Читать интересную книгу Загадочная подсказка - Гилберт Виктория

– Может быть. А еще, возможно, он пытается дистанцироваться, потому что на самом деле убил ее. – Поймав мой вопросительный взгляд, Ханна пожала плечами. – После вечеринки его видели у библиотеки, и как утверждает Наоми, он знает все потайные лестницы и коридоры в этом продуваемом сквозняками древнем месте.

– Он утверждает, будто оказался там, чтобы включить сигнализацию, – заметила я.

– Может и так, но утром система была выключена. Дия рассказала мне об этом вскоре после случившегося.

Я нахмурилась. Похоже, Дия поделилась информацией о выключенной сигнализации буквально с каждым.

– Уверена, полиция разберется. И ты ведь знаешь, есть и другие подозреваемые.

Ханна ахнула, ее карие глаза расширились.

– Конечно же. Я не хотела сказать, что лишь у Кэма имелся мотив. Не стоит забывать о семье Эшли.

Значит, до нее тоже дошли эти слухи. Возможно, проживая тут достаточно давно, она знала даже больше, чем открыла мне Иви. Поэтому я решила прикинуться дурочкой и собрать побольше сведений.

– О чем ты говоришь?

– О, очевидно, после случившегося Стэн и Джемма Аллен, а также их другая дочь Рена унаследуют состояние матери Стэна. Дело в том, что изначально им ничего не полагалось. Все должно было достаться Эшли. Но теперь, когда ее больше нет с нами…

Я подняла брови.

– Они получат все?

– Именно. Из-за этого то, что я видела в вечер приема, предстает в новом свете. – Ханна повесила сумку обратно на прежнее плечо.

Удивительно, разве нельзя было просто поставить ее на пол? Ханна же вцепилась в сумку так, будто в ней лежали золотые слитки, а не библиотечные книги и шарф.

– А что конкретно ты видела?

– Как я уже рассказывала полиции, на самом деле совсем недавно, потому что во всей этой суматохе забыла об этой детали, я заметила, что и Джемма, и Рена Аллен на некоторое время исчезли с вечеринки. Эшли тоже нигде не было видно. А в следующий раз, когда я увидела Джемму и Рену, они уже оделись и, как я заметила, спешили уйти.

– Они волновались? Может, выглядели расстроенными? – уточнила я.

– Совсем нет. И что еще более странно… – Ханна сделала глубокий вдох, будто ей требовалось собраться с мыслями, чтобы вспомнить. – Они будто двигались… ну, так сказать, почти механически. Словно находились в странном состоянии отрешенности, как будто пытались дистанцироваться от какой-то неприятной ситуации. В тот момент я списала все на усталость. Я и сама порядком утомилась.

– Но теперь ты считаешь, что причиной такого поведения мог быть ужас, который они испытали после убийства Эшли? Предположу, что убийство, особенно непреднамеренное, может ввергнуть человека в состояние шока.

– Не знаю. Я не видела никакой крови или чего-то такого, на обеих были длинные шерстяные пальто, которые закрывали платья, и полагаю, они вполне могли вымыть руки до того, как показаться на людях. – Ханна отвернулась, сосредоточившись на разглядывании дверей. – Как я уже сказала полиции, я не собираюсь кого-то в чем-то обвинять, просто сообщаю о том, чему стала свидетелем. – Она прижала ладонь к сумке, словно желая убедиться, что книги все еще там. – Извини, мне правда пора. Нужно заехать в библиотеку и сделать еще кое-какие намеченные на сегодня дела.

– Конечно-конечно, мне тоже пора возвращаться к работе, – кивнула я. – То есть после того, как выпью чашечку кофе.

– Было приятно снова поболтать с тобой, Джейн. – Ханна улыбнулась, а затем развернулась и зашагала к дверям.

– Хорошего дня! – крикнула я ей вслед.

Я подождала, пока она выйдет из дома, и только потом возобновила поиски кофеина. «Хотя, – подумала я, направляясь на кухню, – меня неплохо взбодрили замечания Ханны о поведении Джеммы и Рены Аллен после приема».

Глава 36

Вернувшись домой в пятницу вечером, я была готова снять обувь, надеть самую уютную пижаму и насладиться жареным рисом с креветками из заморозки.

Да, ничего изысканного, но с другой стороны, мой наряд тоже вряд ли можно было назвать достойным страниц гламурного журнала. Вот только меня это совсем не волновало. Одно из замечательных преимуществ одинокой жизни – не нужно беспокоиться о том, как я выгляжу дома.

«Точнее, мне не нужно беспокоиться о том, как, по мнению других, я должна одеваться», – напомнила я себе. Я никогда не была одержима своей внешностью, просто всегда старалась выглядеть опрятно и следила за модой настолько, чтобы не стать посмешищем. Я предпочитала комфорт последним тенденциям. Но в моей жизни было время, когда на меня давили, заставляя выглядеть определенным образом. «Так, как хотел он», – поморщившись, подумала я и налила единственный бокал вина, который позволяла себе каждый день.

Нет, я не переживала о том, что выпью лишнего, просто видела, что чрезмерное употребление алкоголя может сделать с личностью. Однажды я уже наблюдала, как пагубная привычка берет верх над человеком, которого я когда-то любила. Не самая приятная трансформация.

Проходя мимо узкого столика, который поставила за диваном, я остановилась, снова заглядевшись на таинственную женщину на фотографии, которую обнаружила на чердаке Эйркрофта и рисунке Патриции Клю. Недавно я распечатала эти два снимка с телефона и оставила их на столе как напоминание позже показать находку Винсу. Но затем обнаружила, что они с Донной на несколько дней уехали из города. Будучи приверженицей порядка, я сложила их в папку, которую оставила в единственном ящике стола.

Устроившись на диване, я приготовилась погрузиться в еще одну чужую историю. Придя домой, я положила стопку перевязанных ленточкой писем из Эйркрофта на кофейный столик, подавив желание прочитать их до окончания ужина.

Поставив бокал с вином на столик рядом с диваном, я взяла письма. Поскольку они, скорее всего, были написаны в начале 90-х, я не слишком переживала о хрупкости бумаги. В период с 1840–х по конец 1980-х годов в бумаге на основе целлюлозы содержалась кислота, способствующая быстрому ухудшению качества печатной продукции. Эта особенность крайне расстраивала библиотекарей, которые имели дело с печатными материалами, созданными в тот период, поскольку очень многие книги и другие документы часто рассыпались прямо в руках.

Откинувшись на спинку, я постучала пачкой писем по колену. Мне показалось ироничным, что Кэм родился в тысяча девятьсот восемьдесят девятом, поскольку в тот год в Соединенных Штатах также зародилось движение за изменение бумажного производства. Что интересно, в год, когда я получала степень магистра библиотечного дела, седьмого марта того же года я стояла в толпе, наблюдая за, что называется, «Днем посвящения» в Нью-Йоркской публичной библиотеке. На церемонии чествовали сорок шесть авторов и сорок издательств, подписавших соглашение под названием «Декларация о сохранении книг», после которого стали появляться типографии, использующие для производства бескислотную бумагу. В тот день многие библиотекари, включая двадцатисемилетнюю меня и группу моих друзей, недавно получивших степень в области библиотечного дела, радовались такому событию.

Конечно, мой тогда еще жених Гари назвал эту поездку в Нью-Йорк абсолютной глупостью, что должно было стать для меня первым тревожным звоночком.

«Но век живи – век учись», – сказала я себе, осторожно развязывая выцветшую голубую ленточку, связывающую письма. После разложила все на кофейном столике, надеясь, что они лежали в том порядке, в котором были получены.

К счастью, письма были расположены по датам, и первым шло послание от девяностого года, которое я прочитала на чердаке, а последнее датировано концом осени девяносто второго. «Вероятно, Патриция Клю умерла примерно в то время», – предположила я, беря в руки второе письмо, чтобы полностью прочитать его. Всего их было семь, и каждое оказалось тяжелее предыдущего. Дочитав последнее, я откинулась на спинку стула и потягивала вино, обдумывая прочитанное.

Возлюбленный Патриции Клю, который подписывался лишь «Р», в каждом послании признавался в бесконечной любви к ней, но интенсивность его призывов оставить Альберта Клю и присоединиться к нему возрастала в геометрической прогрессии от первого письма к предпоследнему. Однако тон седьмого письма изменился, страсть и отчаяние уступили смирению.