Читать интересную книгу Анатомия страха. Трактат о храбрости - Хосе Антонио Марина

Но все-таки представьте себе человека в цвете лет, наделенного прекрасным здоровьем, разнообразными дарованиями, искусного в физических упражнениях и в умственной гимнастике, ни бедного, ни богатого, отнюдь не страдающего бессонницей и вполне довольного собою, но проявляющего это чувство только в приятной для всех общительности. Согласитесь, что у такого счастливца жизнь должна была складываться удачно[70].

Современники воспринимали это описание как иронический автопортрет Камю. Жан-Батист — человек прямодушный, работает адвокатом, ведет только достойные дела, безупречен в профессиональной и семейной жизни. Однако все меняется в одночасье, когда однажды вечером, возвращаясь с работы, он видит женщину, которая собирается утопиться в Сене. И герой ничего не делает, чтобы спасти самоубийцу.

Я хотел побежать и не мог пошевелиться. Я весь дрожал от холода и волнения. Я говорил себе: „Надо скорее, скорее“, — и чувствовал, как непреодолимая слабость сковала меня. Не помню уж, что я думал тогда: „Слишком поздно, слишком далеко“, — или что-то вроде этого. Я стоял неподвижно, прислушивался. Потом медленно двинулся дальше. И никому ни о чем не сообщил.

С этого момента Жан-Батист становится неумолимым судьей самому себе. Камю говорил, что „Падение“ толкуют неверно. „Я пытался свести воедино свой публичный и свой истинный образ“.

Помню, закрыв книгу, я все думал и думал о том, что сам сделал бы на месте главного героя. Скорее всего, тоже не предпринял бы попытки спасти несчастную. С какой стати мешать человеку сводить счеты с жизнью? Я также не стал бы бросаться в воду, окажись женщина не самоубийцей, а просто безрассудной ныряльщицей из тех, что игнорируют предупреждения об опасности. А вот если бы с моста упал ребенок, тем более мой собственный, я бы прыгнул не раздумывая. Однако же все эти досужие мысли не дали ответа на вопрос: да, прекрасно, но ты действительно знаешь, как повел бы себя в подобной ситуации? К счастью, я не попался на удочку и не стал проверять на деле, как далеко зашла бы моя решительность. Возможно, Камю преподал мне урок благоразумия.

Писатель считает, что случай с Жаном-Батистом отражает общую ситуацию. Человек — существо уязвимое, но не желает со своей уязвимостью мириться. Современный испанский философ Аурелио Артета объясняет этический импульс двумя чувствами: жалостью, то есть сознанием нашей уязвимости, и восторгом, который всегда ощущается от преодоления этой уязвимости. Мы — трусливые создания, мечтающие о смелости. Сущность этического воспитания в том и состоит, чтобы обучать праведной отваге.

2. Непростой шаг от личности к характеру

Итак, мы делаем выбор в пользу мужества; иначе говоря, в пользу свободы, в пользу справедливости. Однако, чтобы сохранить верность такому выбору, нужен особый характер. Я уже говорил, что в некотором смысле это означает возврат к психологии, но к психологии a rebours, наоборот, в направлении, противоположном ее обычной логике: от физиологии к темпераменту и от темперамента к характеру через жизненный опыт, который ребенок и подросток не в состоянии контролировать. В отрочестве характер, как правило, уже почти сформирован. Теперь на его базе возникает личность, и одна из ее особенностей — способность критически воспринимать совокупность черт, давших ей начало. „В двенадцать лет, — писал Сартр, — человек уже знает, будет он бунтовать или нет“. Именно тогда и может сложиться некая индивидуальная направленность, плод работы разума, следствие тех или иных интеллектуальных ценностей. Всю жизнь я трясусь от страха, но мечтаю о смелости. Бывают люди, с рождения свободные от боязни, а бывают и такие, кто вовсе не задается подобными вопросами. Эти случаи меня не интересуют. Мне всегда хотелось выяснить, можно ли поверх характера психологического надстроить характер этический, чтобы с уровня „я такой, какой есть“ перейти на уровень „я такой, каким хочу или должен быть“.

Аристотель самым коварным образом отрицает эту прекрасную возможность. Мы способны выбирать средства, приобретать навыки, но не вольны в выборе целей. Говоря современным языком, наши замыслы формируются под диктовку желаний — неотъемлемой части характера. Тем не менее, утверждает философ, человек не заперт в ловушке. Действия оказывают непосредственное влияние на характер, а значит, могут его изменить. Голос, доносящийся из глубины веков, созвучен тому, что говорят самые здравомыслящие из нынешних психологов: именно действие есть залог перемен — в чувствах, в поведении, в окружающей обстановке и далее, все выше и выше.

Аристотелю это открытие казалось столь важным, что воспитание в целом он сводил к формированию правильного характера и даже в названии своего трактата о морали использовал слово „этика“, от ethos — „обычай“, „характер“. Любопытный факт: Даниэль Голман, психолог, получивший известность благодаря теории „эмоционального интеллекта“, приходит к следующему выводу: „Рассуждая о воспитании эмоций, мы имеем в виду построение характера“. Что ж, все возвращается на круги своя, сплошное déjà-vu.

3. Возвращаясь к понятию характера

Мне представляется настолько любопытным тот интерес, который питают психологи США к характеру, что я частично опишу вам историю вопроса. В 1996 году Мартин Селигман подавляющим большинством голосов был избран президентом влиятельной Ассоциации американских психологов. Селигман прославился в основном благодаря исследованиям так называемой „выученной беспомощности“ и депрессии. Находясь на президентском посту, он попытался изменить общую направленность американской психологии, чересчур сфокусированной, по его мнению, на клинических аспектах и психических отклонениях, что превращало ее в „науку о дефектах“, как будто решительно все мы без исключения страдаем теми или иными нарушениями и не в состоянии обойтись без помощи специалистов. Однако пришло время уделить больше внимания позитивным аспектам личности, придать психологии более оптимистический настрой, заняться изучением человеческих способностей, энергии и счастливых дарований, чтобы помочь людям в их развитии. Счастье, являвшееся раньше исключительно феноменом этического порядка, стало теперь предметом изучения для психологов. И Аристотель, и сторонники „позитивной психологии“ говорили о счастье, но имели ли они в виду одно и то же? Многие полагают, что да, однако я придерживаюсь иного мнения. Сподвижники Селигмана занялись поиском тех сильных сторон человеческой личности, strengths, которые способствуют самореализации. Обычно их именуют добродетелями. Строго говоря, позитивная психология изобрела велосипед. Селигман поручил Кристоферу Петерсону — автору статей о личности и заведующему кафедрой клинической психологии Мичиганского университета — выяснить, можно ли разработать единый подход к сильным сторонам человеческой натуры. Перечитав труды классиков, изучив различные религии и проанализировав около двухсот перечней добродетелей, ученые сделали вывод, что их всего шесть: мудрость, мужество, доброта, справедливость, умеренность и, наконец, духовность.

Повторное открытие добродетели потребовало вновь обратиться к понятию характера в двух его разновидностях: хороший характер — носитель добродетелей — и дурной — носитель пороков. Без сомнения, позитивная психология имела в виду нравственность в чистом виде. Селигман признает, что современные психологи совершенно забыли о роли характера, считая его некой нормативной единицей, не нуждающейся в описании, и противопоставляет такой точке зрения попытку взглянуть на мораль в психологическом преломлении: „Я совершенно согласен: наука должна описывать, а не предписывать. Задача позитивной психологии не в том, чтобы рекомендовать людям оптимизм, духовность, любовь и доброе расположение духа, а в том, чтобы объяснять, к чему приводят эти черты (например, оптимизм ослабляет депрессию). А уж как человек воспримет наши объяснения, зависит от его собственных ценностей и задач“.

4. И снова о добродетели

Есть во всем этом, на мой взгляд, некое рациональное зерно (необходимость вновь обрести понятие добродетели), требующее, однако, предварительных уточнений. Слово „добродетель“ в последнее время утратило первоначальный смысл и практически вышло из употребления, обретя оттенок блаженности, вялости, нарочитой кротости и юродства, что противоречит его исконному значению. Греческое понятие Aretē подразумевает совокупность таких качеств, как энергичность, мудрость, совершенство. Добрый конь мчится точно ветер. Английское существительное strengths — буквально „сильные стороны“ — в известной степени отражает эту многозначность. Евросоюз пытается построить образование на формировании базовых компетенции, определяя их как комплекс знаний, чувств, позиций и навыков, необходимых для удовлетворения „высоких потребностей“. Тут я, конечно, не специалист, но мне кажется, что мы потихоньку начали приближаться к классическому восприятию добродетелей.