ангел, Пейре Видаля. Слушая песни которого, люди забывали собственные боли и обиды, хотелось любить и жить!
Дама Беатрис из Безье
Теперь я хотел бы вернуться к новой жене моего господина, даме Беатрис. Наши благородные рыцари в один голос утверждают, что некрасивых женщин нет. Возможно, я не настолько рыцарь, чтобы признать Беатрис красавицей.
Маленькая, с детскими ямочками на румяных щечках и светлыми, точно солома, волосами, она не походила на тот идеал прекрасной возлюбленной, который из года в год прославляют наши лучшие трубадуры. Она совершенно не походила на своего воинственного брата. Позже я узнал, что у них разные матери – это многое объясняло.
Отчего-то так получилось, что буквально с первого дня эта девочка начала вызывать во мне любопытство и сочувствие, так, словно я должен был заступаться за нее – такую неопытную, запутавшуюся в политических сетях пташку.
Пухленькая, если не сказать толстая, я сразу же заметил, что, сидя за ломящимся от изысканных яств свадебным столом, она в буквальном смысле слова умирала от голода. Во всяком случае, было видно, как она жадно оглядывает стол, не смея прикоснуться к лежащим перед ней роскошным кускам оленины. Ее маленькие пальчики терзали лежащий перед нею хлеб, из которого она незаметно катала шарики и запихивала их себе в рот.
Я подозвал прислуживавшего мне оруженосца и, показав на невесту господина, попросил принести ей с другого конца стола рыбное блюдо, а также подвинуть поближе вареную кукурузу, которая недавно была завезена в Тулузу и пользовалась любовью наших дам, а также, блюдо с гроздями винограда.
Еще раньше я приметил, что почти половина из свиты Каркассонского сеньора были катарами, и мало кто из сидящих за столом ел мясо.
Увидев, что перед ней действительно рыба, девушка набросилась на нее, стараясь при этом не уронить своей чести и достоинства. Кусок за куском исчезал в ее розовом ротике, так что я невольно засмотрелся на это зрелище. Давно не видел, чтобы дама ела с таким волчьим аппетитом.
Как я узнал многим позже, Беатрис голодала уже двадцать дней, и, продержись она еще неделю, ее мечта исполнилась бы и она, толстая и некрасивая сестра великого Роже-Тайлефера, сбросила бы наконец не идущие ей светские одежды, облачившись в черную, свободную хламиду. Выбросила бы золотые заколки и, увенчав голову одной-единственной диадемой, ушла бы к «добрым людям», которым нет дела до красоты и знатности – они любят тебя такой, какая ты есть.
То есть так думала наивная Беатрис, поверившая в слово всесильного брата, что ежели она, толстая белобрысая корова, сумеет месяц продержаться без мяса и пирогов, он отпустит ее. Удивительно, как женщины падки на мужские обещания.
Когда Беатрис впервые услышала о том, что тулузский граф желает сочетать ее браком со своим старшим сыном, она в слезах пала к ногам брата, умоляя отпустить ее в общину катар в Сен-Жулиан, что аккурат возле Рокекурб. Но Роже только отхлестал ее по щекам и запер в светелке с одной-единственной служанкой, велев готовиться к свадьбе.
Когда же он, спустя два месяца, наконец соизволил посетить затворницу, толстая Беатрис вскочила на стол и, открыв окно, вылезла на самый край, занеся ногу над пропастью.
– Еще шаг, Роже, и я брошусь вниз! Слышишь – твоя сестра погибнет из-за тебя, волк! Душегуб проклятущий!
Не ожидавший такого яростного сопротивления, Роже отступил, обдумывая, чем помочь горю. По большому счету, ему было наплевать, разобьется толстая корова или нет. Но Тулузский желал ее в жены для сына, и только что сам Романе пожаловал в замок в надежде познакомиться с будущей невестой. А значит, жизнь сестры приобретала неслыханную цену, и Беатрис была нужна ему в целости и сохранности.
– Так, значит, ты действительно хочешь уйти к катарам? Это окончательное и бесповоротное решение?
Беатрис кивнула, по ее красным, распухшим щекам текли слезы, белые волосы прилипли к лицу, делая ее еще более безобразной.
– Прости меня, честное слово, я понятия не имел, что все так серьезно. Я думал, что все это девичья дурь. Я был неправ.
Не привыкшая к подобному обращению, Беатрис чуть было не слезла с окна, но в последний момент только сильнее вцепилась в ставни.
– Не приближайся, зверь! Не подходи ко мне!
– Хорошо, хорошо, пышечка, – Роже вынужденно улыбнулся, – только все-таки я тебе не верю. Ты, которая так любит выряжаться, готова сменить шелка и бархат на черное катарское рубище?
– Да, да... – Беатрис рыдала, утирая кулаком слезы.
– Ты, которая никогда не ходила пешком, а всегда ездила в карете с каркассонским гербом, будешь ходить босой?
– Буду... – выла Беатрис.
– Впрочем, это все ерунда. Но ты хочешь, чтобы я поверил, будто бы ты готова отказаться от великолепной свинины, баранины, от оленины и заячьих почек? От гусиной печенки, от мяса лебедя, от уток, кур, гусей и перепелок? Не смеши меня. Чтобы толстушка Беатрис сумела продержаться без еды хотя бы подготовительный месяц – я не говорю уже о целой жизни, полной лишений и неустанных молитв?!
– Я сумею, Господь укрепит мои силы, он не оставит меня. Он поможет противостоять тебе! – Говоря это, виконтесса чуть было действительно не вылетела из окна, в последний момент чудным образом удержавши равновесие.