И Бомарше с необычайной грацией показал, как он откланялся, метя землю воображаемой шляпой.
Мадемуазель де О. продолжила читать текст королевы:
– «Этот Бомарше очень мил, но уж очень говорлив».
– Вы пропустили ремарку, – отметил Бомарше.
– «Ремарка: с усталым пренебрежением».
– Граф, теперь ваш текст. Надеюсь, вы помните ваши первые слова? Я их услышал, уже уходя, в дверях.
– Не только помню, но с удовольствием их повторю: «Я не могу понять Ваше Величество. Мало того, что вы играете пьесу этого подозрительного типа, который убил в Испании человека, любившего его сестру… о котором говорят, что он отравил собственных жен, что он тайно писал пасквили на вас и короля и пытался продать их вашей же матушке, и, наконец, сидел в тюрьмах…»
– Заметьте, за каждое из этих слов я должен был вызвать вас на дуэль и, поверьте, убить. Но я не сделал этого. Знаете почему? Слишком много страсти. Вы, граф, ревновали к жалкому бумагомараке. И она именно так и поняла… и повела себя, как положено… Мадемуазель, выполняйте ремарку.
– Охотно.
Она подошла к графу и, усмехнувшись, внезапно хищно поцеловала его, впиваясь в рот. И бедный граф опять ответил на поцелуй. И опять запоздало оттолкнул хохочущую мадемуазель.
– Вот за этим окончанием сцены я наблюдал уже из-за деревьев. И успел услышать последнюю примирительную реплику.
– «Ну хорошо, хорошо… если вам неприятно, я более не приму наедине этого господина дурного тона», – прочла мадемуазель.
– И все-таки я решился завтра же ей все рассказать… Но в тот вечер я поехал на маскарад в Опера. Я обожал маскарады – здесь под масками все были равны: и прелестная кокотка, и герцогиня… Пробиваясь сквозь толпу масок, я увидел мадемуазель де О. Она кружилась в безумном танце с высоким «пиратом». Я подкрался сзади, обнял ее и прошептал то, что мечтал сказать совсем другой: «Хочу впиваться губами в губы, сойти от этого с ума… Каким было бы счастьем, если б я мог в охватившем меня бешенстве сожрать вас живьем… не отрывать никогда своих губ от ваших…»
Она обернулась… и я услышал гневный голос королевы: «Вы сошли с ума, Бомарше! Да как вы смеете!»
Какое презрение, какая брезгливость были в ее голосе! И в следующее мгновение я был отброшен от нее «пиратом», в котором узнал вас, граф. Я поскользнулся на скользком от человеческого пота паркете и упал. «Ради Бога простите, Ваше Величество… я обознался… перепутал…» – жалко шептал я. Вот так, лежа на паркете, граф, я воочию лицезрел то, что доносили слухи. Оказывается, королева Франции, безумная в жажде развлечений, ночами удирала из Версаля, чтобы в Париже до утра танцевать до упаду. Но даже здесь, смешиваясь с подозрительной толпой, она не смогла понять сердцем моих слов, которые так прилежно произносила на сцене: «Знатность, имущество… Не будем говорить об этих случайных дарах судьбы…» Теперь я чувствовал ярость, я хотел ее унижения. Вот так она не дала главному герою погубить совершенное творение. Так она вернула его в интригу! Пьеса теперь могла быть доиграна до конца, как задумал Бомарше. И была доиграна: приход ювелиров, ярость королевы, арест кардинала и суд, погубивший авторитет династии. И это стало, как пишут теперь в учебниках, началом Французской революции. Началом царства Фигаро… Занавес, господа!
Фигаро аккуратно уложил рукопись в секретер, стоявший у кровати. Потом вынул из кармана губную гармошку, издал несколько веселых звуков и громогласно объявил:
– Антракт.
Обед перед смертью
– Итак, первая пьеса закончилась. Но только первая… Можно подвести итоги: граф, кардинал, королева и даже король неплохо сыграли в комедии Бомарше. Хотя, как и положено старомодному драматургу, я захотел хорошей концовки. Но вы, граф, оказались слишком посредственны, чтобы разрешить ее мне. Вам не хватило широты… но об этом позже.
– Вы умрете сейчас. Я клянусь!
– Вполне вероятно, граф. Но клясться не стоит, ибо об этом ведает только Господь. Но даже если Он разрешит вам это сделать, следует ли торопиться? Ибо осталась вторая пьеса – все с той же героиней, о которой нащ доносчик-маркиз ничего не смог вам рассказать по причине неосведомленности. Но вы об этой пьесе хорошо знаете…
– Вы хотите отложить дуэль, чтобы я ее выслушал? – мрачно сказал граф.
– Надеюсь, я не давал вам повода считать меня трусом?
– Выбирайте, сударь – шпага или пистолет!
– Шпага с моей комплекцией? – Легкомысленно-игривое настроение не покидало Бомарше. – Лучше пистолет. А как считаете вы, маркиз?
– Пистолет вернее… и современней. Бомарше обожает все современное. И ему как покровителю воздухоплавания умереть от старомодной шпаги как-то… Погибайте от пистолета – вот мой совет, – усмехнулся маркиз.
– Прекрасно… Фигаро, пистолеты графу!
Фигаро торжественно открыл ящик красного дерева, стоявший на секретере – два пистолета с длинными дулами лежали на алом бархате.
– Вы возьмете свои или воспользуетесь этими? Они отличные… кстати, из одного из них я убил соблазнителя сестры.
– Воспользуюсь вашими, – сухо сказал граф.
– Проверите?
– У меня нет никаких сомнений. Зная вашу подлую страсть к интригам…
– Заряжайте. Любой из них ваш – на выбор.
– Мне все равно.
Демонстративно не глядя, граф взял пистолет.
– Думаю, мы упростим формальности, ибо у меня разыгрался аппетит, – сказал маркиз.
– Браво! У меня тоже, – отозвался Бомарше.
– Но если вам придется обедать уже на том свете, то распорядитесь на этом, чтобы нас накормили в вашу память, – попросил маркиз.
– Дорогой Фигаро, ты слышал слова господина? Если меня укокошат, приготовь для моих гостей лучший обед. Хотя уверен, этого не случится… во всяком случае сейчас…
– Я предлагаю вам стреляться на пятнадцати шагах, – торопливо сказал маркиз. И, не дожидаясь ответа, начал отмерять расстояние, стараясь делать шаги поменьше.
– Как вы хотите от меня избавиться! – засмеялся Бомарше.
– У меня свой интерес… К барьеру, господа! Ферзен несколько нерешительно поднялся.
– Вас что-то беспокоит, граф? – заботливо спросил Бомарше.
– Да, мне хотелось бы… перед тем…
– Как вы меня убьете?
– Все-таки узнать… какую низость вы еще совершили? Вы упомянули о второй пьесе. Что это значит?
– Видите, как просто, – засмеялся Бомарше. – Маленькая недосказанность, и вы – во власти тайны. Закон сочинения…
– Вы так и будете рассуждать с пистолетами в руках? – полюбопытствовал маркиз.
– О чем же речь во второй пьесе? – напряженно спросил Ферзен.
– Мне кажется, вы знаете… И не можете простить себе этого всю жизнь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});