Он смотрел вперед, но трудно было сказать, видел ли вообще дорогу.
— Ну что, он был прав? Вы не охотитесь на людей? — я старалась, чтобы мой голос звучал ровно.
— У квилеутов долгая память, — прошептал он.
Я приняла это как положительный ответ.
— Но не расслабляйся, пожалуйста, — предостерег он меня. — Они правы в том, что держатся от нас подальше. Мы все еще опасны.
— Не понимаю.
— Мы стараемся, — медленно объяснил он. — Обычно, если уж мы беремся что-то делать, то делаем это хорошо. Иногда бывают ошибки. Например, то, что я позволяю себе быть наедине с тобой.
— Это ошибка? — это прозвучало печально, уж не знаю, заметил он или нет.
— Да, и очень серьезная, — тихо проговорил он.
Мы замолчали. Я смотрела, как огни фар выхватывают из темноты повороты дороги. Все за окном двигалось слишком быстро, как в компьютерной игре. Я понимала, что время улетает так же стремительно, как черная дорога под нами. Мне было до тошноты страшно, что никогда больше мы не будем с ним так близки, как сейчас, когда разделявшая нас стена исчезла, пусть ненадолго. В его словах был намек на конец отношений, и я корчилась, как от боли, при одной мысли об этом. Я не хотела терять даром ни минуты из тех, что могла быть рядом с ним.
— Расскажи мне еще что-нибудь, — в панике попросила я. Мне не важно было, что именно, просто хотелось услышать его голос. Он быстро взглянул на меня, пораженный переменой.
— Что ты хочешь знать?
— Почему вы охотитесь на животных, а не на людей? — предложила я, мой голос звенел от отчаяния. Я почувствовала, что у меня навернулись слезы на глаза, и боролась с печалью, которая грозила вот-вот поглотить меня.
— Я не хочу быть чудовищем, — очень тихо ответил он.
— Но ведь животных недостаточно?
Он помедлил.
— Я, конечно, не уверен, но это все равно, что для тебя есть только тофу и соевое молоко. Мы называем себя вегетарианцами — такая милая корпоративная шутка. Это не насыщает нас полностью, но дает силы, чтобы сопротивляться жажде. Большую часть времени. — Зловеще добавил он. — Иногда держаться становится особенно трудно.
— Тебе сейчас очень трудно? — спросила я.
Он вздохнул.
— Да.
— Но сейчас ты не голоден, — уверенно заявила я.
— Почему ты так думаешь?
— Твои глаза. Я же говорила — у меня есть теория. Я заметила, что люди — особенно мужчины — куда злее, когда они голодны.
Он засмеялся:
— Ты очень наблюдательна, нет, правда!
Я не ответила, я просто слушала этот смех, старясь запомнить его навсегда.
— Ты в выходные ходил на охоту с Эмметтом? — спросила я, когда снова стало тихо.
— Да. — Он остановился, словно решая, сказать еще что-то или нет. — Мне не хотелось уезжать, но это было необходимо. Немного легче быть рядом с тобой, когда я не голоден.
— Почему тебе не хотелось уезжать?
— Мне… тревожно… когда я далеко от тебя. — Он смотрел на меня со страстью и нежностью, и от этого взгляда у меня внутри плавились кости. — Я в прошлый четверг не шутил, когда просил тебя не свалиться в океан и не попасть под машину. Я был сам не свой все выходные — так волновался за тебя. А после того, что случилось сегодня, я вообще удивляюсь, как тебе удалось пережить ту поездку целой и невредимой. — Он покачал головой, а потом вспомнил что-то: — Ну, правда, не вполне невредимой.
— Что?
— Руки, — напомнил он мне. Я посмотрела на свои ладони с почти зажившими ссадинами на запястьях. От его глаз ничего не скроешь.
— Упала, — вздохнула я.
— Так я и думал. — Уголки его губ изогнулись. — С тобой легко могло случиться что-то и похуже, и я мучился от разных мыслей все выходные. Это были страшно долгие три дня. Я порядком потрепал Эмметту нервы.
Он печально улыбнулся мне.
— Три дня? А разве ты не сегодня приехал?
— Нет, мы вернулись в воскресенье.
— А почему тогда никого из вас не было в школе?
Я почувствовала раздражение, даже злость при мысли о том, сколько напрасных мук принесло мне его отсутствие.
— Ну, ты вот спрашивала, сгорю ли я на солнце. Не сгорю, но все равно я не могу бывать на людях в солнечные дни.
— Почему?
— Когда-нибудь я тебе покажу, почему, — пообещал он.
Я немного поразмыслила над этим.
— Но ты мог позвонить, — решила я наконец.
Он был озадачен.
— Я же знал, что ты в безопасности.
— Но я не знала, где ты. Я….
Слова замерли у меня на губах, и я резко опустила глаза.
— Что? — его бархатный голос требовал ответа.
— Я так не могу. Не видеть тебя. Я тоже себе места не нахожу. — Я покраснела, сказав это вслух.
Он не издал ни звука. Я подняла глаза и увидела, что его лицо исказила боль.
— Нет, — со стоном тихо произнес он. — Это плохо.
Я не могла понять, о чем он.
— Я что-то не то сказала?
— Разве ты не понимаешь, Белла? Одно дело, когда я делаю самого себя несчастным, и совсем другое — когда ты вовлекаешься во все это до такой степени, — он отвел страдающий взгляд и смотрел на дорогу, а слова текли так быстро, что я почти не понимала его.
— Я не хочу еще раз услышать от тебя что-нибудь подобное. — Он сказал это тихо, но повелительно. Его слова больно ранили меня. — Это плохо, это неправильно. Это вредно, наконец. Я опасен, по-настоящему опасен, пойми это, Белла.
— Нет, — я изо всех старалась, чтобы это не прозвучало, как слова капризного ребенка.
— Я серьезно, — прорычал он.
— Я тоже. Я говорила, что мне не важно, кто ты. Уже слишком поздно.
— Никогда не говори так, — резко, почти грубо выпалил он.
Я закусила губу. Хорошо, что он не видит, как мне больно. Я уставилась на дорогу. Наверное, мы уже подъезжали. Он все равно ехал слишком быстро.
— О чем ты думаешь? — спросил он. Суровость еще звучала в его голосе. Я просто покачала головой — не уверена, что смогла бы что-то сказать. Я чувствовала его взгляд, но не отводила глаз от дороги.
— Ты плачешь? — с ужасом спросил он. Я даже не чувствовала, как слезы текли по моим щекам. Я провела рукой по лицу — действительно, предательская жидкость была тут как тут.
— Нет, — сказала я, но голос дрогнул.
Я видела, как он неуверенно потянулся ко мне правой рукой, но остановился и медленно положил руку обратно на руль.
— Прости.
В его голосе звучало острое раскаяние. Я поняла, что он имеет в виду не только свои слова.
Мы молчали, и темнота медленно пролетала за окном.
— А скажи, пожалуйста, — начал он после паузы, и я слышала, как он старается придать голосу немного оживления.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});