Здешняя растительность такая же чахлая, как и везде на побережья моря. Заметным становится преобладание хвойных пород; на сцену всё больше и больше выступает лиственница, а дубняки отходят на задний план.
Тропа, которая до сего времени вела нас вдоль берега моря, кончилась около реки Кумуху. От мыса Олимпиады до реки Самарги, на протяжении 150 по прямой линии и 230 километров в действительности, берег горист и совершенно пустынен. Наподобие густой корковой щётки хвойный замшистый лес одевает все горы и доходит вплотную до берега моря. Эта часть пути считается очень трудной. Сюда избегают заходить даже удэхейцы. Расстояние, которое по морю на лодке можно проехать в полдня, пешком по берегу едва ли удастся пройти и в четверо суток.
За день мы прошли немного и стали биваком около реки Бабкова. Здесь можно видеть хорошо выраженные береговые террасы. Они высотой около 12 метров. Река в них промыла узкое ложе, похожее на каньон. По широкому заболоченному плато кое-где растут в одиночку белая берёза, лиственница и поросль дуба.
Лодка Хей-ба-тоу могла останавливаться только в устьях таких рек, которые не имели бара и где была хоть небольшая заводь. Река Бабкова достоинствами этими не отличалась, и потому Хей-ба-тоу прошёл её мимо с намерением остановиться около мыса Сосунова.
С утра погода была удивительно тихая. Весь день в воздухе стояла сухая мгла, которая после полудня начала быстро сгущаться. Солнце из белого стало жёлтым, потом оранжевым и, наконец, красным; в таком виде оно и скрылось за горизонтом. Я заметил, что сумерки были короткие: как-то скоро спустилась ночная тьма. Море совершенно успокоилось, нигде не было слышно ни единого всплеска. Казалось, будто оно погрузилось в сон. Часов в 10 вечера взошла луна. Она была очень больших размеров, имела странный вид и даже в полночь не утратила того красного цвета, который свойствен ей во время низкого стояния над горизонтом. Утёсы на берегу моря, лес в горах и одиноко стоящие кусты и деревья казались как бы другими — не такими, как всегда. В полночь мгла сгустилась до того, что её можно было видеть в непосредственной от себя близости, и это не был дым, потому что гарью не пахло. Вместе с тем воздух приобрёл удивительную звукопроницаемость: обыкновенный голос на дальнем расстоянии слышался как громкий и крикливый; шорох мыши в траве казался таким шумом, что невольно заставлял вздрагивать и оборачиваться. Казалось, будто мы перенеслись в другой мир, освещённый не луною, а каким-то неведомым тусклым светилом. Вслед за тем воздух наполнился какими-то звуками, похожими на раскаты грома, глухие взрывы или отдалённую пушечную пальбу залпами. Звуки эти неслись откуда-то со стороны моря. Может быть, единственный раз в жизни мы слышали подземный гул.
Явление это навеяло на всех людей страх; Дерсу говорил, что за всю свою жизнь он никогда ничего подобного не слышал.
Я счёл необходимым адресоваться к инструментам: барометр показывал 759, температура воздуха —3°С, анемометр — полный штиль. Это интересное явление продолжалось до рассвета. Когда мгла исчезла, снова подул холодный северо-западный ветер.
От реки Бабкова берег делает небольшой изгиб. Чтобы сократить путь, мы поднялись по одному из притоков реки Каменной, перевалили через горный кряж, который здесь достигает высоты 430 метров, и вышли на реку Холонку, невдалеке от её устья, где застали Хей-ба-тоу с лодкой. За штиль ночью ветер, казалось, хотел наверстать потерянное и дул теперь особенно сильно; анемометр показывал 215.
Остальную часть дня я употребил на осмотр нижней долины Холонку. Здесь мы опять видим лагуну длиной 5 и шириной 1 километр. Она отделена от моря двухъярусным валом. Около устья река Холонку непомерно широка и глубока — это наиболее глубокое место бывшей лагуны. Длина обоих валов около 500 метров; один вал сложен из крупных окатанных валунов, обросших лишайниками, что доказывает, что камни эти давно уже находятся в состоянии покоя. Вал, ближайший к морю, меньше размерами и, видимо, только недавно наметен морским прибоем. Ныне на месте лагуны образовалось мшистое болото, поросшее голубикой, багульником и морошкой.
Вечером я сделал распоряжение: на следующий день Хей-ба-тоу с лодкой должен был перейти на реку Хатоху и там опять ждать нас, а мы пойдём вверх по реке Холонку до Сихотэ-Алиня и затем по реке Нахтоху спустимся обратно к морю,
Я распорядился, чтобы с вечера люди собрали всё, что им надо, так как завтра Хей-ба-тоу хотел уйти на рассвете.
На другой день, 3 ноября, я проснулся раньше других, оделся и вышел из палатки.
Картина, которую я увидел, была необычайно красива. На востоке пылала заря. Освещённое лучами восходящего солнца море лежало неподвижно, словно расплавленный металл. От реки поднимался лёгкий туман. Испуганная моими шагами, стая уток с шумом снялась с воды и с криком полетела куда-то в сторону, за болото.
Когда солнце поднялось над горизонтом, я увидел далеко в море парус Хей-ба-тоу.
Я согрел чай и разбудил своих спутников.
Закусив поплотнее, мы собрали свои котомки и тоже отправились в путь по намеченному маршруту.
Река Холонку (по-удэхейски Халланку) называется на картах рекой Светлой. Длиной она около 90 километров, течёт в широтном направлении и начало имеет в горах Сихотэ-Алиня. Если идти вверх по реке, то в нижней половине её в последовательном порядке будут встречаться следующие притоки. С правой стороны — Хунды и Дя. Первая немного больше второй. Лососёвые рыбы поднимаются только до реки Дя, но главная масса их сворачивает на Хунды. С левой стороны Холонку принимает в себя только один приток—Тальмакси, по которому можно выйти на реку Пия, впадающую в море на 20 километров выше мыса Плитняк. В долине реки Холонку раньше были хорошие леса, но теперь они все уничтожены пожарами. Лес сохранился одинокими островками только в верхнем течении.
В этот день мы вышли сравнительно поздно, потому и прошли немного. С первых же шагов Дерсу определил, что река Холонку не жилая, что туземцы заглядывают сюда редко и что года два назад здесь соболевали корейцы.
Перед сумерками Дерсу ходил на охоту. Назад он вернулся с пустыми руками. Повесив ружьё на сучок дерева, он сел к огню и заявил, что нашёл что-то в лесу, но забыл, как этот предмет называется по-русски.
Так как он долго не мог найти его, то я стал задавать ему наводящие вопросы. Вдруг Дерсу спохватился,
— Дуба сынка! — воскликнул он простодушно и вслед за тем подал мне обыкновенный жёлудь.
Потом он сообщил мне, что нашёл его на сопке с левой стороны реки, хотя вблизи самого дерева нигде не было видно. Очевидно, этот жёлудь занесла сюда какая-нибудь птица или мелкое животное вроде белки или бурундука.
С каждым днём становилось всё холоднее и холоднее. Средняя суточная температура понизилась до 6,3° С, и дни заметно сократились. На ночь для защиты от ветра нужно было забираться в самую чащу леса. Для того чтобы заготовить дрова, приходилось рано становиться на биваки. Поэтому за день удавалось пройти мало и на маршрут, который летом можно было сделать в сутки, теперь приходилось тратить времени вдвое больше.
Утром 4 ноября мы все проснулись от холода. Термометр показывал — 11° С при сильном ветре.
Погревшись у огня, мы напились горячего чая и тронулись в путь.
Всё время начиная от самого моря, по сторонам, в горах, тянулись сплошные гари.
Впереди и слева от нас высилась Плоская гора высотой 600 метров, которую местные жители называют Кямо. С горного хребта, в состав которого она входит, берут начало три притока Холонку: Пуйму, Сололи и Дагды — единственное место в бассейне Холонку, где ещё встречаются изюбры и кабаны. Подъём на лодке возможен только до реки Сололи.
Около устья Пуйму мы нашли развалившуюся корейскую зверовую фанзу и около неё старую дощатую лодку. Это показало, что наблюдения Дерсу были правильны.
Выбрав место для ночёвки, я приказал Захарову и Аринину ставить палатку, а сам с Дерсу пошёл на охоту. Здесь по обоим берегам реки кое-где узкой полосой ещё сохранился живой лес, состоящий из осины, ольхи, кедра, тальника, берёзы, клёна и лиственницы. Мы шли и тихонько разговаривали, он—впереди, а я — несколько сзади. Вдруг Дерсу сделал мне знак, чтобы я остановился. Я думал сначала, что он прислушивается, но скоро увидел другое: он поднимался на носки, наклонялся в стороны и усиленно нюхал воздух.