Читать интересную книгу Разлюбовь, или Злое золото неба - Андрей Зотов

Пятое. Россия. Хольский привозит из Швейцарии завещание, отдает его на расшифровку Фомичеву, которого находит ему Дантист.

Еще один вопрос на засыпку. А может, был еще один дешифровщик? Или два? Или три? Где гарантии, что над письмом работал лишь Фомичев?

Шестое. За ненадобностью «Анкерман» избавляется от Хольского. Не без моей помощи оригинал завещания оказывается у Ганса, но ненадолго: «Анкерман» забирает у него послание, а чтобы каждый сверчок знал свой шесток, расстреливает его бодигардов и слегка утюжит его самого, зажав его репродуктивные органы в двери, не исключено, что в железной.

Седьмое. После чего, погрузившись в «Хаммер», люди Маркеля выходят на финишную прямую: на трассу Москва – отель «Лукоморье».

Восьмое. Но я своим звонком в милицию спутываю их планы и на какое-то время расчищаю место и время для посадки «Валдая». Они-то думают, что там золото, и поди им теперь докажи, что никакого золота там не было и в помине.

И тут я притормозил. Ведь если принять условия игры (а они уже давно приняты), то ведь Бурко совершенно прав – в «Валдае» было кое-что посильнее золота: исполнение твоего заветного желания. Чтобы запустить программу реализации этого желания, собственно, и прилетал «Валдай». Бред, конечно, ну а что тут не бред?

Стоп, я опять отклонился от главной мысли. Тут вот в чем дело. А может быть, они знали, что там не золото, а именно то, что там и было? Все-таки Фомичев перевел текст достаточно давно, а если все-таки допустить, что на белом свете есть криптологи и помимо Александра Викентьевича, то расшифровка могла существовать уже давно…

Что-то я совсем запутался… Запутаться-то запутался, но некоторые выводы насчет амплуа отдельных действующих лиц сделать, пожалуй, могу. Дантист – это, по всей видимости, координатор или, скажем, диспетчер движухи темы «Валдая». Он здешнее щупальце «Анкермана», и, если я ошибаюсь, мне же хуже. Ганс – это его шестерка, которая хотела, было, самостоятельно урвать кусок пирога, но из этого ничего не вышло. Однако Гансу наука впрок не пошла, и он решил сделать вторую попытку. Или…

Вопрос на засыпку номер три. Дантист простил Ганса и вернул в строй или, наоборот, сказал ему: свободен! На свой страх и риск работает Ганс или по-прежнему служит Дантисту? Я думаю, что ты, Анечка, могла бы просветить меня в этом плане, или я ошибаюсь? А может быть, я в принципе ошибаюсь? – придумал тут конструкцию, которой на самом деле не существует. Запросто могу ошибаться, но все же пойду дальше.

Девятое. Пока суд да дело, Дантист отдал завещание Фомичеву и передал Фомичева мне, делая при этом совершенно незаинтересованное выражение лица – я-де, мол, в эти игры не играю. Хорошо, допустим, не играешь. Но зачем ты отдал криптолога мне? Я-то какое отношение имею к вашим раздачам?

Стоп! Как какое – самое непосредственное: ведь именно я вступил в контакт с «Валдаем», я а не «Анкерман», и если об этом знает генерал Марголин, то где гарантии, что об этом не может знать и кто-то еще? Таких гарантий нет. Может быть, поэтому так поздно и появилась расшифровка второй части завещания?

Что значит «так поздно»? Получается, что Фомичев и Дантист заодно, и расшифровка была уже раньше?..

Тут я понял, что окончательно заплутал. Нет, ни аналитика, ни детектива из меня никогда не получится. А самое главное, я никак не могу определить твое, Анечка, место в этой истории. Потом я подумал: а есть ли у тебя там какое-то сугубое место? – может быть, все очень просто: ты разлюбила меня и полюбила Дантиста, вышла за него замуж и знать не знаешь про все эти тайны мадридского двора, если они, конечно, существуют на самом деле, а не в моем воображении. Я, наверное, окончательно в себе разочаруюсь, если окажется, что в натуре ничего тут нет, кроме моих фантазий.

Ну и к чему я пришел? Да все к тому же. Или я правильно разобрал ситуацию, или в конце концов, останется только покрутить пальцем у виска на свой счет. Если Ганс забивает стрелку с Фомичевым по заданию Дантиста, то почему твой муж, Анечка, сам не хочет поговорить с криптологом, почему он самоустраняется? Если же Ганс пробивает Фомичева на свой страх и риск, то получается, что он совершенно не в курсе реального расклада вещей – что существовал «Валдай» и что поезд уже ушел. А, собственно, откуда ему это знать? Ну был у него первоисточник завещания, и не исключено, что Ганс в него даже заглядывал, ну а что он там мог прочитать? То же, что и я, – закорючки да пару чисел.

Он все еще был временно недоступен. Вот так всегда – когда тебе кто-то позарез нужен, ни за что не дозвонишься с первого раза. Я еще раз позвонил тебе. И ты ответила:

– Алло!

– Привет, лапушка! – сказал я. – Узнаешь?

– Андрюша? Нам нужно немедленно встретиться. – Судя по голосу, у тебя были проблемы.

– Я на Павелецкой, – сказал я. – А ты?

Мы встретились через час недалеко от твоего института. Выглядела ты не самым лучшим образом – как-то за один день ухитрилась похудеть, осунуться и от вчерашней шикарной спокойной Анечки и следа не осталось.

– Он меня, сволочь, обманул! – Вот твои первые слова.

– Кто? – с любезной небрежностью спросил я. – Неужели муж?

– При чем тут муж! – Ты вспыхнула. – Ганс, сволочь такая!

Мы шли по кольцу в сторону Красных Ворот. Было ветрено, ты куталась в свое черное короткое пальтецо. Я высматривал по сторонам подходящую забегаловку, чтобы не мерзнуть на улице.

– Кушать хочешь? – спросил я.

Тебе было не до еды, ты меня даже не расслышала.

– Представляешь, он позвонил и сказал, что хочет сообщить что-то важное – это уже ночью, когда ты уснул. Спросил, где я. Я и назвала гостиницу…

– Да не бери ты это в голову, – успокоил я тебя. – Ничего страшного, все обошлось… Давай-ка зайдем. – И я увлек тебя под арку, в глубине которой виднелась шикарная дверь. Это было бистро «У Якова».

– И потом я открыла номер, а их там четыре человека, Ганс меня в лифт – и в машину, а те остались…

Очень правдоподобно, если бы не снотворное в моем шампанском. Это была серьезная неувязочка под названием клофелин.

– Что это были за люди? Чего они от тебя хотели? Вот сволочь Ганс! – Ты была зла на него, как мегера, и я подумал, что Гансу не позавидуешь. Мне даже жалко его стало.

– Ошиблись просто, – сказал я. – Ладно, Аня, проехали. Что у тебя новенького?

Мы разделись и прошли в зал, а когда выбрали столик и сели, я услышал от тебя новость так новость!

– Ушла я от него, – услышал я. – Вот и все… От мужа…

Дела!.. Но это оказались еще цветочки, ягодки ожидали впереди. Комкая в пальцах салфетку, ты мне сказала такое, отчего я чуть со стула не упал, хотя был трезв, как лобовое стекло.

– Андрюша, я полюбила другого. – Вот что ты мне сказала и улыбнулась, но не мне улыбнулась, а тому, другому, которого полюбила. И сказала еще, меня добивая: – Он француз. Его имя Ксавье…

Мне вмиг стало как-то скучно и противно от жизни. Бьешься тут, бьешься с какими-то ветряными мельницами, что-то такое будто бы отвоевываешь, а оказывается, враги у тебя в тылу уже давно поставили мины. И чего мы сюда пришли?

– С тобой не соскучишься, Аня, – изо всех сил вежливо ответил я, разворачивая меню.

И тогда ты заплакала. Ты просто не могла не заплакать, а я отвернулся и стал смотреть в окно, чтобы не видеть твоих слез, потому что мне от них тоже захочется заплакать, так у нас уже было, а сейчас я этого никак допустить не мог. Уж слишком сурово все закрутилось.

Глава 29

На другой же день я снял квартиру в двух шагах от метро «Тимирязевская» и перевез туда свои вещи, а ты перевезла свои. Вот уж действительно крайности сходятся: даже самые фантастические мои планы до такого расклада не простирались. Мы снова были вместе, но нелепее такого «вместе» трудно было что-то себе вообразить. Ты ходила в институт и в бассейн, и еще куда-то, записалась на курсы французского языка, хотя и без того здорово его знала, а раз в неделю училась водить машину. Иногда ты звонила, что не придешь ночевать, а иногда не звонила, просто не приходила, и все. И я не спал полночи, прислушиваясь к шагам в подъезде, то и дело выходил на балкон покурить, мне все казалось, что с тобой может случиться беда, но, слава Богу, ничего не случалось. Да, теперь все было у нас иначе, теперь мы были не вместе. И ты ждала приезда своего Ксавье. Он иногда звонил тебе не на мобильный, а на обычный телефон, и если тебя не было дома, я читал ему по бумажке: «Энд Анна из аут», – и он обычно отвечал: «Мерси». По-русски он не говорил, а я не говорил по-французски, но мы друг друга понимали. Да и чего же тут непонятного? Мы оба тебя любили, каждый по-своему, а ты любила его. Ладно, ничего, лишь бы на этот раз у тебя все сложилось, а я потерплю. О той ночи в гостинице ты больше не сказала мне ни единого слова и как-то странно на меня смотрела при этом закусив нижнюю губку, и всякий раз я пугался этого взгляда, за которым могли последовать или слезы, или что похуже. Ну, не хочешь говорить, и не надо, носи в себе. О главном я и так догадался, а подробности мне не нужны. Тему твоего бывшего мужа мы старательно избегали, зато о Ксавье ты рассказывала много: и как познакомились на стоянке в Каси, и как ездили с ним к водопаду, и какой он весь из себя хороший, но и здесь подробности роли большой не играли. Какая, в сущности, разница, зеленые у него глаза или серые?