Совбез. Пару месяцев они будут его изучать в рабочих группах. Заседания начнутся в апреле. В мае, думаю, все закончится.
– А мнение Сербии не спросят?
– Почему? Спросят. Но слушать его никто не будет. Сербии надо просто принять реальность. Они потеряли Косово семь лет назад. В резолюции 1244 написано, что возврата к состоянию, какое было до 1999 года, не будет. Значит, Косово уже не войдет в Сербию. Косово будет независимым. У нас уже все не так, как в Сербии. Своя правовая система. Свои паспорта. Валюта – евро. Кроме независимости, нет вариантов. Нет плана Б. Можем только подождать, а потом праздновать.
Дардан Гаши всем своим видом давал понять, что знает нечто, что придает ему уверенности, а его словам – дополнительный вес.
– Многие говорили, что Косово будет независимым в июне прошлого года, – убеждал меня незадолго до этого в Белграде Ненад Попович, – потом они передвинули сроки. Сказали, в сентябре. Потом в ноябре. Но никакой независимости не было. И не будет. Поверьте мне, – улыбался высокопоставленный сербский чиновник.
Враги без границ
Из Приштины мы отправились в Грачаницу – это сербский анклав в пяти километрах от косовской столицы. Никаких заборов, стен или рвов сербских поселений от албанской части не отделяет – просто неожиданно оказывается, что надписи вдоль дороги уже на кириллице. Зато местный монастырь окружен колючей проволокой и мощной стеной. Его охраняют военнослужащие из Швеции.
Духовенство монастыря занято другими делами. Епископ косовский Артемий написал воззвание, адресованное лидерам европейских стран. Он назвал его «Протрезвись, Европа».
– У нас в сербском языке есть пословица. Не рой другому яму, сам в нее попадешь, – говорил на чистом русском епископ. Он предупреждал лидеров, что, если они предоставят Косово независимость, начнется эффект домино, и вскоре все европейские государства развалятся на кусочки.
На пороге церкви Успения Богородицы я встретил человека.
– Я поговорю с тобой, но только ты не должен писать моего имени, хорошо? – предложил он. Мне очень бы хотелось написать. Но я не буду.
– Что ты будешь делать, если Косово станет независимым?
– Останусь здесь, – с вызовом говорил мой собеседник. – Сербы пережили всех врагов. И турецкое иго, и власть коммунистов, переживем и независимость Косово. Косово – это сердце Сербии, колыбель нашей нации. Сербия не может без Косово, как сердце без тела. Но ничего, это все временно. Америка не будет сверхдержавой всегда. Ну, лет сто или двести. А потом это кончится. И тогда Косово снова вернется в Сербию.
– Как же это случится?
– Бог устроит. Единственное, что мешает нам вернуть Косово, это НАТО. Когда НАТО уйдет, снова придет сербская армия. Все просто. Албанцы не смогут воевать против нас без поддержки НАТО. Они трусы.
Мы распрощались. Рядом, на пороге православного монастыря, крестились немецкие миротворцы.
Недалеко от ворот была припаркована машина, хозяин которой деловито свинчивал номера.
– Это обычное дело, – объяснял мне советник косовского правительства Дардан Гаши, – у многих сербов, живущих в Косово, есть и местные номера, и сербские. Просто сербские власти не признают косовские номера, поэтому людям приходится регистрировать машины и там и здесь. Бывает, остановится машина прямо перед полицейским постом на границе и водитель начинает менять номера. Это незаконно, конечно. А что еще людям делать? Мы закрываем глаза на это.
Недалеко от Грачаницы находится легендарное Косово поле. Сейчас оно называется «Фуша Косова» и уже никакое не поле, а пригород Приштины. Здесь находится много торговых центров, строят коттеджные поселки. Есть несколько церквей, но они пустуют. Сербы тут не живут, а их бывшие дома стоят вдоль дорог без крыш, с пустыми глазницами окон.
А сразу за Косовым полем находится Слатина, приштинский аэродром, который стал известен в 1999 году, когда его заняли российские военные. Сейчас россиян в Слатине нет, их вывели в 2002 году, а в их казармах поселились натовцы.
– Ты знаешь, когда русские тогда высадились здесь, в Слатине, все очень радовались, – рассказывал мне житель Приштины Арменд. – Албанцы – потому что не знали, что это русские. А сербские войска как раз собирались уходить. Но появление русских вселило в них надежду. Они всю ночь праздновали, веселились, палили из пушек. В ту ночь очень много людей убили. Мне мать рассказывала. Она как раз здесь в то время была. Русские даже за пределы аэродрома не выходили – но сербы все равно радовались. Это длилось двое суток. Это были последние двое суток, когда сербская армия была в Косово – потом пришло НАТО.
Я вышел из машины, чтобы осмотреть окрестности легендарного аэропорта. Прямо на дороге за мной увязался немолодой цыган.
– Нам не нравится дом, который нам построило правительство, – стал рассказывать он, показывая на многоквартирую башню, стоящую у него за спиной. – Они нам построили его на прежнем месте, где раньше стоял наш табор. А мы не хотим – нам надо переехать на новое место. Вы ведь из гуманитарной организации?
– Нет, просто журналист. Из России.
– Из России? Все равно слушайте. Вот эта гора, она называется Слатина. Во времена Тито в этой горе была авиабаза. Стратегический объект, очень секретный. МиГи вылетали прямо из горы. Никто не знал, что там на самом деле находится. Вот и неудивительно, что русские сюда так поспешили. Им нужно было что-то забрать, чтобы это не досталось НАТО. Они вывезли, что нужно, и ушли. Я вам рассказал эту тайну, а вы помогите нам перебраться на новое место, ладно? Вы ведь из гуманитарной организации, да?
– Нет.
Цыган махнул на меня рукой и обреченно пошел прочь, назад в свою многоэтажку.
Из Слатины мы поехали обратно в Митровицу. Вдоль дороги тянулись торговые центры, автосалоны, заправки, которые перемежались брошенными пустующими домами и свежими кладбищами. Столбы по бокам пестрели забавными дорожными знаками: мыши, лягушки, акулы, змеи. Эти знаки нужны, чтобы облегчить жизнь миротворцам. В Косово они часто теряются, забывают дорогу к своим частям. Животные на знаках соответствуют размещенным здесь подразделениям и указывают им дорогу домой.
Вернувшись в сербскую часть Митровицы, я зашел в магазин. Человек десять сидели в углу, вокруг телевизора, напряженно слушая новости. Один из них, увидев меня, встал и нахмурился. Потом, неодобрительно тыча пальцем в экран, отчетливо проговорил:
– Международная задница!
– Что? – недоуменно переспросил я.
– Ме-джу-на-ро-дна зае-дни-ца, – медленно повторил он.
Я кивнул. По-сербски это «мировое сообщество».
VII. Дарфур
Поездка в Дарфур была моей последней командировкой на войну. Я уже решил, что завязываю с этой странной профессией. Военному корреспонденту трудно сохранять рассудок. Мира раскалывается на: здесь и там. Всегда кажется, что все, что ты