восстановили немецкую экономику и вывели ее вперед в индустриальном плане, оставив всю Европу далеко позади и предоставив нацистам в будущем крепкий промышленный фундамент. Однако еще более парадоксальным в этой финансовой истории является то, что огромный вклад в немецкое экономическое чудо сделали американские банкиры еврейского происхождения. Значительную часть крупного банковского капитала в самих США составляли немецкие евреи, которые поддерживали с родиной близкие человеческие и коммерческие связи. Самый яркий пример таких взаимоотношений – семья Варбургов. Макс Варбург проживал в Германии и возглавлял одну из крупнейших финансовых групп страны. Его родной брат Пауль Варбург обосновался в США, где считался одним из ведущих инвестиционных банкиров и крупнейшим теоретиком американского банковского дела. Именно он был главным архитектором Федеральной резервной системы США. Таких «немецких» семей в американском банковском сообществе было очень много: Варбурги, Шиффы, Оппенхаймеры, Леманы, Голдманы, Саксы, Каны, Кюны, Лёбы… При первой послевоенной возможности все они вложились в бывшую родину. Невероятный, конечно, это оказался – буквально кафкианский – абсурд. Будущие нацистские танки были в значительной степени построены на американские и еврейские деньги. Никому из Варбургов, очень грамотных людей, не могло даже в страшном сне присниться, что Адольф Гитлер – главное немецкое политическое посмешище того времени – однажды придет к власти в Германии, а затем претворит свои безумные планы в жизнь.
Пол (Пауль) Варбург был одним из самых выдающихся финансовых теоретиков США. При этом он очень любил Германию. Помогая своей бывшей родине, он даже подумать не мог, что вся эта помощь достанется в конце концов Гитлеру
К концу 1923 года экономика Веймарской республики лишь немногим превышала половину экономики Второго рейха в 1913 году. Правда, в этих подсчетах нужно учесть потерю части страны, которая отошла Франции и Польше, но даже принимая во внимание это обстоятельство, экономические потери Германии за десять страшных военных и послевоенных лет оказались чудовищными. Однако темпы восстановления немецкой экономики в период с 1924 по 1929 год казались еще более немыслимыми, нежели темпы ее предыдущего падения. В 1929 году она на треть превосходила уровень 1913-го, увеличившись таким образом в два с половиной раза всего за пять лет. Ни одна другая страна в мире никогда не росла столь высокими темпами. Веймарская республика по темпам экономического роста опередила, причем значительно, даже Соединенные Штаты Америки, считавшиеся в те годы главным локомотивом мировой экономики. Вообще говоря, такому бурному росту имеется простое объяснение – низкая экономическая база сравнения. Сначала немецкая экономика рухнула на самое дно, а затем стремительно взлетела вверх. Все послевоенные планы Франции касаемо ослабления Германии всего за несколько лет обратились в пыль. К 1929 году немецкое экономическое превосходство на европейском континенте значительно обогнало то, которым Берлин обладал в 1913 году, перед началом Первой мировой войны. Франции и многим другим европейским странам в таких обстоятельствах оставалось лишь уповать на либерально-демократическую суть Веймарской Германии, где у власти находились пацифисты. Пока времена в экономическом плане оставались хорошими, волноваться правящим европейским классам было не о чем. Слишком все были заняты новой необычайно сказочной жизнью – кино, рестораны, машины, изысканная еда и множество самых фантастических жизненных перспектив. Безработица в Германии практически отсутствовала, уровень доходов населения значительно вырос, немецкая система социального обеспечения считалась лучшей в мире.
Самым большим немецким прорывом «Золотых двадцатых» стал невероятный по своим масштабам культурный всплеск. Ничего подобного больше нигде в Европе не происходило. Веймарский культурный прорыв во многом не уступал даже крупнейшим в мире американским достижениям того времени – в Голливуде, на Бродвее, в изобразительном искусстве и литературе. Ни один национальный кинематограф никогда даже близко не смог приблизиться к американскому, за исключением веймарского. В 20-х годах берлинский пригород Бабельсберг – немецкий Голливуд – составил своему американскому коллеге достойную конкуренцию. Еще неизвестно, чем бы их борьба за господство на мировом экране завершилась, если бы немецким кинематографом в 1933 году не занялся доктор Геббельс. Министр просвещения и пропаганды обожал кино и считал кинематографическое искусство крайне важным в своем деле, а потому первым делом захватил Бабельсберг. На том конкуренция немецкой киноиндустрии с американской и закончилась. Из Бабельсберга в Голливуд бежали все евреи, коммунисты, социалисты, либералы и многие, многие другие. Работать на Геббельса остались националисты, оппортунисты, конформисты и ленивые творцы, посчитавшие, что дома все же лучше, а Геббельс это ненадолго. Творческий потенциал Бабельсберга оказался настолько велик, что даже после того, как в 1933 году его покинуло подавляющее творческое большинство, оставшихся возможностей хватило не только Геббельсу на 12 лет, но даже ГДР еще почти на полвека после него. Во времена ГДР в Бабельсберге успешно работала киностудия ДЕФА (DEFA, Deutsche Film-Aktiengesellschaft).
Берлин второй половины 20-х годов не знал себе равных в культурном мире. Париж и Нью-Йорк во многих вопросах безнадежно отставали от немецкой столицы. Город никогда не спал, он гудел и ревел. Сексуальная революция, пришедшая в Берлине на смену революции социалистической, породила кабаре как главный театральный жанр страны. Кабаре открывались в Берлине и других крупных немецких городах сотнями. На сцене в них творилось такое, за что во времена кайзера могли арестовать не только исполнителей, но и всех присутствующих в зале. Немецкий фильм «Голубой ангел» с Марлен Дитрих в главной роли передает ту атмосферу как никакой другой. Фильм стал международной сенсацией, его с восхищением смотрели миллионы зрителей по всему миру, которые и представить себе не могли, что такие нравы где-либо возможны. Вроде бы передовые Париж и Нью-Йорк выглядели провинциальными городами по сравнению с Берлином. Немецкая столица погрузилась в такую тотальную культурно-социальную анархию, что довольно консервативные на то время Франция, Британия и США, казалось, застряли в прошлом веке. Что удивительно, в прошлом веке остались нравы не только большинства американских, французских и британских обывателей, но и обывателей немецких, живших совсем рядом с Берлином. Деревенская, в основном Восточная Пруссия, начинавшаяся в какой-то сотне километров от Берлина, к примеру, пребывала в неописуемом ужасе от столичных нравов. И она не была исключением. Провинциальные, консервативно настроенные обыватели в Германии составляли половину населения. «Красный Берлин» с его сексуальными, культурными и политическими извращениями вызывал у этих людей тотальное неприятие, просто в сытые «Золотые двадцатые» они относились ко всему этому с большим бюргерским терпением. Проблемы у берлинской и остальной веймарской богемы начались, когда бюргерское терпение вместе с «Золотыми двадцатыми» закончилось. Больше нигде в Европе не возникло столь серьезных противоречий между различными слоями общества, как в Веймарской республике. Культурная