Читать интересную книгу Гном. Трилогия - Александр Шуваев

Отыскав свою методу, позволившую, наконец, использовать численное превосходство, русские гнули эту линию с кабаньим упорством, не позволяя себе всерьез отвлечься на что‑то другое. Допустимы были варианты. На новые методы противодействия в области тактики нужно искать надлежащий ответ, и его находили. Главное оставалось неизменным. На Востоке это называют "до" или "дао". Обычный перевод этого слова, – "путь", – передает смысл понятия только приблизительно. Им надо проникнуться. Считается, что тот, кто обрел свой Путь, приобретает тем самым необычайные, немыслимые для самого себя прежнего силу и неуязвимость. Это, надо сказать, довольно близко к истине, хотя тоже должно восприниматься несколько по‑особому, на восточный манер.

Поэтому потери люфтваффе росли. Среди менее опытных летчиков убыль начала становиться критической. Когда же погибала одна из ключевых фигур, боеспособность истребительных групп падала как бы скачком. А еще – появились пугающие признаки растущего утомления лучших пилотов‑истребителей. Опытнейший Иоханн Гляйснер, имевший на счету тридцать семь побед, разбился при посадке в исключительно странной "манере": создавалось впечатление, что в этот момент он как бы спал с открытыми глазами, не воспринимая окружающего. Силы русских же, казалось, только возрастали. В круговерти боев их становилось все больше, а драка с теми, кто еще месяц тому назад был разве что старательным "кнехтом", превращалась в дело небезопасное и таящее сюрпризы. И буквально во всем, в любых действиях нынешних командиров русских чувствовалась холодная решимость – сломать. Во что бы то ни стало и любой ценой.

Жутким сюрпризом оказались нечастые, но исключительно эффективные ночные бомбежки аэродромов. На аэродроме в Анапе, попавшем под такой удар, уничтоженными и выведенными из строя оказались более семидесяти процентов истребителей. Больше всего пугало то, что вовсе непонятным осталось: а кто бомбил‑то? Ни радары, ни акустические пункты не обнаружили в окрестностях летного поля ничего подозрительного, – до той самой минуты, когда на аэродром обрушился жестокий и точно нацеленный бомбовый удар.

Больше всего это напоминало боксерский поединок, с противником, может быть, менее умелым, но обладающим чудовищной силой и железной выносливостью. После того, как он почуял едва еще заметную, но явную слабину противника. Он непременно постарается еще больше взвинтить и без того убийственный темп, его корявые удары все чаще будут достигать цели, пока один из них не вышибет из противника дух.

В данном случае, если от возвышенных метафор перейти к грубой прозе, это вполне могло случится не далее, как через три‑четыре месяца. Во время предстоящей летней компании.

– Скажите… Аверелл, может быть, хотя бы вы объясните мне, что творится в России? Только, если можно, подоходчивее, потому что я окончательно перестал что‑нибудь понимать. Я бы сказал, что кто‑то постановил считать всю прежнюю войну не имевшей места и начал партию заново, если б не был совершенно уверен, что так не бывает. Это очень плохо, господин государственный секретарь. Если чего‑то не понимает президент США, это не просто его личная глупость. Это угроза национальной безопасности. Поэтому я жду от вас не доклада. Я жду одной фразы, если хотите, афоризма, в котором, тем не менее, отражалась бы суть происходящего.

Гарриман ответствовал с лицом настолько серьезным, что на секунду могло показаться, что и правда:

– Русские, обдумав сложившуюся ситуацию на трезвую голову, постановили для самих себя впредь нацистов считать не охотниками, а только и исключительно только добычей. Пусть очень опасной, но и не более того. Таким же образом поступают пигмеи перед охотой на слонов. Очевидцы утверждают, что в таких случаях у слона просто нет шансов.

– Правда? – Президент улыбнулся весело и необыкновенно симпатично. – Это не анекдот, нет? Не знал. Признаюсь, это я виноват и вы буквально выполнили мою просьбу. Как всегда блестяще. Вы убедили меня, что небольшое количество подробностей все‑таки желательно. Главное, чтобы их было не так много, чтобы в них утонуть.

– Да, господин президент. Я сегодня же свяжусь с Гопкинсом. Приложу все усилия, чтобы он в точности понял, что именно от него требуется.

– Сделайте это. Я не сомневаюсь, что Гарри сделает именно то, что нужно… А до этого ничего? Никаких существенных фактов?

– Практически ничего. Лемей утверждает, что видел в России совершенно новый стратегический бомбардировщик.

– Вот как? – Проговорил президент даже вроде бы лениво, никак не показав своей заинтересованности. – Ну, если Кертис говорит, что бомбардировщик, то, значит, бомбардировщик. И какое впечатление?

– Несколько архаичная с виду машина с вовсе не архаичными данными. По его словам, многое выглядит так, будто конструировалось на другой планете, а не на той, на которой находятся США. Облик вызывает и неприязнь, и опаску. Как он образно выразился: "У меня шерсть поднялась на загривке…". Как кому, но лично я понял. Вообще, надо признать, у сукиного сына очень неплохо подвешен язык: он неизменно умудряется передать то, что хотел, даже если это какие‑то нюансы.

– Несомненно. А еще он весьма толковый командир. И прямо талантливый тактик. И многообещающий стратег воздушной войны. Кроме того, у него прекрасное взаимопонимание с подчиненными, а приказы его выполняются не то, что беспрекословно, а с охотой и чуть ли только не с восторгом. У него вообще только один недостаток.

– Да. Он форменный псих. Кое в каких отношениях, пожалуй, будет даже похуже Паттона. Он весьма полезен, пока идет война, но когда она кончится… Ему может захотеться еще.

– Проблемы такого рода бывают всегда. Хуже то, что они могут возникнуть после меня.

– Было бы для всех лучше, если бы подобные деятели погибали смертью храбрых где‑нибудь за день до победы.

– Аверелл… Существует уровень цинизма, вполне естественный и даже уместный в мирное время. Во время войны дело обстоит несколько по‑другому.

– Простите, господин президент.

– Кроме бомбардировщика ничего?

– Практически ничего. Разве что так называемый "обратный ленд‑лиз". Точнее, отдельные его позиции. Электромоторы малой мощности, несколько типов. Вдруг оказалось, что они как нельзя лучше подходят для механизации наших стратегических бомбардировщиков. Клеи, которыми можно склеить Манхэттонский мост. Фильтры с очень необычными, откровенно говоря, уникальными, свойствами. Самое, пожалуй, главное – жидкостные батареи очень большой мощности. Говорят, их заправляют, как обычный бензобак, а потом спокойно получают много‑много электричества. Локвуд настаивает, чтобы мы заказали такие же, только большие: говорит, что это может вдвое повысить эффективность подводных лодок… А вот самое, пожалуй, неожиданное – радиодетали. Небьющиеся радиолампы и конденсаторы особой надежности. Все, как один, отмечают исключительно высокий уровень исполнения. Очень говорят, симпатичные штучки. Рука сама так и норовит незаметно сунуть в карман…

– Сам видел?

– Не пришлось.

– Так посмотри. И знаешь что? Покажи мне. С детства питаю некоторое пристрастие именно к мелким игрушкам. У меня в детстве были два паровоза длиной в дюйм, так у них даже колеса крутились. Вот поверишь ли, я играл ими несколько лет…

Прототип VII: образца 42 года

– А чего же здесь такого неожиданного? – Удивился Берович. – Самая ожидаемая реакция. Странно было бы, не сделай они чего‑то подобного.

– И это все, что ты скажешь?

– Хозяин в курсе?

– И это все, что ты скажешь?

– Прежде всего я выясняю первоочередные обстоятельства. От того, что думает по этому поводу Хозяин, зависит все. Значит ли что‑нибудь это сообщение, или не значит ничего вообще. "Не значит" – это когда, вне зависимости от смысла сообщения, оно никак не повлияет на наши дальнейшие действия.

– Хорошо, я спрошу по‑другому: какой вариант выгоден именно нам?

– Могла бы не спрашивать. С чисто шкурных позиций для нас тем лучше, чем более сложные технические проблемы встанут перед властями. А лучший, если не единственный способ озадачить их всерьез, это отставание от внешнего врага или конкурента в перспективной военной технологии. Отставание может быть и мнимым, не важно. Когда это выяснится, будет у нас, но будет и "у них". Кто бы они ни были. Хоть что‑то. Самое смешное то, что, чем лучше для нас, тем лучше для страны. И для властей. Такой вот пердюмонокль. Заботясь о своей шкуре, мы способствуем прогрессу в СССР. Я бы посмеялся, если б было чем…

А настоящей причиной этого знаменательного разговора было то, что в командовании вермахта отыскались‑таки люди несколько менее высокомерные и более, что ли, чуткие. Которые дали себе труд обратить внимание на легкие непонятки под Демянском. По итогом негласного и осторожного следствия началась столь же осторожная и негромкая паника. Эффективное, осмысленное и последовательное применение авиации русскими, бывшее вполне‑вполне на уровне люфтваффе! – будучи широко распространено, означало, фактически, катастрофу. В этой ситуации, в качестве действия на опережение, было принято решение предельно форсировать работы по турбореактивной авиации. Несколько забегая вперед, добавим, что с началом осуществления плана "Блау", когда (и пока) он имел даже больший успех, чем рассчитывали, накал работ несколько снизился. Даже немцам не чуждо ничто человеческое. В данном случае разведка сработала достаточно эффективно, и об успехах немецких конструкторов стало известно в Москве.