Читать интересную книгу Проверка на прочность - Екатерина Береславцева

А то всё Он, да Он…

Почему же я сразу всё не поняла? Права Ксюшка, маленькая я ещё. Взрослеть мне надо....

И это была последняя запись, после неё – только чистые тетрадные листки. И ещё один листок – у меня в кармашке. Сначала он лежал в альбоме Сальвадора Дали, а потом перекочевал ко мне. Видно, девочка Нина всё-таки пролистала книжку. Может быть, знакомила своего друга с творчеством любимого художника?

Я сидела, уставившись в ровные строчки, и боялась поверить сама себе и вот этому дневнику, который, видимо впопыхах, позабыли в домике бабы-Яги. Уж не знаю, как он оказался внизу, в погребе… Хотя нет, догадываюсь. Тот, кто пришёл после них, спустил всё вниз, подальше от непрошеных гостей. Может быть, тоже ознакомился с записями. И решил оставить потомкам. Хорошая девочка Нина…

А Владимир, значит, всё наврал. Какие сто пятьдесят километров, какой дремучий лес? Хотя заблудиться тут можно, ребята же заблудились, но это говорит только о том, что кто-то не умеет ориентироваться в пространстве. Или, что тоже вероятно, Тимоша специально привёл свою подругу в лесную избушку. Романтик! И он прав, Ниночка-то только тут сообразила, какую дурочку сваляла, не сразу разглядев парня. А парень, похоже, в первый же день в неё влюбился. На вырванном листке про это очень ясно написано, и как я сразу не поняла? Но я тогда ничего не знала – ни о Ниночке, ни о её жизни. А сейчас будто сроднилась. Надо же, всего с десяток исписанных листков, а человек предстаёт, будто живой, будто он вот тут рядышком со мной сидит и душу изливает. Значит, и ты, Нинуша-каркуша, лес этот видала и по траве этой ногами ступала!

А до тебя, Владимир, я ещё доберусь! Вот только выздоровей, и уж тогда попляшешь ты у меня, как уж на сковородке! Всё тебе припомню, ни о чём не забуду!

Правда, до выздоровления мы, кажется, доберёмся не скоро. Ближе к обеду состояние больного ухудшилось: заметался во сне, жаром опять полыхнул, забормотал что-то бессвязное. Про Лолу какую-то, как сильно она ему нужна и какой он молодец, что это сделал. Что «это», я начала догадываться ещё вчера. Но кто такая Лола, никак в толк взять не получалось. Ну не было женщин с таким именем в моём окружении, которая бы так страстно желала мне зла! Не было, и всё тут! Я, признаться, сначала на бывшую жену Захара грешила, но, во-первых, расстались они давно, никаких претензий друг к другу не имели, а во-вторых, звали эту мадам уж никак не Лола. От Яны до Лолы – громадная пропасть.

И только на следующий день я всё поняла. Но было уже поздно…

Глава 3

– Я не могу оставить тебя в живых, Дарья. Ты ведь сама это прекрасно понимаешь!

– Не понимаю. Может быть, объяснишь?

– Я была лучшего мнения о твоих умственных способностях!

Презрительная улыбка исказила её лицо, сделав совершенно уродливым. Она очень изменилась с тех пор, как я видела её в последний раз. Что-то отталкивающее появилось в фигуре этой, по-прежнему остающейся стройной, в посадке головы, во взгляде, которым она взирала на мир. С той минуты, как я увидела её на пороге избушки, меня не покидало ощущение, что изменения, коснувшиеся своей дланью эту красивую некогда женщину, – необратимы. И дело тут не в возрасте, увы…

– Мне жаль тебя, Лара, – внезапно вырвалось у меня. – Но я понимаю, гибель Николая непросто тебе далась…

– Непросто? – вскричала она. – Что ты понимаешь в этом, клуша домашняя? Что вообще ты понимаешь в жизни? Да ты ведь дальше своих мелких, ничтожных проблемок видеть не способна!

– Ты пришла сюда меня оскорблять? Лучше бы любовнику своему помощь оказала, пока ещё можно что-то сделать!

– Любовнику… – она метнула злой взгляд в сторону лежащего на кровати человека.

Мне всё-таки удалось его затащить наверх. Правда, состоянию больного это мало помогло – всю ночь его лихорадило, и сейчас, истощённый и еле живой, он пребывал в беспокойном, тяжёлом сне.

– Выживет.

Я поразилась равнодушию, прозвучавшему в её голосе. Не знаю, в каких именно отношениях они состояли, возможно, его бредовые высказывания касались только лично его чувств, но ведь он всё-таки человек! Живой человек! Который действовал, оказывается, по её воле и который заслужил от неё хотя бы благодарность, а не этот холодный взгляд!

– Ему нужны лекарства, возможно антибиотики…

– А ты добренькая, да? Пожалела его? Его, негодяя, который в темнице тебя запер и к женишку не пускал? А может быть, ты сама втрескалась в него? А что, такое бывает, я слышала. Жертва влюбляется в своего палача! Слушай, так, может быть, он специально телефон отключил, чтобы я вас своими звонками не доставала? Как же я сразу не догадалась! Я-то думала, случилось что-то, на помощь примчалась, а вы тут просто развлека-а-ались!

– Не меряй по себе!

– Я, между прочим, верная жена была! Да, не у всё у нас с Колей гладко было, никчёмный он, в сущности, человек был, но я его любила и жалела, если хочешь знать! Это ведь он упросил меня в эту поездку взять. Доказать хотел – и себе, и мне, – что чего-то стоит! Я-то как думала? Пусть едет, пригляжу за ним, даже лучше, что на глазах будет. Но всего лишь на миг отвлеклась, и твой женишок чёртов все планы мои порушил. Отпустил он его, видите ли, без моего разрешения! А то, что Колька год без тренировок сидел, это ничего?! Он, говорит, клялся мне, что в форме, что из спортзала часами не вылезает. Какой там спортзал, я его в последнее время даже в бассейн не отпускала, кобеля проклятого. Всю душу он мне с девками своими измотал!..

О Колькиных похождениях знала, кажется, вся Москва. Ну уж каскадёры, к которым причислял себя и сам Николай, в курсе точно были. Даже мы с Машкой, хотя в сплетни и разговоры старались не влезать. Но по нему и так было видно – статный, широкоплечий, глаз играет, копыто бьёт… Мало кто мог мимо пройти, не поддавшись обаянию этого ловеласа. А он и пользовался. Так что Ларку я понимала прекрасно, хотя её фанатичная любовь к волоките и позёру меня коробила. Ну, страдаешь ты от измен мужа, так брось его. А физическая форма у Коли была прекрасная, зря она брешет. Не в тренированности дело. Видимо, дал человек слабину, когда из тёплой базы на свободу вышел, – реальность-то жёстче оказалась,