Читать интересную книгу Учебник рисования, том. 2 - М.К.Кантор

VII

Собеседник Сони Татарниковой отстаивал сходную позицию - он тоже видел себя как свидетеля неправедного мира.

- Я скажу тебе, - продолжал другой мальчик, - почему в Древнем Риме преследовали христиан. Они всем этим сенаторам и патрициям - были как укор, как лишний свидетель.

Соня прожила под одной крышей с профессором Татарниковым слишком долго, чтобы не знать простых вещей - Сергей Ильич за рюмкой водки не раз обсуждал римскую историю.

- Между прочим, - сказала Соня, - готы, которые Рим разрушили, как раз и были христианами. Ты до этого места еще книжку не дочитал? - и другой мальчик покраснел. И, поставив собеседника на место, Соня словно взяла реванш у той стриженой красавицы. Полюбуйся, словно сказала она ей, не только обои менять умею - я про древнюю историю все знаю. Жалко, эта дамочка не видит, подумала Соня, любопытно бы у нее спросить про Древний Рим. В следующий раз именно так и надо поступить. Она мне про обои, а я о чем-нибудь историческом спрошу. Вы, кажется, в газете работаете? Наверное, знаете много. Никогда не интересовались… и Соня задумалась: что бы такое у дамочки спросить, чтобы сбить спесь?

С перекрестка просигналил автомобиль, это шофер Кротова, которого заботливый Дмитрий прислал встретить Соню, давал знать, где он остановился. Соня обратила внимание, что на этот раз автомобиль был личный - светлый «мерседес»; служебная машина у Кротова, разумеется, была черной. Автомобиль погудел раз, потом другой, потом шофер опустил стекло, выглянул, помахал фуражкой.

- Сливки общества, - желчно произнес другой мальчик, глядя на автомобиль, - как говорят американцы, cream of society. Самый сладкий крем общества. А самый сладкий крем собирается в Кремле, поэтому он так и называется - Кремль, - и мальчик засмеялся шутке и забыл о своей ошибке в истории. - Кремовый автомобиль не за тобой приехал? Знаешь этого цуката в фуражке?

Соня ответила не сразу, подумала. Но все-таки ответила отрицательно.

- Мало ли кому он сигналит, - сказала Соня. - Теперь у многих машины.

- И личные шоферы у многих, - сказал другой мальчик.

- Если хочешь знать, это действительно так.

Они прошли еще немного, а машина медленно ехала за ними, деликатно притормаживая, если они останавливались.

- Видишь, следят, - сказал другой мальчик, - не отстают.

- Тебе везде опасность мерещится. Я думаю, все остальное обойдется так же, как с этим автомобилем.

- Ты что имеешь в виду? Судьбу России?

- Нет, твою работу и все эти страхи.

- Из газеты меня скоро выгонят. Баринов раз в месяц одного сотрудника выгоняет, чтобы другие лучше трудились.

- Я могу устроить так, что с Бариновым поговорят. У меня есть знакомые, - сказала Соня, - которые могли бы на него повлиять.

- Снимут телефонную трубку - и посоветуют? Скажут: есть мнение - не надо обижать Колобашкина. Или пришлют кремовое авто с шофером. А шофер передаст письмо в кремовом конверте.

- Примерно так. Может быть, тебе стоит сменить отдел, - Соня научилась видеть вещи реально, решать конкретные проблемы быстро, - иди в отдел светской хроники. Там надо писать про богачей, но с юмором. Вот ты и будешь их вышучивать.

- Нет, спасибо. Я про них даже думать не хочу.

- Россию продали, да?

- Продали.

- Тогда попробуй про искусство писать. Художники чем плохи?

- Не хочу я про них писать. Они богатым бассейны расписывают, а обычную публику дразнят. Штаны снимут и голым задом крутят.

- А ты бы хотел, чтобы бедным бассейны расписывали?

- Нет у бедных бассейнов, вот беда. Расписывать нечего. Нет, в отдел культуры я тоже не пойду.

- Тогда уйди из газеты. Знаешь, ты мог бы работать в предвыборном штабе какого-нибудь политика. Найдем партию, чтобы она о простых людях заботилась - демократическую партию, либеральную. Программа хорошая, я думаю, тебя раздражать не будет.

- А я думал, они только богатым хотят жизнь наладить.

- Что ты. Они всем хотят хорошо сделать.

- Стать агентом по связям с общественностью?

- Разве плохая работа?

- Не выйдет у меня ничего. Я насмотрелся на этих агентов по связям с общественностью - интервью у них брал. Проходимцы и сволочи. Зарплата одного агента в сто раз больше, чем у ста бабок, которым он рассказывает про равенство. Они устраивают деловые завтраки с банкирами, а на обед у них постное меню, потому что летят в провинцию - работать с избирателями. Зато уж за ужином они берут свое: идут в ресторан с иностранными инвесторами стерлядь кушать.

- И это тебе не по душе.

- Не по душе.

- И ничего другого найти тоже не можешь.

- Нет ничего другого.

- Вижу, - сказала Соня весело, - не удалась у тебя жизнь.

- Бывает лучше.

- И тебе все время очень обидно, да?

- Иногда очень.

- А скажи мне, - спросила Соня с обычной своей улыбкой, крупнозубой, задорной, - скажи - почему ты все время жалуешься? Если ухаживаешь за девушкой, постарайся показать, какой ты сильный и смелый, чтобы ее заинтересовать.

- Не надо, - сказал другой мальчик, - мной интересоваться.

- Я думала, - сказала Соня, - что, когда любишь человека, хочешь быть ему интересен.

- А я тебя не люблю, Соня, - неожиданно сказал другой мальчик, он сам удивился, как это сказалось, он не собирался так говорить, - я совсем не люблю тебя. Я смотрю на тебя, как ты глазами двигаешь и улыбаешься, и мне теперь - все равно. Это раньше мне хотелось что-нибудь такое сделать, чтобы ты улыбнулась, и я опять увидел, какая у тебя ямка на правой щеке. А теперь мне не нужно. Я даже и стыжусь того, что тебе в любви объяснялся, я бы хотел, чтобы того дня и не было вовсе. Я сказал однажды, что тебя люблю, а ты мне не ответила, засмеялась. Помнишь? Ты уверена была, что я всегда буду под рукой. А я и был всегда под рукой - как песик дворовый. Его погладят, ему и счастье. Его прогонят, он понимает, что заслужил. Его в дом не берут, а колбасные обрезки в газетку завернут и кинут песику - если, конечно, настроение, подходящее для благодеяний. Ты со мной погулять сходишь, послушаешь, как я на жизнь жалуюсь - и пойдешь к тем, с кем интереснее, кому жаловаться не на что. Ты теперь ходишь к этому дядьке, Кротову, я знаю. Думаешь, я не знаю? Журналисты все знают, у них работа такая. Кротов, это с плешью такой дяденька, правда? Губки бантиком и лысина розовая. Он в большом сером доме живет, над прудом, мне говорили. Его с охраной возят, в машине с мигалкой, потому что он прогрессивный политик. Он министром будет. Он к нам в газету наезжает, к Баринову - большую политику обсуждать. Он же вор, Соня, как все они - такой же вор. Ну, что ж, тебе как раз такой и нужен, Соня. Ты не обижайся, я тебя обидеть не хочу. Зачем тебе на меня обижаться? Кто я такой? У меня и родственников интересных нет, и знакомых богатых нет. И мать у меня необразованная. Ты без меня обойдешься, Соня. Но знаешь, и я без тебя обойдусь. Я любить тебя больше не стану, Соня. Я тебе вот что скажу, Соня. Я вам всем всегда буду - враг. Я вам всегда буду чужой. И я хочу быть вам чужим, я ни за что не стану таким, как вы. Я - другой. Я всегда останусь другой. И вам всегда, всегда, всегда будет страшно оттого, что я есть. Вы будете жить в своем богатом доме, и ездить на кремовых машинах с мигалками, и ходить в дорогие рестораны, и смотреть альбомы с фотографиями родни - а счастливы вы не будете. Вы будете всегда знать, что я смотрю на вас со стороны - и презираю вас, и вам никогда не будет спокойно.

- Ты не имеешь права так со мной говорить, - ответила Соня ровным голосом; порода отца сказалась в ней - она не выказала волнения, только оскалила крупные зубы и сверкнула черными глазами, как Тофик Левкоев, когда случалось ему отдавать какое-либо строгое распоряжение, - я тебе повода не давала. С чего это ты, друг милый, вообразил, что я тебе подотчетна? Если на что надеялся, так это твоя проблема - а я здесь ни при чем.

- Нет, - отчаянно крикнул другой мальчик, - нет, я поверил тебе! Я надеялся на тебя! И ты знала это! Мы вместе росли, одной жизнью жили, а потом ты меня предала - а себе сказала, что тебе просто повезло. Думаешь, тебе есть прощение? Теперь иди прочь, иди к ним! Вас все примут, везде будете ко двору, но ты знай, что мне - мне ты не нужна. Я для вас - ничто, меня в расчет не берут, мое мнение для твоих ворюг немного стоит, но ты всегда будешь знать, что мне, именно мне - ты не нужна.

- Ты сам, ты сам к нам придешь, сам просить будешь! - она повернулась и побежала прочь, к машине, а шофер распахнул ей дверцу.

- Ведь добра ему хотела, помочь хотела, - и Соня откинулась на кремовое сиденье, и машина тронулась рывком, как любил Кротов, с места беря разбег. - Заботилась о нем, - и вдруг голос сорвался, взвизгнул, и Соня заплакала. Шофер увидел в зеркало, как скорчилась она на сиденье, и услышал жалкий, тонкий, долгий вой.

27

До того как приступить к работе над картиной, художник должен проделать работу над собой. Иконописцы постились и шли к исповеди перед тем, как взяться за кисть. Они надевали чистые рубахи, словно сама техника живописи не грязна.