– Но ему придется привыкнуть навсегда прощаться со старыми друзьями, ваше величество.
– Пусть будет так. Я прикажу гувернеру дофина доставить мальчика сюда.
Людовик больше ничего не говорил и просто сидел возле кровати Флери.
– О чем вы думаете, ваше величество?
– О былых деньках. О нашей первой встрече. О ваших попытках учить меня быть королем.
– Я горячо вас любил, – сказал кардинал.
– Я тоже вас любил, – ответил король.
– Когда вокруг были одни лишь враги… вы встали на мою защиту, – сказал старик. – Благословляю вас, ваше величество. Да здравствует король! Пусть Франция процветает!
Воцарилась тишина. На их лицах блестели слезы.
Флери умер. Весть о кончине кардинала пронеслась по Франции.
Кардинал так долго был у власти, что люди обрадовались его уходу.
Страна страдала от войны и ее братьев-близнецов – налогов. Старое правление отмирало, а новое не могло быть хуже, потому что хуже, казалось, уже некуда.
Король был в самом расцвете сил, ему исполнилось тридцать три года. Говорили, что ему еще ни разу не позволили управлять страной самостоятельно. Кардинал надежно держал бразды правления в своих руках. Но теперь кардинал был мертв.
На улицах Парижа и возле Версаля люди выкрикивали новый лозунг, который приводил герцогиню де Шатору в экстаз. Судьба решила одну из задач за нее.
– Le Cardinal est mort, – кричал народ. – Vive le Roi![2]
Все были поражены внезапно появившейся у короля энергией. Как только кардинал скончался, Людовик тут же принял управление страной в свои руки и сделался действительным главой государства. Он был настолько очарователен, что вернул не только уважение, но и всеобщую любовь. Люди перестали ворчать; они говорили себе, что теперь, когда вместо кардинала правит король, беды Франции кончатся.
Людовик отдыхал от государственных дел, удовлетворяя свою страсть к охоте, и у него вошло в привычку охотиться неподалеку от столицы, в лесу Сенар.
Однажды во время охоты он заметил, что за ним следует молодая женщина. Она была изящна и очень мила. Людовик решил узнать, кто она. Он предполагал, что она была либо придворной дамой – иначе она не смогла бы присоединиться к охоте, – либо владела землями неподалеку от леса. Дело в том, что тем, кто жил рядом с королевскими охотничьими угодьями, позволялось присоединяться к охоте, если она шла на их землях.
Впрочем, к концу дня король позабыл о даме. Но во время следующей охоты она снова следовала за Людовиком. Она была изысканно одета и на этот раз ехала не верхом, а в карете.
Король обратился к своему конюху, который также заведовал гончими, и спросил:
– Кто это прекрасное создание?
– Ваше величество, – отвечал конюх, – эта дама носит имя мадам де Этоль. Она живет во дворце де Этоль, но я слышал, что она также владеет чем-то в Париже.
– Вы многое о ней знаете, Лендсмат.
– Просто она, ваше величество, необыкновенно очаровательна. Я бы даже сказал, во Франции вряд ли найдутся женщины красивее ее.
– Пожалуй, я с вами согласен, – сказал Людовик. – Должно быть, ей нравится охота. Несколько раз она присоединялась к нам.
– Она жаждет посмотреть на вас, ваше величество. Я бы так сказал.
– Корона – это как магнит, Лендсмат.
– Вы правы, ваше величество. Особенно когда она на голове красавца.
– Интересно, завтра она тоже присоединится к нам?
Ришелье вплотную подъехал к королю.
– Ваше величество, – сказал он, – когда вы на охоте, нельзя терять время.
В разгар охоты король забыл о милашке мадам де Этоль. Но Ришелье, подслушавший, как Людовик расспрашивал конюха, о ней помнил и, как только выдалась возможность, приблизился к герцогине де Шатору.
Она посмотрела на него через плечо, и герцог знаком попросил ее отстать от короля.
– В чем дело? – встревожилась Мари-Анн.
– Просто хочу предупредить, – сказал Ришелье. – Короля преследует очень красивая женщина.
Мадам де Шатору вздрогнула.
– Вы считаете, что я не в состоянии удержать внимание короля?
– Это может стать весьма трудной задачей, когда у вас появилась столь очаровательная соперница.
– Кто она?
– Мадам де Этоль из дворца де Этоль. Она каждый день появляется на королевской охоте… в весьма откровенной одежде. Хотя она и не смотрит в сторону короля, совершенно очевидно, что весь этот парад для него.
– Что вы знаете о ней?
– Не многое, за исключением того, что она очень хороша собой, изящна и носит такую одежду, которая сама по себе может привлечь внимание. Будьте осторожны, мадам. Эта дама может стать грозным врагом.
– Чушь, – резко парировала герцогиня. – Его величество полностью захвачен мною. Можете больше не беспокоиться по этому поводу.
– Я вас предупредил, – пожал плечами Ришелье и поскакал прочь.
Мария Лещинская полностью потеряла Людовика и знала, что уже никогда не сможет вернуть его любовь.
Ей приходилось жить в одиночестве, посвятив жизнь делам милосердия, утешаясь едой и потакая собственному тщеславию. В глубине души она верила, что она хороший музыкант и отличный художник.
Мария представляла себе все совсем иначе, мечтала о счастливой и дружной семье. Наивные мечты, развеявшиеся в прах. Разве с королем можно создать счастливую семью? Тем не менее, Мария была благодарна судьбе. У нее были дети. Был дофин, которого она часто навещала. Сын перерос свое упрямство и теперь прислушивается к советам матери. Он полюбил учиться. Мария была уверена, что когда-нибудь из ее сына получится хороший король.
Мария желала собрать под свое крыло всех детей, но девочки все еще оставались в Фонтевро. Аделаида стала папенькиной дочкой. Она хорошеет день ото дня, а какая живая и веселая! Бедная Анна-Генриетта! В последнее время на ней лица не было. Мария боялась, что дочь серьезно заболеет. Неужели она так любит герцога де Шатре? Жаль, что они не могут пожениться. Тогда Анна-Генриетта всегда была бы с Марией, здесь, во Франции. «Ну ничего, переживет, – думала королева. – Она еще так молода и живет мечтами о счастье. Увы, дочерям короля опасно мечтать о счастье!»
Брак Луизы-Елизаветы тоже складывался не особенно счастливо. Дону Филиппу не хватало энергичности. Его честолюбивая мать с помощью не менее честолюбивой жены с трудом могли разбудить в нем лишь слабый огонек жизни.
Наступило время, когда дочери посещали Марию. Матери так хотелось легко и свободно чувствовать себя с ними, так же как отец, весело перескакивать с одного предмета разговора на другой. Как же убедить этих юных красавиц в том, что, несмотря на угрюмый и суровый вид, она любит их всем сердцем.