Катитесь вы все к черту!
Она должна поговорить до маскарада с Лиллебруром и его родителями. Сказать, что его она не хочет. Что она хочет Вемунда. Им должно быть все равно, кто из сыновей получит так называемую маркграфиню — о, Боже, что за титул — но Вемунду не все равно! Поэтому ей надо сначала поговорить с ним. Сообщить, что она отказывается от соглашения. Ему ей не нужно было говорить, что она хочет выйти замуж именно за него, сватовство пусть он берет на себя. Во всяком случае, у него были обязательства перед ней.
Но существовала опасность, что он вообще не станет свататься. Что он выбрал пистолет или веревку, или что он еще там себе выдумал.
Проклятый упрямец!
Она с отвращением посмотрела на лежавший на кровати маскарадный костюм. Переодеваться! Именно сейчас, когда она пребывала в таком замешательстве!
У нее не было угрызений совести в отношении Лиллебрура. Сейчас он ею восхищался, но ему безразлично, на ком жениться. Он хочет по-прежнему влюбляться в юных дам и, вероятно, уже установил с ними тесное знакомство. Во всяком случае, она достаточно знала Лиллебрура, чтобы понимать, что его никогда не будет беспокоить вопрос о супружеской верности.
А Элизабет не смогла бы жить, зная, что ее муж делил свою любовь и тратил ее на других.
Она должна отказать. Сейчас, сегодня. Чем раньше, тем лучше.
Это не соответствовало представлениям Элизабет о жизни. Это было бы обманом от начала до конца.
Карин позвала ее со второго этажа, и она заставила себя переключиться на что-то другое.
Во всем этом шторме чувств Вемунд и Элизабет забыли предупредить дорогого для Карин доктора Хансена — которого, кстати, уже порядочное время здесь не было, — чтобы он ни в коем случае больше не подъезжал близко к Лекенесу.
Они не знали, что она с нетерпением ждала, когда он вновь придет к ним, и что она собиралась просить его опять прокатить ее в экипаже. Чтобы еще раз взглянуть на этот необычный особняк. Быть может, посетить людей, которые там жили, чтобы больше узнать об этом красивом доме. До этого она видела только его фасад. Карин ужасно хотелось посмотреть, что же было за этим величественным фасадом.
Эх…
Эмили Тарк посмотрела на себя в зеркало, довольная увиденным, напудрила себе волосы и повернулась к своему мужу.
— Мне кажется, что Вемунд мог бы сегодня и появиться — он ведь получил приглашение. Ты от него что-нибудь слышал?
Красивый Арнольд Тарк поправлял кружевной шарфик. На его лице были явные признаки усталости.
— Вемунд пропадает в конторе уже несколько дней. Он и пара исполнителей из ведомства инкассации.
У него тряслись руки, и он никак не мог справиться с шейным платком.
— Вемунд позволяет себе какие-то глупости, — с презрением произнесла госпожа Эмили. — Так оскорбить Мандрупа. Якобы мой двоюродный брат виновен в растрате!
— Д-дело еще х-хуже, чем ты думаешь, милая Эмили.
— Что значит хуже? — резко спросила она.
— Мы были слишком несообразительными — я и Вемунд. Мандруп получил слишком большую свободу. Слишком большую.
— Чепуха! Стоило ему немного ошибиться со счетами, как ты уже готов пуститься во все тяжкие. Тебе не следовало передавать дело так рано Вемунду. Его там никогда не бывает — он то в лесу, то на реке. Так дело не пойдет, я всегда это говорила. Бедный Мандруп, он работал в этой конторе на износ за Вемунда.
— Ну уж, на износ. Это, пожалуй, не совсем точное слово, — промямлил Арнольд Тарк, но он побоялся сказать это достаточно громко, чтобы его услышала жена.
Эмили жаловалась.
— Я не понимаю, что произошло с Вемундом. Он всегда был такой милый и послушный мальчик. Ты думаешь, что я его упустила из-за Лиллебрура, когда они были маленькими?
Арнольд не осмеливался отвечать. Но он думал о том, что, по существу, были упущены оба сына. Их мать почти всегда была с ними, но та любовь, которую они получали от нее, была ни чем иным, как требованием с ее стороны. Чтобы мальчики ее боготворили, ублажали во всем.
Или он был сейчас несправедлив? Он был раньше так редко дома, сконцентрировавшись полностью на работе компании. То, что Лиллебрур обожал свою мать, сомнению не подлежало. Так что она должна была им что-то дать? Лиллебрур считал, что он любим своей матерью.
А Вемунд?
Что произошло с этим парнем в последние годы? Почему он покинул родительский дом? Лиллебрур утверждал, что Вемунд совершил такой дурной поступок, что не в состоянии больше смотреть своим родителям в глаза.
Но он ведь знал, что его отец готов ему все простить! И его мать тоже. Ей так нравилось показывать на обозрение своих красавцев сыновей. Разве он не понимает, какую боль причиняет своей матери? Она уже не может рассказывать другим о двух своих сыновьях…
У Арнольда появился странный привкус во рту от своих собственных слов — ему не хотелось глубже копаться в том, о чем он и думал. Было проще размышлять о том, чем Вемунд занимается сейчас. Ревизией экономического положения компании.
Арнольда затрясло.
Главным образом оттого, как он сможет сообщить Эмили, что же произошло в действительности. Пусть сначала состоится этот прием — он не хотел портить ей веселье.
Всю свою жизнь Арнольд посвятил тому, чтобы угождать своей Эмили. Вначале из любви. Затем по устоявшейся привычке. А потом из страха.
Вошла горничная.
— Прибыл господин Мандруп Свендсен.
— О, Мандруп, — расцвела Эмили. — Пусть он войдет!
Огненно-красное лицо Мандрупа Свендсена было более пунцовым, чем обычно. Кожа блестела от пота, и по его глазам было видно, что он сегодня крепко выпил. Но он не желал упускать шанса побывать на вечеринке, как бы плохо дела ни обстояли в компании. Он уже все распланировал: на следующее утро он заказал экипаж, который отвезет его в порт. Оттуда уходило судно в Данию, а затем он собирался перебраться в Германию. У него было припасено достаточно наличными…
Здесь, на маскараде, ему было спокойно, спокойнее, чем у себя дома.
— Эмили, я просто больше не могу надеть костюм Робин Гуда — он ужасно сел, — сказал Мандруп. — Нет ли у тебя римской тоги, в которую я мог бы завернуться? И лаврового венка и пары сандалий? Не нарядиться ли мне в Цезаря?
— Скорее в Нерона, — пробормотал Арнольд Тарк.
— Мы сейчас что-нибудь тебе найдем, дорогой, — сказала Эмили, вставая. Опять появилась горничная.
— Прибыла госпожа Элизабет Паладин.
— Ну, наконец-то, уже время! Марта, и отныне называй ее маркграфиней.
Арнольд уже вышел встречать Элизабет, которая ему нравилась. У него были нехорошие предчувствия по поводу того, как сложатся отношения между нею и Эмили. У его будущей невестки довольно большая сила воли, а таких Эмили обычно любила усмирять.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});