Железные дороги пересекают штат по всем направлениям, проходя через богатейшие поля хлебных злаков, среди которых преобладает маис, через табачные плантации и виноградники, через зеленеющие долины и целые рощи деревьев изумительной красоты — акации, железного дерева, сахарного клена, черного тополя и платана, ствол которого имеет в окружности от тридцати до сорока футов. Его можно сравнить с гигантскими секвойями западных территорий. Нужно прибавить, скот является здесь предметом широкой торговли, мясо отправляют на заводы Чикаго, Омахи и Канзас-Сити (чем, между прочим, и объясняется значение конкурса, назначенного на тридцатое число).
Том Крабб доехал до границы штата Кентукки без приключений и без малейшего утомления. В дороге он не потерял в весе и имел прекрасный вид, и какое это будет торжество, когда он предстанет перед публикой в Спринг-Грове! На следующий день Джон Мильнер захотел пройтись по городу, но, разумеется, не в обществе своего компаньона. Уходя из гостиницы, он сказал Краббу:
— Ты ни в коем случае не должен выходить из комнаты.
Том Крабб вышел бы, если бы позволили. Но ему сказали не выходить, и он не выйдет.
— Если я долго не вернусь, — прибавил еще импресарио, — знай, что я отдал приказание и тебе не придется беспокоиться о питании.
Нет, Том Крабб не будет беспокоиться. Он будет терпеливо ждать возвращения своего тренера. Направившись к широкому креслу-качалке, он тяжело в него опустился и оцепенел в привычном бездействии.
Джон Мильнер спустился в контору гостиницы, заказал меню из самых питательных блюд, которые надлежало подать его воспитаннику, и по улицам Ковингтона направился к берегу реки Огайо. Переплыв ее на пароме и сойдя на правом берегу, он засунул руки в карманы и отправился бродить по торговому кварталу города.
Там царило значительное оживление, в чем Джон Мильнер не замедлил убедиться, пытаясь уловить несколько фраз, которыми обменивались прохожие. Он нисколько не сомневался в том, что все должны быть очень заинтересованы ожидаемым приездом второго партнера в матче Гиппербона. С этой целью импресарио переходил из одной улицы в другую, останавливаясь около оживленно разговаривавших групп перед магазинами и на площадях.
Джон Мильнер чувствовал себя весьма удовлетворенным, но ему хотелось узнать, до каких пределов дошло нетерпение общества, ожидавшего появления Тома Крабба в Цинциннати. Увидав почтенного Дика Вольгода, хозяина колбасной, в высоком цилиндре, в черном костюме и рабочем фартуке, стоявшего у дверей своей лавки, импресарио вошел в нее и спросил окорок ветчины (который он, конечно, мог всегда легко использовать). Не торгуясь, заплатил и проговорил, направляясь к дверям:
— Завтра ведь конкурс?
— Да… Интересная церемония, — ответил Дик Вольгод, — она сделает честь нашей округе.
— Будет, разумеется, большая толпа в Спринг-Грове? — спросил Джон Мильнер.
— Весь город там будет, сударь, — ответил Дик Вольгод тем вежливым тоном, каким говорит каждый серьезный колбасник с клиентом, только что купившим у него большой окорок. — Подумать только, такая выставка!
Джон Мильнер насторожился. У него положительно захватило дыхание… Как могли догадаться, что он намерен выставить Тома Крабба в Спринг-Грове? Но он только сказал:
— Значит… не боятся опозданий, которые всегда могут произойти?
— Ни в коем случае…
В лавку вошел новый покупатель, и Джон Мильнер вышел на улицу, слегка озадаченный. Он не сделал еще и ста шагов, когда на углу пятой улицы внезапно остановился, совершенно пораженный, поднял руки к небу и выронил окорок на тротуар.
Там, на стене углового дома, виднелась афиша, на которой красовались написанные большими буквами слова:
ОН ПРИЕЗЖАЕТ! ОН ПРИЕЗЖАЕТ!! ОН ПРИЕХАЛ!!!
Это переходило все границы. Как?! Пребывание Тома Крабба в Цинциннати всем известно?! И стало быть, не боятся, что чемпион Нового Света опоздает к назначенному сроку?! Безусловно, очень трудно — скажем даже, невозможно — знаменитому человеку избежать всех неудобств, связанных с его славой. Приходилось навсегда отказаться от мысли набросить на плечи Тома Крабба покрывало строгого инкогнито.
Другие афиши были еще более красноречивы и, не ограничиваясь одним извещением о его приезде, прибавляли, что он приехал из Техаса и будет фигурировать на конкурсе в Спринг-Грове.
— Нет, это уж слишком!… — вскричал Джон Мильнер. — Я ведь никому слова об этом не сказал!… Может быть, только… когда-нибудь говорил сам с собой в присутствии Крабба, и Крабб, который вообще никогда ничего не говорит, дорогой разболтал… Ничем другим объяснить это невозможно!
Придя в гостиницу ко второму завтраку, Джон Мильнер решил ничем не выказывать своего неудовольствия Тому. А на следующее утро в восемь часов оба они отправились к реке и, перейдя висячий мост, стали подниматься вверх по городским улицам.
Национальный конкурс скота происходил в его северо-западной части, в Спринг-Грове. Туда уже массами стекалась публика, которая (что не ускользнуло от Джона Мильнера) не проявляла никаких признаков волнения и беспокойства. Со всех сторон спешили веселые и шумные группы людей, любопытство которых — они это знали, — должно быть вскоре удовлетворено. Джон Мильнер начинал опасаться, что еще до появления в Спринг-Грове Том Крабб будет узнан по своему исключительному росту и дородности.
К девяти часам они дошли до Спринг-Грова. Место, где происходил конкурс, было уже битком набито зрителями. К шуму, производимому людьми, присоединялись мычание, блеяние и ворчание животных. Там были собраны великолепные представители овец и свиней самых лучших пород, а также молочных коров и быков. Более четырехсот тысяч таких экземпляров Америка ежегодно высылает в Англию. Рядом с известнейшими скотоводами восседали и «короли рогатого скота», пользующиеся почетом наряду с наиболее уважаемыми гражданами Соединенных Штатов. В центре помещалась эстрада, на которой будут выставляться конкурсанты.
В эту минуту Джону Мильнеру пришла в голову блестящая мысль растолкать толпу, устремиться к эстраде, ввести на нее своего спутника и громко крикнуть:
«Вот Том Крабб, чемпион Нового Света, второй партнер матча Гиппербона!»
Какое громадное впечатление произведет неожиданное появление героя дня на эстраде перед взволнованной публикой!
Двигая спортсмена вперед, он растолкал ряды зрителей и собрался уже вскочить на эстраду… Но места там не оказалось, оно было занято… И кем?! Свиньей, громаднейшей свиньей, колоссальным продуктом двух американских пород- «полэнтчайн» и «редджерси», трехлетней свиньей, проданной за двести пятьдесят долларов, еще когда она весила тысячу триста двадцать фунтов. Совершенно феноменальной свиньей, длиной около восьми футов, а высотой около четырех, причем окружность ее шеи равнялась шести футам, корпуса — семи с половиной, вес же ее (в данный момент) составлял тысячу девятьсот пятьдесят четыре фунта! Вот этот-то образец семейства «суилльенн» и был привезен из Техаса!… О его приезде кричали все афиши Цинциннати, и его привел на эстраду при громких рукоплесканиях счастливый владелец!