— Вы нам тут сказки рассказывали, мой славный друг, — сказал он ему, — и тем самым вы заслуживаете потерять благорасположение моего господина и повелителя. Этого не может быть, чтобы у вашей Мерседес была вещь, о которой вы говорили, или тогда…
Маркиз прервал его, не желая, чтобы обвинение было произнесено в присутствии мальчика.
— И давно, мой мальчик, — сказал он ему, — как у твоей матери есть этот кинжал?
Мальчик прожил некоторое время с цыганами и знал, что такое воровство. Он был одарен к тому же необычайной проницательностью. Он понял подозрения, которые он навлек на свою приемную мать, и он готов был скорее ослушаться, но снять эти подозрения с матери, доказав ее невиновность.
— Да, — сказал он, — довольно давно.
И поскольку он произнес это уверенно и даже с гордостью, маркиз и Адамас почувствовали, что они смогут его разговорить.
— Так значит господин де Виллареаль дал его ей? — спросил Адамас.
— О, нет, он оставил его…
— Где? — спросил маркиз. — Ну же, надо сказать, или я не стану больше верить вам, малыш. Где он его оставил?
— В сердце моего отца! — ответил Марио, лицо которого выражало чрезвычайное волнение.
У него было желание излиться, эта тайна давила его, он сказал первое слово, он не мог больше молчать.
— Адамас, — сказал маркиз, охваченный внезапным волнением, — закрой дверь, а ты, малыш, иди сюда и рассказывай. Ты среди друзей, ничего не бойся, мы тебя защитим, мы добьемся для тебя справедливости. Расскажи нам все, что ты знаешь о своей семье.
— Хорошо, — сказал мальчик, — если вы меня любите, нужно покарать господина де Виллареаля, потому что это он убил моего отца.
— Убил?
— Да, Мерседес это видела!
— Когда это случилось?
— В день, когда я появился на свет, в день, когда умерла моя мать.
— И почему он убил его?
— Чтобы иметь много денег и драгоценностей, которые были у отца.
— Вор и убийца! — воскликнул маркиз, глядя на Адамаса. — Знатный человек! Друг Гийома д'Арса! Разве в это можно поверить?
— Месье, — сказал Адамас, — дети сочиняют много сказок, и я думаю, что вот этот насмехается над нами.
Краска залила лицо Марио.
— Я никогда не вру! — сказал он с умилительной энергией. — Господин Анжорран всегда говорил: «Вот этот ребенок совсем не лгун». Моя Мерседес всегда говорила мне, что никогда не нужно врать, а лучше молчать, когда не хочешь отвечать. Поскольку вы заставили меня говорить, я говорю, что это правда.
— Он прав, — воскликнул маркиз, — и я отлично вижу, что благородной кровью заполнено сердце этого красивого мальчугана! Говори же, я тебе верю. Скажи, как звали твоего отца?
— Ах, вот этого я не знаю.
— Честью клянетесь, дружок?
— По правде, — ответил мальчик, — мою мать звали Марией, вот и все, что я знаю, и вот поэтому господин Анжорран дал мне при крещении имя Марио.
— Но Мерседес сказала, я это отлично помню, — заметил Адамас, — что эта дама передала кюре обручальное кольцо, она говорила также о печати.
— Да, — сказал Марио, — печать принадлежит моему отцу, внизу там был герб, но у нас ее украли не так давно. Что же касается кольца, то никогда господин Анжорран, ни моя Мерседес, которая все-таки очень ловкая, ни я, никто не мог открыть его. Однако внутри него что-то есть. Моя мать, которая умерла, ни произнеся ни слова, кроме имени, полученного при крещении, Мария, сделала знак кюре открыть ее кольцо. У нее не было сил этого сделать, но и он не сумел этого!
— Пойди, принеси его, — сказал маркиз, — и мы, возможно, сможем!
— О, нет! — воскликнул Марио испуганно. — Моя Мерседес не захочет, и если она узнает, что я рассказал, она будет очень огорчена.
— Но все же, почему она прячет от нас то, что могло бы помочь тебе найти семью?
— Потому что она думает, что вы послушаете испанца, и что он убьет ее, если поймет, что она его узнала.
— А он что, до сих пор не признал ее?
— Он не видел ее, поскольку она пряталась!
— И она встречала его где-нибудь после этого гадкого дела?
— Нет, никогда.
— И спустя десять лет она уверена, что узнала его? Что-то сомнительно…
— Она говорит, что уверена в этом, что он почти не постарел, что он всегда одевался в черное, и его старый слуга, она уверена, что он тот же самый. О, она их хорошо рассмотрела! Когда три дня назад мы повстречали их около другого замка, который недалеко отсюда…
— Ах, да! Ну же, — сказал маркиз, — расскажите, как она его встретила.
— Он был с красивым и добрым молодым вельможей, которого позже, я слышал, вы звали Гийомом, говоря о нем. Он дал тогда много монет цыганам, с которыми мы были. А испанец разозлился и хотел меня ударить. Мерседес сказала мне:
— Это он! Послушай! Это он! А другой — его старый слуга, я тоже его узнала!
И она побежала за ними, чтобы видеть до тех пор, пока господин Гийом не сказал нам, что это ему неприятно. Тогда Мерседес спросила его имя и имя его друга с тем, сказала она, чтобы молиться за них. Но господин Гийом не обратил на нас внимания, и цыгане пошли своей дорогой в другую сторону. Тогда Мерседес дала им уйти и сказала мне: «Мы повстречали убийцу твоего отца, я утверждаю это. Нужно узнать их имена». Тогда мы вернулись назад, мы просили милостыню в замке Ла-Мотт, и поскольку на нас не обращали внимания. Мерседес сказала мне, чтобы я слушал, что говорят слуги и крестьяне, и так мы узнали, что испанец будет жить у маркиза, поскольку маркиз послал за его каретой и приказал приготовить иностранцу комнату для почетных гостей.
А потом мы разговаривали с одной пастушкой в поле. Ома нам сказала: маркиз хороший человек, вы можете пойти туда переночевать, к вам хорошо отнесутся, вон там его замок. И тогда мы тут же отправились сюда и со вчерашнего утра мы снова видели убийцу, двух убийц! А я видел буквы на пистолетах и на большой шпаге, которые держал слуга, и я тогда сказал Мерседес: покажи мне гадкий нож, которым был убит мой бедный отец, мне кажется, что там те же буквы, которые я видел.
— И ты в этом уверен? — спросил маркиз.
— Да, уверен, да вы и сами увидите, если Мерседес захочет показать вам.
— А где она теперь?
— Она с господином Жовленом, которого она очень любит, потому что он бросился за мной в воду.
— Совершенно необходимо, чтобы Жовлен вытянул из нее ее секрет, — сказал маркиз Адамасу, — пойди за ним, чтобы я с ним поговорил.
Адамас вышел и вернулся сказать, что Жовлен сейчас придет.
— Он о чем-то очень оживленно беседовал с мавританкой; она говорила по-арабски, он записывал все, что она говорила, делая много жестов, которые она, казалось, понимала. Он сделал мне знак, что не может прерваться, — добавил Адамас, — я думаю, месье, что ему была доверена правда за доброту и убежденность, не будем его беспокоить. Он писал быстро, но она не очень хорошо читает даже на своем языке, и это удивительно видеть, как глазами и руками он заставляет понять себя. Потерпите, месье, мы что-нибудь будем знать.