Читать интересную книгу 14-я гренадерская дивизия СС «Галиция» - Бегляр Наврузов

Анализируя эти цифры, можно сделать вывод, что погиб каждый третий дивизийник, причем основные потери пришлись на бродские бои и бои в Австрии.

К сожалению, располагая лишь отрывочными и оценочными цифрами потерь дивизии в последний период (с 18 апреля по 12 мая 1945 г.), автор вынужден не учитывать их в общей статистике потерь[403].

Заключение

Анализируя мемуары ветеранов и работы различных авторов, посвященных дивизии, автор столкнулся с общей идеей, что украинцы шли в дивизию для борьбы с большевизмом, за независимость своей родины.

Однако если принимать во внимание основную тенденцию европейского коллаборционизма, то можно выделить три основных мотива. Первый — это мотив «политический», который был характерен для членов различных правых, не всегда фашистских или национал-социалистических партий. Для них после оккупации, когда один из политических союзников стал прямым оккупантом их родины, необходимо было найти новую цель. И эта цель была найдена. Враг был не тот, кто оккупировал, а тот, кто мог оккупировать, кто был за сотни, а то и тысячи километров. То есть фламандцу следовало не бороться с нацистской оккупацией, а надо было ехать за сотню километров на восток и бороться с большевизмом. Однако данный мотив быстро вычерпал добровольцев уже к началу 1942 г. Не так уж многочисленны были партии, вставшие на путь коллаборционизма, и ни один из руководителей европейских правых партий, поддержавших в той или иной степени немцев, не был марионеткой немцев. Они были самостоятельными, целостными личностями, лидерами, которые понимали, что затянувшийся немецкий блицкриг на Востоке уносил лучшие силы их политических движений, тем самым ослабляя их позиции. Второй — это мотив «сильной руки», характерный для отставных военных или лиц, внезапно понявших, что их государство оказалось слабее Третьего рейха. Отставные военные из числа тех, кому все равно, где и кому служить, лишь бы служить, оставшихся без дела, так как побежденные армии перестали существовать, пошли в создаваемые немцами добровольческие подразделения. Лица же, которые поняли, что Третий рейх — наиболее сильное государство в Европе, составили довольно таки многочисленную группу. Третий мотив — материальный, так как, например, любой вступивший в подразделения СС мог больше не думать об обеспечении собственной семьи. Даже в случае его гибели семья продолжала обеспечиваться продовольствием за счет СС. Очень многие в Голландии, Бельгии и Франции пошли в части СС из-за обеспечения[404]. С другой стороны, касаясь многочисленности[405] граждан СССР, сражавшихся на стороне Третьего рейха, упускается ряд факторов. Ведь содержание советских военнопленных было не в пример жестче и бесчеловечнее. Кто из читателей может представить советских военнопленных, играющих в футбол в лагере военнопленных? Или получающих посылки из дома через Красный Крест, или вернувшихся домой по программе обмена военнопленными? Этого не было, и зачастую люди шли из лагерей к немцам лишь чтобы выжить. Именно желание любым способом вырваться и выжить было основным мотивом для бывших советских военнопленных. Более сильные бежали к партизанам или через линию фронта к РККА, более слабые оставались «до конца». Была и часть таких, кто шел по мотивам «политическим». Почему-то игнорируется тот факт, что многих «добровольцев» для восточных формирований Третьего рейха отбирали только по национальности, игнорируя желание или нежелание военнопленного служить. Четвертый мотив — «комплекс малой страны или борьба за Новую Европу». Данный мотив для коллаборционизма использовался для представителей маленьких стран Европы. Вчера они были представителями очень мелкой и «незначительной» страны, сегодня они — солдаты лучшей в Европе армии[406], разбившей все другие армии. Затем, когда идея «крестового похода против большевизма» исчерпала себя и потеряла привлекательность, была предложена идея «Новой Европы». Все европейские народы должны были бороться ради общего будущего, где нет больших и малых государств, где нет оккупантов и оккупированных, а есть равноправные народы и общее пространство. Такая «морковка» легко была принята среди европейских солдат Третьего рейха, они теперь не наемники, не союзники, и тем более не предатели своих народов, они борцы за Новую Европу. А все, что указывало на тотальную гегемонию Германии, в этой Европе принималось как должное.

Причины коллаборционизма на Украине менялись на протяжении 1941—1945 гг. В 1941 г. немногочисленные украинские коллаборационисты из числа членов ОУН обеих фракций сотрудничали, исходя из идеи, что немцы тем или иным способом восстановят украинское независимое государство. Ведь созданные подобным образом хорватское и словацкое государства, считающиеся и являющиеся «марионеточными», тем не менее имели собственную армию, законы, органы правопорядка и собственную внешнеполитическую службу. После краха надежд о создании самостоятельного государства, вскоре после начала Восточной кампании, украинский коллаборционизм имел два мотива: надежду на создание украинской державы в ближайшем будущем и укрепление национальных кадров в немецкой администрации[407].

Ряд националистов вступили в полицейские части и воевали не только на Украине, но и на других территориях бывшего СССР. Кроме того, силилась борьба и между фракциями ОУН, а также среди отдельных групп украинских коллаборационистов. После разгромных для РККА 1941 и 1942 гг. у немцев в плену оказалось много красноармейцев. Часть из них по тем или иным причинам, в большинстве своем из-за стремления выжить[408], вступало и восточные батальоны, и в полицию. Однако среди украинских коллаборационистов нарастало разочарование, так как они понимали, что ни об каком независимом украинском государстве речи не идет.

В последнее время почему-то все чаще и чаще употребляются следующие оправдания для украинского коллаборационизма: голодомор и борьба с большевизмом. Если касаться коллаборационизма в Галиции, то объяснение сотрудничества с немцами причинами голодомора крайне смешно. Так может утверждать либо человек с крайне ограниченными умственными способностями, либо человек малообразованный и плохо знакомой с историей Украины. Как известно, голодомор на Украине[409] был, но был в рамках границ СССР, как говорится, «до 1939 года». А ведь Галиция на то время входила в Польское государство и к голодомору отношения не имела. Объяснения «слухи доходили», «видели беженцев» — видеть и слышать, несравнимо с «почувствовать» и «пережить». Нельзя передать боль и страдание рассказами.

Борьба с большевизмом и вообще ненависть к советскому строю объясняется массовым террором, развязанным вскоре после вхождения западных областей (бывших польских территорий) в СССР. При этом допускаются ошибки в описании количества и в отсутствии анализа жертв террора.

Касательно описания количества жертв легко отмести обвинения в убийстве, аресте и депортации сотен тысяч и миллионов человек. Население Галиции оценивалось в 3—4 млн человек. Следовательно, убыль даже ста тысяч человек была бы крайне заметна, однако подобного в каких-либо мемуарах нет.

Первые аресты в Галиции были проведены в период сентября — декабря 1939 г., аресту подлежали «враждебные» элементы: представители польской армии, администрации и органов правопорядка, а также ряд частных предпринимателей. Всего было арестовано 5406 поляков, 2779 украинцев и 1439 евреев[410]. Как видно из национального состава арестованных, «предпочтение» отдавалось полякам. Следующая волна террора накрыла Галицию в 1940 г., при проведении национализации сельского хозяйства и создании колхозов. Именно эта мера вызвала наибольшее озлобление среди украинского населения, именно это послужило сильнейшим мотивом для последующей коллаборации населения. Основным выражением данной волны террора послужила массовая депортация, как ни парадоксально, польского населения — так называемых «посадников» — польских колонистов, прибывших в 20-х гг. в Галицию для «полонизации» данного региона. В этом же году была проведена депортация семей арестованных в 1939 г. представителей польской власти и частных предпринимателей.

Почему-то к жертвам террора причисляют и депортированных беженцев из Третьего рейха. Следует отметить, что большинство депортированных беженцев из приграничных районов СССР не являлись украинцами. В 1941 г. были проведены аресты и среди украинских националистов, общее число арестованных составило около 20 тысяч человек.

Итак, получается, что почти за 2 года выселению подверглось около 60—70 тысяч человек, большинство из которых не являлись украинцами и, более того, являлись «враждебными» элементами для украинцев. Если касаться другого способа террора, который в основном и подразумевают, — расстрела, то с учетом приговоров к высшей мере наказания по уголовным делам всего было расстреляно 359 человек. Каждый может взять и посчитать 359 человек к 3—4 млн человек. Как кощунственно это звучит: «массовые расстрелы украинцев»? Нет. Значит, обвинения в терроре, чистках и расстрелах надуманы и раздуты и основанием для коллаборации быть не могут.