Читать интересную книгу Тонкий лед - Эльмира Нетесова

Кровь, плохо отмытая, на губе виднелась. Я все понял враз, встал на колени прощение попросить, тут же почувствовал на шее его руку. Вроде удавить вздумал, как давно мечтал. Вскочил я на ноги, старик лежит, не шевелясь, лишь в губах ухмылка заблудилась. Я со страху из хаты вылетел. За мной — мамка с бабкой, кричат на два голоса: «Куда ты, сынок? Ведь теперь самое время жить настало!» «Воротись, внучок! Беда избу покинула. Вернулся я, а они деда простыней на­крыли. Сами втроем к столу сели, беседу повели, как по-своему заживем. А когда из-за стола вышли, глядь, с головы и лица деда простынь сдернута, словно он всех нас подслушивал. Мне аж холодно сделалось. Кто и как открыл его морду, мы не видели и не слы­шали.

—   А может, он живой был? — спросил Егор.

—   Черт его знает! Но на другой день старика по­хоронили. Крест на могиле поставили, все чин-чинарем. Даже поминки сделали. Чтоб на том свете не обижался козел. Ночью я проснулся от того, что кто- то шарит по мне руками. Думал, мать проверяет, дома ли я. Ну, и говорю ей: «Ну, чего спать не даешь? Дома я, дома». И вдруг получил пощечину. По руке и силе понял, кто влепил. И только хотел обматерить покой­ного, тот положил мне ладонь на грудь и говорит: «Я ж тебя, клопа вонючего, едино не оставлю в доме своем. Изведу, как сверчка. Всю свою жизнь станешь маяться, коли продышишь мое проклятье. До самой смерти клял гада. Помни, за убийство не раз с тебя взыщется. До кончины жить станешь без радостей и отовсюду будешь гоним, никто не примет, не обо­греет тебя. А горестей сгребешь с собою в гроб пол­ную пазуху. Никто не снимет с тебя мое проклятье. Помни про то».

—   Злой старик,— сказал Егор.

—   Хуже черта! — согласился парень.

—   Что дальше с тобой было?

—   Дед слово сдержал, а может, судьба его послу­шалась. Хуже змеи в кольца крутилась, пока не обхва­тила в наручники. Из дома я ушел. Жизни вовсе не стало. Работаем в огороде, видим, изба огнем взялась. Это при том, что печка не топилась. Летом во дворе жратву варили.

—   А с чего огонь?

—   Дед озоровал. Поджег дом, чтоб меня прогнали, чтобы поняли, кому уйти надо. Ну, да и я не лаптем сделан на завалинке. Сказал матери и бабке, кто меня отсюда сживает. Бабка враз попа привела своего, де­ревенского. Тот и дом, и сарай, и скотину, и нас всех освятил водою. Ну, думали, все наладится. А ночью — гроза. Молния в избу попала. Если б не соседи, сгоре­ли б все живьем. Кое-как выскочили, скотину выгнали в огород. Ну, от дома и сарая — одни головешки. Мы все втроем перешли жить в баньку. А через неделю ночью бабка померла, не пережила беду. Остались вдвоем с матерью. Та долго не думала, продала всю ферму: огород и поля, пепелище с баней,— и отправи­лись с ней в город иную долю искать. Она малогра­мотная, я — и того хуже. Ну, да на первых порах нам везло. За вырученные от фермы деньги купили дом на окраине с огородом и садом, прямо с вещами, с мебе­лью. Там тоже старик помер, а у сына его — своя квар­тира. Дом навроде геморроя стал, ненужный вовсе, ухода и ремонта требует. Тянет деньги у семьи. Они разве лишние? Продал за гроши, чтоб избавиться от мороки. А нам в радость, хоть дух переведем. Оно и понятно, снова хозяевами стали, и дом, если честно сказать, больше. Крепче и лучше сгоревшего.

—   Чего ж тебе там не жилось? — изумился Егор.

—   Жилось! Еще как!

—   Почему воровать стал?

—   Ну, ты, пахан, даешь! У меня ж вскорости девки завелись, а они, сам понимаешь, на халяву в постель не затянешь ни одну.

—   Значит, не любили.

—  Это не про меня! Наши девки, если не любят, их ни за какие «бабки» не уломаешь.

—   Если любит, то уговоры и деньги — лишнее.

—  Оттого такие как я и появлялись на свет. Теперь можешь, не зная имени, показать ей «бабки» и «ска­фандр». Она мигом сообразит, чего хочешь, и шмыг­нет в кусты без базара. Главное, чтоб денег побольше и «калоши» имелись по размеру. Любить будет лю­бая,— рассказывал Ромка.

—   Да разве о такой любви речь?

—   А как меня сделал? Мать рассказывала.

Егору стало не по себе.

—   Вот так и стал сам подрабатывать, чтоб мамку не трясти лишний раз. Иногда ей перепадало кое-что.

—   А она не спрашивала, где взял деньги?

—  Зачем? И так понятно было. Стоило глянуть на моих друзей.

—  Ты знал, чем это кончается? — сдвинул брови Платонов.

—   Ой, пахан, не гони агитку! Я — не пацан.

—   Вот и влип на постоянку!

—   Вылезу и отсюда!

—   Как? — изумился Платонов.

—   Ну, даешь, потрох! С твоей подмогой! Или не допер? Зря что ли тебе столько трандел про себя? Или не разжалобил? Не достал до печенок своими соплями? Да над этими моими бедами даже менты рыдали! Отдавали хамовку свою. И на меня никогда базар не открывали, жалели. А тебя не проняло! Ну, и тупой...

Егор сунул сигареты в карман, пошел к двери и вдруг услышал:

—   Курево оставил бы. Ты себе купишь.

Платонов вернулся, положил сигареты перед Ром­кой и поспешил уйти без оглядки.

Егор не стал звонить Соколову. Домой ему тоже не хотелось возвращаться. Он позвонил по мобильному Марии Тарасовне, спросил, как она там. Попросив не ждать его, направился к Зое.

—   Пришел, а я уж и не ждала тебя.

—   А кого? — улыбнулся Егор.

—   Смеешься? Думаешь, не нужна никому? Зря. Мне уже предложился человек,— покраснела Зоя.

—   Тоже на ночь?

—   Нет, насовсем. Он серьезный.

—   Когда ж успела познакомиться? Где? Кто он? — засыпал вопросами женщину.

—   Мы вместе работаем, так что знакомиться не надо. Он порядочный и честный мужчина. Недавно у него беда случилась, умерла жена. Ее машина сби­ла. На месте, не мучаясь, скончалась. Теперь два месяца прошло, зовет к себе в хозяйки.

—   Домработницей? — уточнил Егор.

—   В жены! Навсегда,— Зоя довольно заулыбалась.

—   Насовсем? А как же я?

—   Зачем тебе жена? Только подруга нужна, а я для такого не гожусь. Постарела. Ждать устала. Захоте­лось постоянства, надежности, чтобы меня любили, а не только пользовались в постели. Короче, бабьего счастья хочу, пусть трудного, короткого, но моего, кото­рое не будет крадучись убегать под утро. Прячась не только от соседей, но даже от кошек. Мне нужен муж­чина, а не призрак в мундире. Вобщем, мы оба устали друг от друга. Ты приходишь, когда захочется. А поче­му я должна ждать всегда?

—   Зой, разве не ты в прошлый раз положила мне в куртку ключ от дома?

—   Я, но сколько времени прошло с того дня? Боль­ше месяца. Ты только сегодня пришел. Я ждала каж­дый час и отгорела. Пойми, я знала, что ты не любишь. Но не стоило вот так пренебрегать мною. Ведь не всех ждут. Иных, даже законных мужей, ненавидят в семь­ях. Куда там ждать? Но ты не ценил того, что имел.

—  Зоя, я рассказал о тебе на работе, своим друзь­ям, даже теще. Мы можем спокойно встречаться с то­бой, не прячась, гулять по городу, ходить в кино.

—   Гулять, дружить! Только ты, козлик, вспомни, сколько тебе лет? Всю голову сединой как метелью обнесло, а ты все еще в мальчиках прыгаешь. Я так не умею и не хочу.

—  Зоя, а если я предложу тебе руку?

Женщина сняла с талии руку Платонова.

—   Поздно, Егор! Твой поезд ушел. Сам знаешь, лю­бовь — чувство особое. На вклад не положишь, в кар­мане не сохранишь. Ты думал, что незаменим, и про­считался. Гнездо уже занято другим хозяином. Честно говоря, вас, мужиков, почаще вот так надо учить, тог­да вы больше уважали б женщин, берегли и ценили бы их.

—  Зой, я не верю!

—  А зря!

—  Ты разыгрываешь меня! Ну, признайся честно, что ты нарочно говоришь вот так, хочешь поторопить с решением. Я на все готов. Только не испытывай, не шути так горько! Мне очень нелегко и непросто в жиз­ни приходится. Не добавляй! Я пришел к тебе как к род­нику радости, а ты...

—   Егор, так получилось. Я не вру. Но больше мы не должны и не будем встречаться.

—  Зоя, ты хорошо знаешь этого нового человека?

—   Гораздо лучше, чем тебя. Мы каждый день ря­дом работаем, а скоро будем совсем вместе, до само­го конца.