Я знаю, это плохо, встречаться с кем-то из своих, но некоторые считают, что связаться с клиентом — еще хуже…
Связаться?
Ну, не в сексуальном плане. Но это все равно отношения, не отрицай. Если она с тобой живет, значит, у вас отношения. Бог свидетель, как нам нужен кто-то, с кем можно поговорить, но…
Но разве можно говорить с клиентами?
Да, в этом-то и проблема. Разве они могут понять, каково тебе? Разве они вообще могут хоть что-то понять? Ты пытаешься объяснить, но чем больше стараешься, тем хуже выходит.
Они не понимают слов, верно? И не говори, родная. Они не понимают, чем ты живешь.
Ты произносишь что-то совершенно очевидное, а они смотрят на тебя как на сумасшедшую. Ты повторяешь, но теперь это кажется безумием уже тебе. Слова теряют смысл, если повторить их сотни раз.
К тому же ты платишь за аренду. По ипотеке, неважно. Это не страшно, пока все пучком, но малейшая стычка, и они начинают швырять упреки тебе в лицо, ах, ты водишь меня за нос, и вокруг тебя все эти люди, которых я не вижу, откуда ты это обо мне знаешь, ты что, читаешь мою почту — господи, да на кой мне читать их чертову почту? Как будто я и без того их насквозь не вижу. Говорю тебе, Эл, как-то раз я связалась с клиентом, позволила ему переехать ко мне, и это был ад. Уже через неделю я выяснила, что он просто хотел меня использовать. Заполни купон футбольного тотализатора. Выбери, на какую лошадь поставить в Пламптоне.
Да, я объяснила Кол, я ей прямо сказала, что не умею угадывать лотерейные номера.
И как она отреагировала?
Думаю, она в состоянии это понять. В смысле, она умеет считать. Думаю, она понимает, что всему есть предел.
Это она сейчас так говорит. Но честное слово, когда ты пускаешь их к себе, они как пиявки, они как — да неважно, короче, они сосут твою кровь круглые сутки. Вообще-то мама говорила об этом. Она предупреждала меня, точнее, пыталась предупредить, но кто слушает матерей? Ты знаешь, что я родилась в ту ночь, когда застрелили Кеннеди? Черт, выдала свой возраст! (Мэнди, в воображении Эл, надтреснуто засмеялась.) От тебя, Эл, ничего не утаишь! Дело в том, что моя мама — как ты знаешь, она тоже была Наташей, медиумом звезд, а бабка моя была Наташей, медиумом царей, — так вот, мужчина, с которым она жила, когда я родилась, он сказал, разве ты об этом не знала, куколка? Ты что, не могла как-то предотвратить от этого? Редкостный был грамотей. Мама ответила, мол, а что я, по-твоему, должна была сделать, позвонить в Белый дом, когда у меня ноги растопырены, а морщинистая старая монашка орет прямо в ухо «тужься, мамочка, тужься»?
Монашка? Элисон была удивлена. Ты что, католичка, Мэнди?
Нет, православная. Но ты поняла, о чем я, верно? Об отношениях с мирянами. Они ожидают слишком многого.
Да, я знаю. Но, Мэнди, мне нужен кто-то, кто-то близкий. Подруга.
Конечно нужен. Голос Мэнди смягчился. Подруга. Подруга-соседка. Я не сужу тебя. Бог свидетель. Всякое бывает. Живи и давай жить другим. Кто я такая, чтобы читать тебе мораль? Ах, Эл, расскажи мне все. Мы же сто лет друг друга знаем. Ты не можешь жить без любви, нет, не можешь.
Мэнди, ты что-нибудь знаешь об анальных забавах лесбиянок? Нет? И я нет. И о других забавах я тоже ничего не знаю. Когда Моррис поблизости, мне скорее нужно, чтобы кто-то прикрывал мой зад. Знаешь, что они делают, да? Проводники, когда ты спишь. Ужас-ужас. Скрипят дверью, потом хватают одеяло, и волосатая лапа стягивает покрывало. Я знаю, ты думала, что Луг и Глуг пытались провернуть это, хотя из-за того, что принимала снотворное, говоришь, что проснулась в некотором раздрае и подозреваешь, что это вполне мог быть и Саймон, судя по запаху. Черт его знает, правда? Кто тебя изнасиловал. Дух или не дух. Особенно если у твоего парня маленький член. Я совершенно уверена, что Моррис, когда дело доходит до этого, ничего не может — по крайней мере со мной. Но как же меня бесит вся эта сомнительная мужественность, все это пиво, отрыжка, чесание пуза, бильярд, и дротики, и мелкое хулиганство, аж мочи нет. Тебе-то хорошо, я знаю, ты вышвырнула друида, Луга и Глуга, но они-то принадлежали медиуму Саймону, а Моррис — это мой крест. Вот мне и подумалось, каково это будет с таким партнером, как Колетт, деловым партнером, я надеялась — да ладно, что уж, — я мечтала, я хотела вырваться из Олдершота, из своего детства, подальше от матери, в места почище, перебраться в изобильный край пригородов Беркшира или Суррея, в мир бизнесменов и предпринимателей — вообразить, как умирают богатые и умные. Вообразить, каково это, быть системным администратором, у которого упал сервер, или финансовым директором, просадившим последний грош, или начальником отдела кадров в конторе, которой больше не нужны работники.
Когда она собирала вещи для поездки в Ноттингем, вошла Колетт. Эл в одной футболке склонилась над чемоданом. Колетт впервые увидела ее бедра сзади.
— О боже, — сказала она. — Ты сама это сделала?
— Сама?
— Как Ди? Порезала себя?
Элисон снова занялась чемоданом. Она была озадачена. Ей прежде никогда не приходило в голову, что она могла сама причинить себе вред. Возможно, я сама это сделала, подумала она, а потом просто забыла; я так много забываю, столько всего ускользает от меня. Прошло немало времени с тех пор, как она в последний раз думала о шрамах. Они краснели в горячей ванне, а в жаркую погоду кожа вокруг зудела. Она старалась не смотреть на них, что было несложно — достаточно просто избегать зеркал. Но теперь, подумала она, Колетт все время будет обращать на них внимание. Лучше мне выдумать что-нибудь, потому что она захочет узнать ответ.
Она ткнула пальцем в изуродованную плоть, кожа была мертвой и холодной. Она вспомнила слова Морриса: мы показали тебе, на что способен нож! И впервые она подумала: о боже, теперь я понимаю, так вот чего я век не забуду, вот какой урок я получила.
Шесть
Когда они ехали на север, Колетт спросила:
— Ты в детстве когда-нибудь казалась себе принцессой?
— Я? О боже, нет.
— А кем ты себе казалась?
— Уродиной.
А теперь? Вопрос повис в воздухе. В этот день хоронили Диану, и дорога была практически пустой. Эл плохо спала. За стеной спальни квартиры в Уэксхэме Колетт слышала, как она бормочет, как утробно стонет матрас, на котором все ворочается и ворочается Эл. Она спустилась в половине восьмого и стояла на кухне: укутанная в халат, волосы выбились из бигуди.
— Пора выезжать, — сказала она. — Обгоним гроб.
К половине одиннадцатого толпы собрались на эстакадах по всей М1 до развязки 15А, чтобы посмотреть, как мертвая женщина проследует на свое фамильное кладбище. Полицейские выстроились вдоль пути кортежа, словно ожидая какого-нибудь ЧП: шеренги мотоциклов и кордоны патрульных машин. Утро было прохладным и ясным — прекрасная сентябрьская погода.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});