— Я должна сказать тебе…
«Майлин, там…» — я попытался прервать ее.
Почти величественно она отказалась слушать меня и продолжала:
— Крип Борланд, я привезла из Ырджара плохие новости.
В первый раз за эти часы я вспомнил о Крипе Борланде и его бедах, и меня испугала болезненность возвращения от Джорта к Крипу.
— Капитан «Лидиса» обратился к Закону Ярмарки, когда тебя похитили люди Озокана, а твоего товарища ударили и бросили, считая мёртвым. Его нашли, и он, рассказав о том, что произошло, опознал клан похитителей. Дело дошло до Верховного Правосудия, и был предъявлен иск Осколду, на земле которого нашли твоё тело. Тело привезли в Ырджар и решили, что твой мозг разрушен пытками Осколда. Врач «Лидиса» сказал, что оказать тебе помощь можно только дома. И вот… — Майлин сделала паузу, её глаза встретились с моими, но ничего не выражали, потому что она смотрела мимо меня, на что-то большее, чем Крип Борланд или Джорт. — И вот, — начала она снова, — «Лидис» ушёл с Йиктора, унося твоё тело на борту. Вот и всё, что я смогла узнать, потому что в городе творится что-то страшное и тревожное.
Что-то подсказывало мне: она говорит правду. Майлин говорила что-то ещё, но всё это уже не имело значения, и я ничего не понимал, будто она говорила на другом языке.
Нет тела! Эта мысль билась в моей голове, звучала громче и громче, пока я не завизжал в том же ритме. В голове звучали только удары, и я ничего не понимал. Теперь Майлин смотрела не в пространство, а на меня, и мне казалось, что она пытается добраться сквозь этот грохот до моего мозга. Но ничего не действовало. Я не Крип Борланд и никогда не буду им снова, я — Джорт!
Я слышал звуки и видел Майлин сквозь красный туман — её большие глаза, шевелящиеся губы. Её команды доносились откуда-то издалека, заглушаемые грохотом. Я был Джортом, я был смертью, я — охотник…
Затем я пошёл по следу, обнаруженному в кустах у реки. Свежий сильный запах наполнил мои ноздри. Убить… Только ради убийства стоит ещё немного пожить. Нельзя быть беспечным, барск коварен… барск…
Зверь с вековой хитростью владел моим мозгом. Пусть Джорт будет полностью Джортом. Я отогнал, спрятал как ненужные остатки то, что когда-то было человеком, и следил за выходом зверя на его извечное дело — охоту. Я различал три разных запаха, смешанные вместе. Не казы — эти люди шли пешком, и вокруг одного распространялся тошнотворный запах, говоривший о повреждении тела. Трое направлялись к холмам. Их можно выследить, но для этого потребуется хитрость. Туда носом, сюда носом, следить издали за всем, что может оказаться засадой. Возможно, человеческая хитрость всё ещё сочеталась во мне со звериной.
Похоже, они не смогли подняться по более крутым склонам. Вероятно, раненому было трудно идти, потому что перед его следами отпечатались следы более лёгкие.
Я нашёл место, где они останавливались. Там виднелись окровавленные тряпки, которые я пренебрежительно обнюхал. Однако люди упорно шли вперёд, к границам земель Осколда. Я бежал по следу захватчиков, ни на секунду не допуская, что у меня отнимут добычу.
Что-то постоянно пыталось коснуться моего разума откуда-то издалека, хотя я и поставил барьер против этого, отказавшись открываться зову. Я был Джортом, а Джорт охотился — и это было единственной реальностью.
Всё выше и выше… Я добежал до места, где были срублены два молодых деревца, и затем уже шёл по следу только двоих людей. Они несли третьего, их шаг замедлился.
Войдя в овраг между крутыми склонами, я рванулся вперёд, потому что подумал, что моя дичь может остаться внизу на ночлег, но не понёсся наугад, а пополз от одного укрытия к другому. Я не тыкался носом ни во что пахнущее, памятуя о трюке, сыгранном со мной разведчиком.
Наступала ночь, а я всё ещё не видел их и даже удивился способности людей уйти так далеко с грузом — разве что они оставили лагерь ещё до нашей атаки. Луна помогала мне, где отчётливо выделяя пейзаж, а где пряча его в тени и скрывая моё продвижение.
Наконец я увидел их. Двое стояли, прислонившись к скале. Затем один соскользнул на землю и сел, опустив голову на грудь и безвольно уронив руки между вытянутых ног. Другой тяжело дышал, но оставался на ногах. Третий вытянулся на носилках, издавая слабые стоны.
Двое вконец обессилены, решил я, но за третьим, стоящим, следовало внимательно следить. Наконец тот пошевелился, встал на колени и поднёс фляжку к губам лежащего на носилках, но тот махнул рукой и с резким раздражённым звуком оттолкнул фляжку. Она разбилась, Ударившись о камень, на нём остались тёмные брызги от Жидкости. Тот, кто держал фляжку, хрипло заворчал и стал собирать осколки, затем поднял голову и дико огляделся, как будто искал в окружающей их дикой местности что-то, что могло бы избавить его от несчастий.
Всё это время сидящий не шевелился, только иногда медленно покачивал головой из стороны в сторону, как бы вглядываясь в темноту. Вдруг он встал, опираясь о скалу. Теперь луна освещала его лицо, и я узнал в нём стражника, который охранял Озокана с тыла, когда они вели своего раненого лорда в лагерь Тэсса. Я узнал и другого: он выполнял волю своего хозяина в тесной камере пограничного форта.
Крип Борланд… Кто такой Крип Борланд и что призывает Джорта-барска к мести? Неважно… Главное — убить…
Поскольку я рассматривал их как свою законную добычу, то выскочил на открытое место, издав боевой клич моей породы — глубокий грудной вой. Тот, кто лежал на носилках, скорее всего, был беспомощен, а двое других пусть сражаются за жизнь. Это был самый лучший путь.
Я прыгнул на стоящего человека. Видимо, отупевший мозг и уши не смогли предупредить ею о моём присутствии прежде, чем я всем своим весом ударил его в грудь, сбив с ног, а мои клыки нацелились куда надо. Лёгкая добыча!
Я грыз его и рвал, а затем вскочил и встретил другого. Он ждал, полусогнувшись, между мной и носилками, и его рука сжимала меч, сверкающий в лунном свете. Человек закричал. Был ли то военный клич или призыв на помощь — какое мне дело? Это не для моих ушей, и меня не касалось.
Меч ожил, и мы закачались друг перед другом в сложном рисунке какого-то ритуального танца. Я всё время заставлял человека вертеться и раскачиваться, и это помогло мне, потому что смертельная усталость сковывала его члены. Наконец мои челюсти сомкнулись вокруг его запястья, меч выпал, и за этим для него последовал быстрый конец.
Задохнувшись от этого танца смерти, я повернулся к носилкам. Тот, кого несли на них, теперь сидел. Может быть, страх поднял его ослабевшее тело и вернул ему энергию. Я увидел, как вскинулась его рука, вспышка света пронзила воздух и ударила меня между шеей и плечом, уколов сильно и глубоко, как нож. Но поскольку человек не убил меня сразу, он не спас себя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});