Читать интересную книгу Часовой механизм любви - Алла Полянская

Егор и не пытался. Ему некому было это объяснять, он лишь радовался, что форум – только его, и мать туда не доберется. И теперь он пытается объяснить это женщине, с которой хочет построить отношения, но слов не находит.

– Ладно, Егор, проехали. – Инна поднялась. – Пойду спать, завтра на работу, а я не люблю клевать носом. Парнишка этот забавный, очень умный. Своеобразный, конечно. Могу себе представить, какой фурор он произвел в нашем гадюшнике.

– Рубахина ко мне приходила по его поводу.

Егор вспомнил свое ощущение, когда он понял, что его больше не напрягают неприятные разговоры, он не избегает конфликтной ситуации, не прячется, а Рубахина была уверена, что сейчас наедет на него, и он примется оправдываться.

– Судя по отчету твоего аналитика, Рубахиной сейчас очень несладко приходится. – Инна потянулась за халатом. – Ты сказал ей, что отчет пришел?

– Нет. Я никому, кроме вас, не говорил пока.

– И Маслову?

– Завтра скажу, Ин. Ты понимаешь, что-то здесь не так. Есть кто-то еще, кроме этих баб и Бирюкова. Не спорю, организовано все разумно. Я знаю, как это сделали: на производстве изначально списали на брак, усушку и усадку большее количество материала, из него произвели товар, на складе его не учли – думаю, старший кладовщик тоже в курсе, но делалось это непосредственно с подачи начальника цеха Бирюкова. Который сегодня, кстати, внезапно захворал, а я хотел с ним побеседовать приватно. Что ж, побеседую завтра. Ну а дальше просто. Клиент делает заказ, ему говорят: есть товар на тридцать процентов дешевле, например, – но без документов, накладная останется у экспедитора. Товар точно такой же, то есть качество, упаковка – идентичны, просто он без документов. Ну, и кто будет сомневаться? Конечно, его с руками оторвут. У торговца есть документы на аналогичный товар, кто докажет, что у него в магазине не тот товар, что в накладных на отгрузку значится? Ну вот. А доставка за счет фирмы – логист прокладывает маршрут с учетом отгрузки клиенту левого товара. И поймать логиста можно, только если точно знаешь, что искать. Доставка тоже за счет фирмы, то есть никакого убытка, сплошной профит. Деньги привозит экспедитор и сдает главбуху, у нас ведь много товара отгружается за наличку. Экспедитор понятия не имеет ни о чем, он деньги взял, накладную клиент подписал и ему отдал, и он сдает все это бухгалтеру, а она уже отбирает, где настоящие накладные, а где липовые. И деньги забирает, что за левый товар заплачены. Такая вот цепочка, трюк старый как мир, но обнаружить его очень сложно. Ольга Витковская как раз это и умеет делать лучше всего. И я думаю – а мне-то что теперь с этим делать? Ведь вот что получается, Инуль: не Рубахина пыталась нас убить сегодня, и не Ираида. И уж точно не Бирюков. Есть кто-то еще, но кто?

– Выясним рано или поздно. – Инна поднялась и завязала пояс халата. – Одна голова – хорошо, а четыре – Змей Горыныч. Разберемся. Но Маслову сказать придется.

– Это я и сам знаю. Завтра с ним поговорю.

– Только неофициально. – Инна снова села на кровать и задумчиво посмотрела на Егора. – У вас сохранились дружеские отношения?

– Думаю, да. По крайней мере, пока я не стал здесь работать, они были. Пусть не дружеские, но приятельские. Это как раз случай ситуативной дружбы – мы с ним одного возраста, жили в одном подъезде, учились в одном классе, потом пересеклись в одном институте, но на разных специальностях. Что-то нас объединяет, конечно – общие воспоминания… У него мама – удивительная женщина! Ты даже не представляешь, как я ему завидовал в детстве!

– Она была ему просто мама, да?

– Именно. – Егор вздохнул. – Любила его, и это было очень заметно в том, как она смотрела на него, как говорила с ним, и даже когда сердилась – все равно любила. Готовила ему всякие вкусности, водила его всюду, вообще любила с ним время проводить, и он любил быть с ней, совсем не стеснялся ходить вместе в кино, например. А у нас дома было как в морге.

– Странно это…

– Странно. Мне кажется, я родителям мешал просто своим присутствием. У Сереги и тети Вали была одна комнатка, и то мы там кавардак устраивали, котенка притащили, тетя Валя повздыхала и позволила оставить. Он был как бы наш общий, но больше, конечно, Серегин – потому что жил в его доме, и я очень хотел, чтобы Серегин дом был и моим тоже, а тетя Валя – моей мамой. Хотя я все понимал. У меня была своя комната, отдельная – но мне не разрешали никого приводить, о котенке или щенке речи не шло вообще, куда там! Это при гостях родители меня Егоркой называли и по голове гладили, а когда гости уходили… В общем, сколько себя помню, я всегда боялся – дома вздрагивал от каждого звука, ходил по квартире, если в туалет, то почти на цыпочках, и только если отца или матери в гостиной не было. А уж на кухню, в холодильник заглянуть – ты что! Позовут, поставят тарелку с едой, ешь. Серега свою мать то одно, то другое приготовить просил, и она готовила, а я даже вкуса еды не помню, что у нас дома подавалось не помню, хоть убей.

– И не надо. – Инна погладила его щеку. – Перестань это вспоминать, Егор. Ты взрослый мужик, у тебя своя жизнь. Ты построил ее сам, стал специалистом в своем деле. А еще ты очень неплохо трахаешься. Так что забей и ложись-ка спать, господин директор. Завтра день не легче сегодняшнего, голова должна соображать.

– Ин…

– Что, малыш?

– Как ты это… поняла, что надо идти на лестницу?

– Не знаю. – Она снова прилегла рядом с ним, и он обнял ее. – У меня бывает иногда такое чувство… не могу объяснить, никогда не могла подобрать слов, чтобы описать… ощущение, что вот этого делать не надо. Не просто – не надо, а НЕ НАДО!!! И все, я слушаюсь, и оказывается, правильно слушаюсь. Интуиция? Вряд ли для интуиции все-таки нужны хоть какие-то факты, а тут на ровном месте совершенно. Вот стояли мы сегодня у лифта, он поднимался, я думала, что пора домой, там Патрик и вообще, а потом в какой-то момент появилось это ощущение. И я поняла, что нам лучше не садиться в лифт, а надо спуститься по лестнице. Никакой угрозы, ничего – просто наитие. Где оно было, это наитие, когда мои на море собирались… Но сегодня, видишь, сработало. Все, Егор, я спать, ночь уже совсем.

Она чмокнула его в нос, встала и вышла, Егор услышал шуршание лап Патрика – кот пошел вслед за ней. Егор лежал, глядя в темноту, и думал о том, что, пожалуй, никогда не был так счастлив, как сейчас. А еще он никогда не советовался о своих делах ни с кем. С Полиной было бесполезно, ему и в голову не приходило, с Серегой пересекались в последние годы редко – он весь ушел в построение бизнеса и звонил Егору больше для того, чтобы услышать его мнение по тому или иному вопросу. И то, что сейчас, как ни в чем не бывало, он обсуждает с Инной свои дела, для него абсолютно новый опыт. И он очень счастлив. Несмотря на все странности, которые творятся вокруг него, несмотря на то, что сегодня он вообще мог погибнуть – если бы не удивительное «наитие» Инны.

Егор представил, как бы это было. Ему вспомнились слова Инны, поразившие его своим бездушием – о том, что каждый хоть раз представлял себе, что будет, когда он умрет, и Егор тоже сейчас представил. Конечно, родителям это было бы безразлично. Хотя его похороны могли стать для них очередной площадкой для дефиле перед знакомыми, а мать была бы в центре внимания, элегантно подносила бы к глазам вышитый платочек, думая о том, достаточно ли дорого смотрится шляпа. Отцу, пожалуй, было бы просто все равно.

А вот Стая горевала бы – и по нему, и по Лунатику. На форуме создали бы тему, люди заходили бы туда, и многих бы это тронуло, как тронуло Егора, когда внезапно умер один из их юзеров, Берт. У него в папке личных сообщений сохранилось несколько писем от Берта – чисто деловых, Егор консультировал его по некоторым вопросам. Но когда вдруг в старых темах встречались сообщения, написанные Бертом, Егору казалось, что он до сих пор на форуме – вот его шутки, вот он с кем-то ссорится, вот же он, здесь. На форуме он остался навсегда – его сущность, которую, возможно, и не знали люди, хоронившие его в реале. Они не знали Берта так, как знал Егор и остальные форумные обитатели.

Так было бы и с ним, и с Лунатиком – они бы просто остались на форуме навсегда. Это, наверное, и есть бессмертие.

Но он жив, и только что в его постели была женщина, чьи волосы пахнут тонкими духами, а кожа, белая и шелковистая, сводит его с ума. И эта женщина есть у него, и он сделает все, чтобы она осталась с ним навсегда. Он готов разделить свою жизнь с ней, вот только готова ли она? Ладно, потом разберемся…

А Сереге завтра придется все рассказать. Даже если Сорокин доложил ему – он просто не знает всей картины. У Рубахиной есть еще ночь, чтобы принять какое-то решение. У Ираиды тоже. Егор поежился – не хотел бы он быть в шкуре этих двух, потому что любое их решение не изменит того, что должно произойти: неминуемого разоблачения. Идеального преступления не получилось, деньги всегда оставляют след.