На наш взгляд, пока еще нет достаточных оснований для полноценного обсуждения российской национализации в историческом и межстрановом контексте. Тем не менее позволим себе несколько кратких замечаний. Во-первых, по сравнению с Китаем, где государство пока еще управляет важнейшими активами напрямую, российская ситуация выглядит более рыночно. Во-вторых, отрасли, считавшиеся стратегическими, бывало, национализировали даже в Западной Европе. (Вспомним о Франции 1950–1970-х гг.) В-третьих, в современном мире доминирование государства в рентоносных отраслях характерно для стран Латинской Америки, проводящих дирижистскую политику (Мексика, Венесуэла), а также Ближнего и Среднего Востока (Саудовская Аравия, Иран).
7.3 Отраслевая картина экспансии государства
Нефтегазовый сектор
Первичная приватизация российской нефтяной промышленности завершилась к концу 1997 г. И хотя в собственности государства оставалась примерно половина компаний отрасли, контролировали они абсолютное меньшинство добывающих, перерабатывающих и сбытовых активов. Компанией общенационального масштаба среди государственных могла считаться только «Роснефть» с разбросом предприятий по всей стране — от Дальнего Востока («Сахалинморнефтегаз», доля в проекте «Сахалин-1», Комсомольский НПЗ) до Юго-Запада (нефтедобыча в Краснодарском и Ставропольском краях, Туапсинский НПЗ), но с одним-единственным значимым добывающим предприятием — «Пурнефтегаз» в Западной Сибири. Помимо нее государству принадлежали связанные с региональными элитами «Татнефть», «Башнефть», «Башнефтехим» и Центральная топливная компания (Москва); находящаяся «на отшибе» «Онако», а также «Славнефть» (компания, задуманная как российско-белорусская, но по причине отказа белорусской стороны внести пакет акций Мозырского НПЗ ограничившаяся российскими активами).
Впервые государство проявило недовольство сложившейся ситуацией в 1999 г. Возник план объединения «Роснефти», «Онако» и «Славнефти», в результате чего появилась бы государственная компания, сопоставимая с частными. Однако эта идея реализована не была: и низкие мировые цены на нефть не способствовали, и общая обстановка в стране.
А с 2000 г. можно говорить о второй волне приватизации. В 2000 г. на аукционе была продана «Онако» (покупатель — ТНК), а в 2002 г. — «Славнефть» (ее купил альянс ТНК и «Сибнефти»). Заметим, что это были первые случаи, когда цену продажи нефтяных активов можно было считать рыночной. Также в 2002 г. по весьма вычурной схеме были разгосударствлены «Башнефть» и «Башнефтехим», фактически оказавшиеся в руках сына президента Башкортостана У. Рахимова.
Логичным продолжением событий 2000–2002 гг. стало появление в следующем году компании ТНК-BP. ТНК, практически победившая в борьбе за активы «Сиданко», предложила транснациональной BP объединить российские активы. Российские акционеры ТНК получили 50 % объединенной компании и более 6 млрд долл. (даже близкую сумму за российские активы никогда раньше не предлагали). Соглашения о создании ТНК-BP были подписаны дважды — в Москве и в Лондоне, оба раза в присутствии президента России и премьер-министра Великобритании.
Таким образом, ко второй половине 2003 г. основные активы оказались поделены между пятью частными компаниями: «ЛУКойлом», ЮКОСом, ТНК-BP, «Сургутнефтегазом» и «Сибнефтью». А государство было представлено структурами второго и третьего эшелонов.
Но именно в это время и государством, и обществом было признано, что при резко выросших ценах на энергоносители нефтяная промышленность стала получать очевидные сверхдоходы. В качестве первоочередной меры по «справедливому распределению» нефтяной ренты была установлена плавающая шкала экспортных пошлин на нефть и нефтепродукты, привязанная к мировым ценам.
Но пошлин оказалось мало. Сложившийся уровень цен порождал желание государства усилить прямое участие в нефтяной промышленности, а также уверенность общества в справедливости национализации в рентонесущих отраслях. К этому добавилось недовольство власти поведением акционеров ЮКОСа (подробнее см. главу 8). В результате было выбрано радикальное решение — забрать активы ЮКОСа в госсобственность, используя в качестве повода уход компании от налогов. Выполнение задуманного заняло четыре года. Основное добывающее предприятие «Юганскнефтегаз» было продано в счет налоговой задолженности в конце 2004 г., а остальные активы — весной — осенью 2007 г. Все значимые предприятия приобрела «Роснефть», превратившаяся по всем объемным показателям (запасы, добыча, переработка) в бесспорного лидера отрасли.
На «Юганскнефтегаз» в 2004 г. претендовала не только «Роснефть», но и «Газпром» [74], которому тем не менее было отказано. Предлог был выбран вполне респектабельный — у «Газпрома» большое количество активов за рубежом, которые могут быть поставлены под удар в результате исков обиженных американских акционеров ЮКОСа.
Однако «Газпром» продолжал стремиться к получению нефтяных активов и одно время даже рассчитывал на присоединение увеличившейся «Роснефти». Но эти его претензии были сочтены чрезмерными, и, на наш взгляд, вполне справедливо. На счастье «Газпрома», в это время владелец «Сибнефти» Р. Абрамович выставил на продажу свою компанию (по собственной ли воле или нет, мы не знаем). Покупка состоялась в середине 2005 г., за обретение второй нефтяной «ноги» «Газпром» заплатил рыночную по тем временам цену — около 14 млрд долл., а «Сибнефть» вскоре стала ОАО «Газпром нефть».
В газовой промышленности усиление позиций государства определяется двумя не связанными между собой процессами. Первый — установление «Газпромом» контроля над все большей частью газовых активов страны. Второй — увеличение доли государства в акционерном капитале «Газпрома» до контрольной. Это увеличение в течение ряда лет официально заявлялось в качестве едва ли не самой приоритетной задачи государственной политики в области ТЭКа. Тем не менее смысл ее для нас неясен. И вот почему.
Во-первых, реальный контроль над «Газпромом» у государства был всегда. Нам неизвестно ни одного случая, когда компания не выполнила бы отчетливо выраженного пожелания высшего руководства страны, сколько бы ей это ни стоило. Известная всем строптивость газпромовского руководства (и в 1990-е гг. при Р. Вяхиреве, и в 2000-е гг. при А. Миллере) действительно имела место, но по отношению к чиновникам уровня не выше зампреда правительства.
Во-вторых, и с формальной точки зрения ситуация, на наш взгляд, не внушала никакого беспокойства. На конец 2004 г. 38,4 % акций составлял федеральный пакет, 18,3 % владели газпромовские «дочки», и 0,9 % издавна принадлежали ФГУП «Росгазификация». Сюда же вполне можно добавить и небольшой пакет (менее 5 %) акций, которым владел «Рургаз» — важнейший покупатель и транзитер российского газа, по определению лояльный к любой действующей власти в стране.