власть
Dīnen. Слишком быстро они исчезают.
Я тяжело сглотнула.
– А Двенадцатый Дом?
– Мы не ходим на Naventis, потому что Lūsh’vēr и Dh’irath убьют нас.
– Но ты же был там.
Он широко улыбнулся, сверкнув острыми клыками.
– Да, у меня был отличный план. Я предупредил их и исчез, и никто не смог меня найти. Они искали и искали, а я смеялся.
Его радость была заразительна, и я улыбнулась в ответ. Не осознавая, что делаю, я наклонилась ближе – наклонилась к нему, прижавшись к его груди. Сомкнула пальцы у него на затылке.
Он сжал рукой подол моего свитера и подтянул мои бедра к своему животу.
Я вздрогнула и пришла в себя. Дыхание у меня перехватило, сердце пустилось вскачь. Окаменев от внезапного внутреннего смятения, я заставила себя вдохнуть, и в нос проник запах его кожи с ноткой пекана. Когда я наклонилась к Зуиласу, то почувствовала тепло его тела – крепкого и сильного, – и мне не хотелось убирать руки с его затылка.
Но, собравшись с духом, я все же сделала это и отошла. Зуилас легко выпустил мой свитер из рук, даже не попытавшись потянуть меня назад, хотя и смотрел на меня тревожными глазами.
Удивленная, что он не воспользовался возможностью удержать меня и заставить смущаться, – а это было его любимым занятием, – я тихонько присела на кровать рядом с ним, оставив между нами достаточно места, чтобы усадить кого-нибудь еще.
– Мне хочется рассказать что-нибудь о себе, – объявила я, заставив мысли принять нужное направление. – Но я не знаю что. Что ты хочешь узнать?
– Почему твое…
– Кроме этого, – быстро ответила я, выразительно посмотрев на него.
Он раздраженно фыркнул, затем откинул голову назад, задумчиво глядя в потолок.
– Расскажи мне о своей матери.
– О моей маме? Ты ничего не хочешь знать обо мне?
– Нас создают наши мамы. Узнать о ней значит узнать тебя.
Внутри у меня все странно затрепетало. Такой простой подход. Но, прозвучав из уст демона, он показался удивительно глубоким. Интересно, как бы он отнесся к уроку философии.
– Моя мама… – меня захлестнули воспоминания, и я попыталась вынырнуть из волны скорби. – Она была оптимисткой, в отличие от меня. Никогда не грустила, всегда улыбалась. Она занималась восстановлением старинных книг и гримуаров, и ей это нравилось. Она говорила, что люди вкладывают в книги свою душу и что, восстанавливая страницы, переплеты и обложки книг, она возрождает и человеческие души.
В замешательстве Зуилас нахмурился.
– Мама просто любила так говорить, – пояснила я, чтобы он не разорвал все книги в поисках скрытых душ. – Она имела в виду, что книги могут быть очень ценными для людей.
– Книги бесполезны. Почему же они ценные?
– Некоторые книги полезны, например гримуары, – я закрыла глаза, и передо мной поплыли воспоминания о ее лице. – Она бы ответила тебе, что предметы могут быть частью человека и их утрата может быть сравнима с потерей руки или ноги, например.
Он опять с сомнением нахмурился, и я рассмеялась.
– Ты бы ей понравился, Зуилас. Я это точно знаю. Ей бы захотелось узнать, что ты думаешь обо всем – от книг, которые, по нашему мнению, хранят душу, до прочих глупостей, которые совершают люди.
– А ты?
– Что я?
– Ты хочешь знать, что я думаю?
Я открыла рот, затем закрыла его, беззвучно выдохнув.
– Конечно, хочу. Если бы я могла, я бы расспрашивала тебя днем и ночью, но ты же всегда жалуешься и говоришь, что я слишком шумная, – я провела ладонью по щеке, вытирая слезы. – Моя мама приставала бы к тебе, пока ты не рассказал бы ей все, и никакое твое ворчание не спасло бы тебя. Она была смелее меня.
Я почувствовала легкое прикосновение чуть ниже глаза и вздрогнула. Зуилас вытер мою слезу.
– Тебе больно, vayanin? – спросил он, мягко, неуверенно.
У меня так сильно перехватило дыхание, что стало больно.
– Я так скучаю по ней. Каждый день думаю, как было бы хорошо, если бы она была жива. По папе я тоже скучаю, но мама… она всегда была рядом со мной. Столько всего произошло, и я хочу… Просто хочу поговорить с ней еще раз, чтобы она сказала мне, что делать. С тех пор как она умерла, я чувствую себя такой… такой потерянной.
Из груди у меня вырвался всхлип, и я отвернулась от Зуиласа. Вытерев слезы, я как могла собралась с духом. Когда я снова повернулась к нему, он смотрел на меня с загадочным выражением лица, а между темными бровями виднелась маленькая, почти невидимая морщинка.
– А ты? – я шмыгнула носом, жалея, что у меня нет салфетки. – Твоя мама? Ты знал ее?
– Я знал ее.
Это меня удивило. О женщинах-демоницах у меня сложилось другое впечатление: они не являлись воплощением материнской любви.
– Какой она была?
– Молодой и zh’ūltis.
Я моргнула.
Он откинулся назад, подложив руку под голову.
– Ни одна женщина не выберет Vh’alyir, если она может вырастить детей Dh’irath или Ash’amadē, или Gh’ēlēis. Женщины хотят, чтобы их дети были сильными, а не слабыми и маленькими, – он усмехнулся про себя, затем покачал головой. – Моя мать была молода и мало знала, но была ловкой и обучила меня лучше, чем учили других демонов. Благодаря ей я до сих пор жив.
Сложив руки на коленях, я про себя поблагодарила мать Зуиласа за то, что она так хорошо обучила его навыкам выживания.
– А твой отец?
– Самцы приходят за своими детенышами, когда к ним взывает их магия. Они забирают их в земли самцов, чтобы научить сражаться.
– Земли самцов? – перебила я. – Ты хочешь сказать, что самцы и самки живут отдельно?
– Самки живут группами, – кивнул он. – И самцы к этим местам не приближаются, иначе самки убьют их.
– Как же тогда… – щеки у меня вспыхнули. – Как происходит спаривание?
– Самец приходит к месту, где живут самки, с дарами. Обычно еда, na? Это очень опасно. Он приносит дары до тех пор, пока самка не выберет его или не попытается убить.
Это звучало пугающе.
– Значит, твой отец приехал, чтобы забрать тебя?
– Var. Я пошел с ним, и мы путешествовали по местам, в которых не было ничего, кроме песка, вдали от других демонов, где он мог научить меня всему, что знал, – как сражаться, как побеждать. Это заняло много лет. Мне были известны только самые простые vīsh, как поражать противника когтями и как прятаться в Ahlēvīsh.
Я не успела его спросить, что это, как он продолжил.
– Он научил меня одной вещи – dh’ērrenith, – затем он сделал zh’ūltis ошибку и умер.
– Умер? Как?
– Дикий зверь из моего мира… животное, – он